Статья Бориса Глушкина “Так продолжаются стихи” об Александре Лебедеве.

В рядах сражающихся поэты шли на бой, не надеясь на бессмертье и на посмертное признание, для них важно было иное. Они защищали Родину. Талантливые молодые поэты Михаил Кульчицкий, Павел Коган, Николай Майоров, Георгий Суворов… Они ушли «не долюбив, не докурив последней папиросы». Строку их оборвала пуля.

Горько осознавать эти потери. Хотя и прошло со времени их гибели более шести десятков лет, но рана не заживает. И в то же время наполняется сердце гордостью за тех, кто всей своей жизнью заслужил бессмертие.

Строки одного из последних стихов Алексея Лебедева пронзают сердце, в них он, как бы предчувствуя свою гибель, писал:

Но если пенные объятья
Нас захлестнут в урочный час,
И ты в конверте за печатью
Получишь весточку о нас, –
Не плачь, мы жили жизнью смелой,
Умели храбро умирать.
Ты на штабной бумаге белой
Qб этом можешь прочитать.
Переживи внезапный холод,
Полгода замуж не спеши,
А я останусь вечно молод
Там, в тайниках твоей души.
И если сын родится вскоре,
Eмy одна стезя и цель,
Ему одна дорога – море,
Моя могила и купель.

 

Его талант высоко ценили известные поэты. Николай Тихонов писал о нем: «Он любил море. Он ушел от нас в море, и море не возвратило его. Нам осталась только память о нем, память о талантливом поэте, сказавшем только первое свое слово, память о верном товарище и прекрасном бойце, преданном сыне Родины. Он ушел от нас слишком молодым, и от этого наша печаль еще глубже, наша горечь еще сильнее… Он выполнил свой долг поэта, моряка-подводника, патриота. И море было с ним в последний час…»

Впервые я услышал об Алексее Лебедеве от Елены Вечтомовой – ленинградской поэтессы, вдовы погибшего поэта-моряка Юрия Инге, которая вела занятия литературного объединения в кораблестроительном институте. Я тогда писал стихи и был старостой этого студенческого кружка молодых поэтов. Она прочла нам стихотворение «На стрельбах» о морском коте, и нас так заворожил ритм этого стиха, что мы на следующее занятие, не сговариваясь, принесли нечто свое подобное, но ничто, сочиненное нами, не смогло сравниться с произведением мастера:

Жил на линкоре рыжий кот,
Заносчивый, как дьявол,
Но службу знал на полный ход –
Не зря он с нами плавал.Зрачки покашивая вбок,
Кот шествовал повсюду,
И уверял команду кок,
Что весит он полпуда.

Как штурман знает берега,
Заливы, мели, мысы,
Так кот знал личного врага,
Враг назывался – крысы…

 

В, казалось бы, шутливом стихотворении поэт сумел достичь краткой и зримой образности. Алексей Лебедев постоянно печатал свои стихи на страницах газеты «Красный Балтийский флот» (ныне «Страж Балтики»). Газета эта была старейшей среди подобных ей, основанная в 1919 году при содействии Максима Горького, она сразу же стала местом притяжения литераторов. Здесь была создана первая флотская литературная студия. Здесь печатали свои произведения такие известные писатели как Борис Лавренев и Сергей Колбасьев, Всеволод Вишневский и Леонид Соболев, много было и поэтов и среди них такие мастера стиха, как Юрий Инге, Николай Браун и Михаил Дудин. Алексей Лебедев не затерялся среди них. Каждая его публикация становилась событием в поэтической среде.

