Акын по имени Надежда
Алма-атинские острословы выдали как-то экспромт: «Ни с того и ни с чего, /
Все поём до одного. / Если песню ты загнул – / Значит, жив в тебе Джамбул!»
Живого Джамбула я, конечно, не видела – он скончался в 1945 году, почти в
сто лет, за два года до моего рождения: не дождался меня! Но тень его бродила
по нашему городу, имя было всегда на слуху, окружённое легендами, притчами,
шутками. например, фонтанчик у его памятника на улице Джамбула в Алма-Ате
шутники прозвали: «струя Джамбула».
Я бывала в его ауле под Алма-Атой, в его доме, где теперь музей. Познакоми-
лась с акыном Надеждой Лушниковой. она русская. один из её предков занимался
когда-то в Азии чайной торговлей. в раннем детстве Надя оказалась среди казахов.
окончила казахскую школу, где училась вместе с будущим президентом Казахстана Назарбаевым (он прекрасно читал стихи и пел), потом – казахское отделение
филфака ЖенПи. Пишет стихи по-казахски и даже побеждает в айтысах, считая
своим учителем Джамбула и его последователя, акына Умбеталы.
Вспоминает:
«Я маленькая девочка была, когда бабушка меня повела к Джамбулу. Я зашла
в юрту. Он сидел на белой постели, в белом одеянии, с белой бородкой, красивый
такой дед. И были там яблоки, первый раз я такие увидела яблоки, от которых
шёл удивительный аромат по всей юрте. Жамбыл взял одно и подал мне. А шли
мы километров десять туда, так пить хотелось. Помню, с какой жадностью,
причмокивая, я ела это яблоко… У казахов яблоко – символ рождения. Там зёрна,
сок, аромат, радость для души человеческой. Я думаю, этим жестом Жамбыл
меня благословил. У меня стихи есть такие, что с яблоком он как бы передал
мне наследие дедов и отцов… А любимый ученик его, которого Жамбыл на-
зывал «Кара-Жорга» – «Чёрный иноходец», акын Умбеталы на моей свадьбе с
Турлыбеком Нурбековым совершал обряд «беташар» – открывал мне лицо перед
аульчанами. Умбеталы был замечательным импровизатором… Я создала музей
Умбеталы. При музее работает акынская школа, и у меня там есть ученики,
которые могут петь по полмесяца, не повторяя ни единого слова…»
И ещё об одной встрече рассказала Надя – с космонавтом Талгатом Мусабаевым,
который ещё и земляк её: они из одного аула. так вот, Талгат, который сорок два
часа работал в открытом космосе, сказал Наде, одетой в строгий чёрный костюм:
«знаете, а космос чёрный… чернее вашего костюма. Это сплошная темень.
а Земля наша, как Божий глаз – голубая, магическая…»
Я переводила стихи Нади Лушниковой, что, конечно, выглядит странно, как
и переводы стихов Олжаса Сулейменова на казахский язык. он «открыл» новый
народ: тюркославяне, к коему, видимо, относит и себя, ведь он по крови тюрок, а
по культуре – славянин, и этим «открытием» попытался объяснить и оправдать,
быть может, перед казахами своё русскоязычное перо. Надя Лушникова, если при-
держиваться его теории, тоже тюркославянка, только наоборот: русская по крови,
воспринявшая тюркскую культуру. вот отрывок из её стихотворения об айтысе,
где она, русская девушка-айтыг, вызывает на поединок молодого соперника:
«Эй, выходи с домброю! Дышат полынью луга. / Славною выйдет сегодня
песенная байга! / Если меня ты обгонишь, лучший скакун молодой, / Я подарю
тебе перстень, перстень отдам золотой!»
Но нет молодых. Нет сильных. Нет достойных. только ветхий старец, про-
славленный в песенных состязаниях, мукаш Байботыров из Жетысу остался, но
и он молчит.
«Тихо. Толпа онемела, вся ожиданьем полна, / И на Мукаша-акына смотрит
с надеждой она. / Под девяносто акыну, знает седой ветеран, / Знает, куда
страшнее самых смертельных ран, / Если на вызов тотчас же не отзовётся
акын, / Коли словесную жажду не утолит он один…»
Надежду расстроил выбор толпы. не стерпела. Обиделась:
«Кто-то решил, Надежда русскою рождена, / Так что она и старцем будет
посрамлена?»
Прославленный акын усмехнулся, упрекнул джигитов, что струсили перед
надеждой, а её похвалил за смелость и, поцеловав домбру, лукаво заметил: «ты
невестка молодая, да благословит тебя всевышний! да хранит он тебя, чтоб не при-
стало к тебе ничего! чтоб ты ничего такого не подхватила!» – и расправил крылья,
и вступил в песенное единоборство, глаза его засверкали молодым огнём. Неважно,
кто победил: молодость или старость. Это было захватывающее зрелище!
Айтыс – замечательное изобретение кочевых казахов. нынешние сочинители
рэпа с их батлами – бледное подобие акынов. айтыс требует молниеносной реакции,
виртуозного владения словом, версификаторским даром, чувством юмора, бесстра-
шием перед правдой, сильным голосом и выносливостью: мастера айтысов поют
порою по нескольку часов, не уступая первенства – и всё стихами, сочинёнными
тут же. самые талантливые айтыги остались в памяти поколений – наравне с про-
славленными в битвах батырами. И это ещё раз подтверждает моё убеждение, что
казахи – народ-поэт, что великая степь стоит не на трёх китах или трёх черепахах,
а на песнях, и мы с Надеждой Лушниковой родились в правильном месте!
Надя рассказала мне мистическую историю. Висит у них в доме на стене ста-
ринная домбра. иногда домбра начинает играть сама по себе. Дочь Нади, Алёна,
смеялась над этим: мол, ветер беспокоит струны или просто слуховые галлюци-
нации: не может деревяшка сама играть. а надя одёргивала неразумную дочь:
«нельзя смеяться над домброй! Это священный инструмент – в нём есть душа».
Но дочь не слушала – смеялась. И досмеялась! Доила она корову, и тут укусил её
клещ. Парализовало девушку. и услышала она домбру, которая играла сама собой,
откликаясь весенней грозе – молнии ударяли по струнам, и заплакала девушка, и
стала поэтом. красавица-казашка по отцу, стихи пишет по-русски, прикованная
к инвалидному креслу. всё смешалось в доме Нурбековых-Лушниковой – и всё
выстроилось благодаря любви, о которой говорит Алёна:
«Не просите у Бога денег – / Попросите любви. / Любовь с вами вечно будет –
/ В горе, радости и ненастье. / Бог поможет и не осудит – / Он прощает нам,
людям, счастье…».
А домбра на стене всё играет…