После войны его поэтическую эстафету принял другой флотский поэт Всеволод Азаров. Участник ленинградской блокады, прошедший дорогами войны до Восточной Пруссии, где в рядах морской пехоты штурмовал укрепления на косе на подступах к Пиллау (ныне Балтийск), поэт часто приезжал в этот город, где издавалась газета «Страж Балтики», и вел семинары с молодыми флотскими поэтами. Он руководил литературным объединением «Путь на моря» – название дано по строчке стихов Алексея Лебедева. Всеволод Борисович боготворил Лебедева, часто вспоминал о своих встречах с легендарным поэтом. Глаза Азарова, скрытые за толстыми линзами очков, загорались, он вставал, поднимал голову – и звучали чеканные неповторимые лебедевские строки:

Превыше мелочных забот,
Над горестями небольшими
Встает немеркнущее имя,
В котором жизнь и сердце – флот…

 

Азарова познакомил с Лебедевым в редакции флотской газеты Борис Лавренев. Азаров вспоминал, что увидел широкоплечего загорелого моряка в форме курсанта Высшего военно-морского училища. В руке у Лебедева была трубка – подарок Лавренева, с трубкой молодой поэт не расставался, хотел быть похожим на бывалого моряка. Стихи приносил в редакцию на небольших листках. Листки были плотно исписаны стремительным угловатым почерком, где буквы «т», написанные как латинские, возвышались над другими и были похожи на мачты каравелл. Азаров и Лебедев потом вместе занимались в литературном объединении, которое вел поэт Александр Гитович.

Азарова и Лебедева объединяла фанатическая любовь к морю, этой любовью и жили строки их стихов. В шестидесятые годы в Балтийске служило на кораблях множество молодых лейтенантов, влюбленных во флот и в поэзию. Было время стиха. На поэтические вечера трудно было попасть. Дни поэзии устраивались даже на боевых кораблях. При сегодняшнем спаде интереса к поэзии все это трудно даже представить. Но тогда Балтийск был поистине поэтической «Меккой». Многие из молодых поэтов тех лет стали профессионалами. Все они – и Вячеслав Лукашевич, и Игорь Пантюхов, и Марк Кабаков, и Никита Суслович, и Анатолий Краснов и многие другие считают, перефразируя Достоевского, что вышли они из флотской шинели, и что учились писать у Алексея Лебедева и Всеволода Азарова.

Талант и Лебедева, и Азарова возрос на надежном фундаменте ленинградской культуры. Здесь, в Северной Пальмире, сам воздух, казалось, был насыщен блоковским стихом. Алексей Лебедев мог сверять свои стихи с ритмами Анны Ахматовой и со стихами очень близкого к нему по стилистике Николая Гумилева. Его сверстниками были будущие известные поэты и прозаики ленинградской школы. В своих воспоминаниях Вера Кетлинская пишет о знакомстве с Лебедевым: «Были с Олей (Бергольц) на даче у Бориса Лавренева. Прекрасно отдохнули. Встретили там начинающего поэта-мариниста военного моряка Алексея Лебедева. До чего ж он был красив, стройный и толково стихи читал.… Глядя на его румянец, улыбку, так и хотелось проглотить его, как сдобную булочку…» Ветеран ленинградской поэзии Всеволод Рождественский вспоминал, что даже с первого взгляда поэт поражал своей надежностью, выправкой и статью. А когда читал стихи, то завораживал их чеканным ритмом. Литературовед Вадим Ружина вспоминает, что Алексей Лебедев читал свои стихи, нажимая на букву «р», раскатисто, как-то при обсуждении стихов стали молодого поэта язвительно критиковать. Лебедев спокойно выслушал нападки, раскурил свою неизменную трубку и сказал: «Ну что ж.… Пусть напишет лучше меня другой Лебедев, Лебедев-Кумач!» Это было не зазнайство. Алексей Лебедев просто знал себе цену. Пустые комплименты он тоже не любил. К творчеству относился очень серьезно…

Как возрос его талант? Откуда такая любовь к морю? Все истоки – в детстве, все мы родом из детства. А оно было у Алексея Лебедева вдали от морей. Родился он 1 августа 1912 года в древнем городе Суздале. Там, а затем в городах Шауляе и Костроме, куда переезжала семья в связи с новыми служебными назначениями отца, который был опытным юристом, прошло детство. В 1927 году Лебедевы переехали в Иваново, где Алексей Лебедев продолжил свою учебу в средней школе.

Мама его – Людмила Владимировна была учительницей. Она знала и любила литературу, особой ее страстью была поэзия. Эту страсть она и передала сыну. Он рано начал писать стихи и сразу и твердо решил стать моряком. Тому содействовала не только поэзия, но и Александр Грин – самый поэтичный прозаик и романтик. А кроме Грина любил Алексей перечитывать и Джека Лондона, и Жюль Верна, и Киплинга. Восторгался судьбой великих путешественников Колумба и Миклухо-Маклая. И очень любил Алексей исторические романы. Также Людмила Владимировна сумела привить сыну тягу к иностранным языкам. Она в совершенстве знала французский, преподавала не только русскую литературу, но и немецкий, и английский языки. Алексей изучил английский. Мог читать Шекспира в подлиннике.

Любовь к истории привил отец Алексей Алексеевич – высокообразованный человек, выпускник юридического факультета Дерптского университета.

Но не был будущий поэт этаким тихоней и книгочеем. Случалось и в ледяной волжской воде искупаться в апреле, и на ботике с баржей столкнуться – все к воде манило будущего моряка. В школе все к Алексею тянулись, друзей у него было много.

В семье одноклассницы Алексея Надежды Зотовой до сих пор бережно хранят небольшой альбом, куда накануне окончания школы каждый из ребят записывал свои пожелания. В нем есть и стихи пятнадцатилетнего Алексея. Они наполнены юношеским задором и оптимизмом.

Но жизнь не очень баловала Лебедевых, надо было искать заработок. В семье было четверо детей: кроме Алексея еще его сестры Елена и Ирина и брат Юрий. После окончания девятого класса Алексей работал подручным слесаря, а затем покинул отчий дом и почти два года – с февраля 1930 по декабрь 1931 – вначале юнгой, а потом матросом второго класса ходил на торговом судне «Колыма», портом приписки которого был Архангельск. За это время он побывал во многих северных портах страны и даже в одном заграничном – норвежском Гоммерфесте. Но родители очень хотели, чтобы сын учился. Алексей расстался с морем и вернулся в Иваново, где стал работать на стройке и одновременно учиться в Ивановском техникуме.

В техникуме Алексей прославился как удачливый спортсмен. Он был непобедим на боксерском ринге, хорошо ходил на лыжах, был заядлым шахматистом. Ему даже поручили руководить спортивной секцией. Казалось бы, какой смысл такому энергичному спортивному парню сидеть вечерами над тетрадкой и заполнять ее стихами. Но все более и более стихи заполняли все его свободное время. Поэтическим дебютом стало стихотворение «Прыжок», опубликованное в Ивановском журнале «Звено» в 1933 году. В этом же году Алексея Лебедева по комсомольской путевке направили на Балтийский флот. Поэт покинул свой любимый город, которому посвятил при расставании такие строки:

…Мне, может быть, было жалко
Оставить тебя, товарищ,
Суровый рабочий город,
Взрастивший меня – бойца.
Но силу твоей закалки,
Клянусь, не ослабила ярость,
Зеленых морских бурунов,
Тяжелых, как глыба свинца.

 

Алексей Лебедев был направлен в электроминную школу Балтийского флота. Поступавший вместе с ним его товарищ Владимир Безигов вспоминает, что на медосмотре старый врач сказал о Лебедеве: впервые вижу такую фигуру. Были у Лебедева широкие плечи и узкая талия, и рельефные мышцы. Безигов хорошо рисовал, сохранился его рисунок, где изображен Лебедев, стоящий на рундуке в позе античной статуи, чем-то напоминающий Геракла. Лебедев над этим рисунком написал:

И если даже жизнь иссякла,
Я все равно пройду в века,
«Могучей статуей Геракла»
На пьедестале рундука.

 

Начал службу он в Кронштадте, был зачислен в школу радистов, затем был направлен в Ораниенбаум в радиоотряд. Живет сегодня в Калининграде майор в отставке Григорий Иванович Удотов, ему довелось в свое время служить вместе с Лебедевым в радиоотряде. Удотов вспоминает об Алексее Лебедеве: «Это был стройный красивый человек. Моряк-спортсмен. Образование имел солидное городское, был начитан, эрудирован. Своими познаниями не кичился, объяснял все тактично. Очень был скромный и по-настоящему любил флот, морскую форму, традиции. Хорошо знал историю русского флота. Легко было смотреть, как он готовился к своим дежурствам. Все на нем было отглажено, начищено, на рукаве повязка «рцы», на шее блестящая боцманская дудка, выбрит тщательно, улыбка красивая. Ну, просто образец для плаката «Балтийский моряк».

О том, какое значение для поэта было заложено во флотской форме, как он любовно относился к ней, можно прочесть в его стихах:

Сокровища тепла тая,
Уходит с нами в путь
Тельняшка полосатая,
Охватывая грудь.Что сырость нам постылая?
Живем с погодой в лад,
Имея друга милого
По имени бушлат…

 

Григорий Удотов служил вместе с Лебедевым в 1935 году. Радиоотряд располагался за городом, на возвышенной опушке соснового леса в большом двухэтажном деревянном здании – бывшей даче купца Шитова, поставщика вин императорского двора. Береговой отряд имел три радиопеленгаторных пункта, были развернуты радиовахты. Надо было принимать «на слух» азбуку Морзе, причем английские и немецкие тексты. Удотов вспоминает, что Алексей Лебедев более четырех месяцев ходил на подвахты, проявлял усердие и настойчивость, но вести перехват в эфире и передачи с нужной скоростью не мог. Очень переживал свои неудачи. Ему поручили строевую часть. Удотов вспоминает, что, выполнив свои обязанности, Алексей часто заходил на радиовахту, включал параллельно наушники, записывал радиообмен. «Помню, – пишет Удотов – Лебедев вместе со мной несколько раз записывал радиообмен учебного немецкого крейсера «Эмден». Леша знал немецкий язык лучше меня, очень был возмущен тем, как возвеличивают немцы своего фюрера, высказал предположение, что «Эмден» вступает в радиосвязь с Килем из различных точек океана для выявления наиболее проходимых по слышимости частот… Это потом подтвердилось, когда началась война…»

В конце 1935 года заканчивалась срочная служба Алексея Лебедева, он принял твердое решение остаться на флоте, начал готовиться к экзаменам в Высшее Военно-Морское училище имени Фрунзе. Экзамены он сдал успешно и стал курсантом. Годы учебы стали для Лебедева самыми плодотворными и яркими. Он легко вошел в круг ленинградских молодых поэтов. Его стихи появляются на страницах газет, а в 1939 году выходит в свет первый сборник его стихов «Кронштадт». Успех был ошеломляющий. От стихов молодого поэта исходили почти мускульная сила и упругость. Молодого курсанта по одной этой книге принимают в Союз писателей – событие для тех лет необычайное. Поэт окрылен, он на вершине творческого подъема. Он влюблен. Ее он называет Мари, она его именует «Кубиком». Его письма полны лиризма и самоиронии: «…апрель. Прошел ладожский лед, дует теплый ветер, и перед тем как ложиться спать, я высовываю голову в окно, смотрю на звезды, дышу воздухом, идущим с моря, и совсем нецеломудренно завидую парочкам, уже договаривающимся о старых, как звезда, делах на невысокой набережной… Я в Петрарки гожусь лишь в малой степени, а на военных кораблях, как известно Вам, даже кошек не бывает, а лишь коты…» Не все было безоблачно в его судьбе. Ему пришлось перенести тяжелый удар. Был арестован отец и бесследно исчез в кровавом водовороте ГУЛАГа. Алексей Лебедев подал рапорт и ждал исключения из училища. Но начальник училища сказал: «Продолжайте и дальше учиться так же, как учились…»

Во время войны с Финляндией Лебедев был направлен штурманом-стажером на боевой эсминец. Из боевого похода он вернулся с циклом новых стихов. Уже известный поэт, у него к тому времени вышла вторая книга стихов «Лирика моря», он не хотел расставаться с флотом. На вопрос: «Хочет ли он сделать поэзию своей профессией?» он ответил: «Нет, я штурман. Это дело моей жизни. В тот день, когда я перестану быть моряком, я перестану писать стихи». Его пленяло море, он готовился защищать это море:

Шли месяцы, двигались годы,
И вот привело нас туда,
Где плещут соленые воды
И светит над морем звезда.
Где жизнь, осененная флагом,
Где ветер поет о боях,
Где мужество, труд и отвага –
Основа всего бытия.И сердце колотится чаще,
И медная блещет заря
В суровых, холодных, гремящих,
Великих военных морях.
И ветром и горькою солью
В груди пропитались сердца, –
Уже командирскою волей
Становится воля бойца.

 

В нем бил мощный гейзер внутренней энергии, его хватало на все. Весельчак, боксер, не знавший поражений, отменный плясун, желанный гость во всех компаниях, он умел уйти в себя, сосредоточиться, ночами просиживая над заветными тетрадями стихов. Стихи были его дневником. Пусть сегодня многое в его мыслях кажется наивным, но он ни на йоту не сфальшивил. В этих стихах было полно света, в них отбивало свой ритм задорное матросское «яблочко»:

Прозвенела сталь подлодки
Тоненькую жалобу,
Краснофлотские подметки
Целовали палубу…Но баян в руках умелых
Развернулся в ширину.
Кверху «яблочко» взлетело
И не падало в волну…

 

Был он не только поэтом и веселым собеседником, умел он впитывать в себя многочисленные знания, хорошо знал историю, особенно историю флота. Занимательно рассказывал о прошлых походах и путешествиях, о боевых сражениях. Одним из самых любимых его героев был адмирал Нахимов, ему он посвятил проникновенные строки стихотворения «Смерть Нахимова»:

За окном тяжелый грохот боя,
Жмутся к стеклам ветви тополей.
Флагмана зовут в поход с собою
Тени белокрылых кораблей.Слышит он призывный голос меди,
Видит в море выходящий флот.
Умирает флагман и к победе
Русские суда не поведет.

Пробивает кровь бинты тугие,
Врач подносит терпкое питье.
Видит флагман горькую Россию
И матросов – сыновей ее…

 

Он, как и все поэты его поколения, предчувствовал наступление военной грозы. Никого не мог обмануть «мирный» пакт с фашистской Германией. Юноши его поколения грезили небом Испании и перечитывали стихи испанских поэтов. Они готовили себя к решительным боям. Алексей Лебедев писал:

Трудом и боем, проверяя душу,
Не отступив, пройди моря и сушу
И уцелей в горниле грозном их,
Чтобы себя и мужество решений
Проверить сталью и огнем сражений
И в этом право на строку и стих…

 

И вот настало время испытаний, и на поверку все вышло не совсем так, как они представляли, и хотя флот с честью встретил врага, но первые потери были слишком тяжелы. В августе 1941 года корабли Балтийского флота совершили героический и в то же время трагический прорыв из Таллинна в Кронштадт. Исчез в морской пучине корабль «Вольдемарос», на котором располагалась большая часть редакции любимой газеты Алексея Лебедева «Красный Балтийский флот». В числе погибших был один из очень талантливых флотских поэтов Юрий Инге. Очевидцы рассказывали, что он бросился в воду, не выпуская из рук винтовки и не сняв противогаз. Погиб молодой поэт – матрос Василий Скрылев. Все это были близкие Лебедеву люди. Он рвался отомстить врагу за гибель товарищей.

С первых дней войны Алексей Лебедев получает назначение штурманом на подводную лодку «Л-2». Командовавший флотом адмирал Трибуц в своей книге «Подводники Балтики атакуют» писал о поэте-моряке: «Не могу назвать себя знатоком или даже просто любителем поэзии. Но произведения Алексея Лебедева меня волновали, и я подумал, нельзя бы как-нибудь поберечь поэта? И все-таки я понял, что оскорблю молодого лейтенанта, если не подпишу приказ о его назначении штурманом подводного минзага».

Эта лодка-минзаг, куда Лебедев получил назначение, должна была поставить мины в районе Данцигской бухты, из Кронштадта она выходила в составе конвоя, следовавшего на полуостров Ханко, где стойко держали оборону краснофлотцы. Перед этим роковым походом писатель Александр Крон, в то время редактировавший газету подводников, встретился с Алексеем Лебедевым. Они были дружны, газета печатала регулярно стихи поэта. При встрече Лебедев читал Крону новые свои произведения, читал из записной книжки, с которой не расставался. Крон хотел просить Лебедева оставить эту записную книжку на берегу, но не решился. Потом сожалел об этом. Стихи не сохранились. Остались у матери последние письма поэта. Любовь к матери Алексей пронес через всю свою короткую жизнь, ей он посвятил целый ряд стихотворений, в последний год его жизни озарила его и другая любовь, как видно из писем он успел расписаться со своей возлюбленной Алевтиной, но где в блокадном городе затерялись ее следы, осталось не узнанном до сих пор. Поэзия и любовь не отделимы. И слиты в понятии поэта с родной землей. И поэт готов до последней капли крови защищать свою Родину. Это можно прочувствовать не только в стихотворных строчках, но и в текстах сохранившихся писем:

«Бесценная моя мам!
Очень ты обрадовала меня своей открыткой. Целую тебя несчетно. Именно этих слов я и ждал от тебя. Верь, моя родная, что пока жива наша земля и сыны ее, мы будем биться и ломать врагу хребет до последнего. Не страшна смерть, мамми, если веришь в свое дело, а я твердо знаю, что не будет меня, придут сотни на мое место, и м.б. ценой лишений, крови и тягот, но мы опрокинем врага и придушим так, чтобы он не встал. С этим и в бой пойду. Спасибо тебе, моя родная, за все, что ты дала мне. За силу рук, за бодрость духа, за то, что сердце бьется в груди так, как оно должно биться. Ты понимаешь, что отступать нельзя. Сейчас решается судьба нашей страны. Трудно представить себе ту бездну горя, нищеты, унижений, издевательства, в которую эта сволочь хочет ввергнуть нас. Вот в тебе, в моей единственной, слились неотделимо понятия Родины и матери, а разве я допущу, чтобы немецко-гитлеровский холуй позорил твои седины? Воюя за Родину, я воюю и за тебя…»

Далее в этом же письме Алексей Лебедев сообщает матери, что встретился со своей старой любовью Алей Дубровиной, которая приехала в Ленинград из Полярного, где служит ее отец – полковой комиссар. Поэт оправдывается, понимает, что не время для свадеб, но пишет он: «счастье не считается со временем». И в другом письме он пишет о своем коротком счастье:

«Только что сейчас расписался с Алевтиной. Коль буду жив, это напрочно. Вечером вырву два часа для свадьбы. Странно, что встретились мы с ней 16.VII, три года назад мы познакомились. Она хорошая девчонка, мамми, очень душевная и отзывчивая, и я думаю, что она тебе понравиться как дочь, когда мы увидимся, а что увидимся, это несомненно…»

Но не дано было судьбой увидеться двум женщинам, любящим поэта. Да и самому ему не отпущено было время пусть даже для короткого семейного счастья. Лодка уже была готова к походу. Сохранилось самое последнее письмо поэта, отправленное 10 ноября 1941 года, за четыре дня до гибели:

«Золотая моя мама!
Целую тебя перед отправлением в поход, до этого осталось пара часов, и я пользуюсь ими, чтобы написать письмо тебе. Я надеюсь, что все будет в порядке, как говорят англичане, в противном случае тогда уж ничего не скажешь, но да минет сия чаша нас.

Лед, пасмурно, серое небо, с берега стреляют по Кронштадту. Но когда он начинает отвечать своей мощной артиллерией, враги смолкают.

Буду счастлив, мама, если удастся утопить столько фашистов, сколько сможем. О себе не думаю. Только о тебе помнится да, о тех, кто был связан со мной, ты понимаешь, о ком я говорю. Впереди долгие, долгие, бессонные, тревожные ночи и дни, минные поля, авиация и флот противника, но, несмотря на все это, лодка проскальзывает и воюет, и топит противника чуть ли не в его портах…

Я был бы счастлив возможностью обнять тебя, моя родная, еще раз и думаю, что так и будет.

Целую тебя, моя дорогая, крепко. Твердо верю, что мы вернемся. Всегда верный тебе и любящий тебя сын. Алексей».

Можно представить, как рвался в бой поэт, сколько стихов написал он в это грозовое время… Стихов, которые мы никогда не прочтем.

Подводная лодка вышла из Кронштадта в шесть часов вечера 12 ноября 1941 года, командовал лодкой капитан-лейтенант Чебанов, военкомом был старший политрук Гребнев. Надо было подойти в район Данцигской бухты, произвести разведку фарватеров и выставить на них минные заграждения, и, выполнив эту задачу, остаться в данном районе и уничтожать военные корабли противника и транспорта. До полуострова Ханко лодка следовала вместе с караваном наших кораблей – были там два эсминца, минный заградитель «Урал», пять базовых тральщиков и пять катеров – малых морских охотников за подводными лодками. Караван зашел в бухту у острова Гогланд и вечером двинулся дальше. Ночь на 14 ноября была холодной, ледяные невидимые волны набегали на корпус лодки. На траверзе маяка Кери в ноль часов тридцать пять минут лодка подорвалась на мине, вода хлынула в кормовой отсек. Команда всеми силами боролась за спасение своего корабля. Создали противодавление в четвертом и пятом отсеках, удалось даже заделать пробоину в шестом отсеке. Но был поврежден дейдвуд – и лодка потеряла ход. В час ночи раздался новый взрыв – лодку буквально подбросило вверх, освещение вышло из строя – мина разрушила почти всю кормовую часть. Разошлись швы и в других отсеках. Везде начала поступать в лодку вода. Были и первые потери. Раненым оказывали посильную помощь. Потерявшая окончательно ход, лодка встала на якорь. На мостике лодки пытался руководить действиями команды ее командир Чебанов, на корме – в самом опасном месте был лейтенант Алексей Лебедев. В довершении ко всему на лодку навалило эсминец «Суровый», который тоже подорвался на мине. Чебанов принял решение перенести на эсминец раненых, для этого трое матросов туда переправились, но в это время волной отогнало эсминец. Лодку уже ничто не могло спасти. Лишь нескольким человекам удалось уцелеть. По свидетельству оставшихся в живых – главного старшины Николая Кваскова и старшего моториста Василия Щербины – в последние минуты, когда за кормой раздался чей-то крик о помощи, Лебедев бросил тонущему свой спасательный жилет. Лодка, наполненная забортной водой, продержалась недолго. Считанные минуты и она, как камень, почти мгновенно пошла ко дну. В ту страшную холодную ночь погибли более пятидесяти моряков – почти весь экипаж подводной лодки.

Гибель поэта тяжело переживали его друзья – литераторы, гибель эта непосильным грузом легла на сердце матери, не надолго пережившей сына. Сохранилось ее письмо к Марии Львовне Феддер, той которую поэт называл Мари:

«12 мая 1942 года
Дорогая Мария Львовна!
Как я именно от Вас хотела получить письмо и как я благодарна Вам за него. Никакими словами не передать тяжелого моего горя, тоски о моем родном неповторимом Алике (так всегда называла она сына – прим. автора) Я стала такой одинокой душевно без него, такое страстное желание увидеть его, обнять его еще хоть раз и умереть самой… Столько в нем было жизни, бодрости, любви к морю, что смерть и Алик не укладываются в моем сознании, и он для меня вечно останется живым… Извещение о смерти Ал. было получено здесь, в военкомате, еще 13 января, а его последнее письмо я получила 10-го за несколько часов до отплытия. Перед этим я получила недели за две еще письмо и, получив его, сказала, что это Алик прощается со мной – такой любви и нежности было оно полно; он сам сознавал всю серьезность последнего сражения и своей любящей рукой, сознавая, что приносит мне нестерпимую боль, подготовлял в письме меня к возможно печальному концу. Сердцем я почувствовала, что больше его я не увижу, и, получив это письмо, совершенно лишилась покоя и сна. Следующее было извещение о его смерти. Алик был как маяк, светящийся в темноте, и свою личную жизнь я считаю конченной без него».

Прошло много лет со дня гибели поэта, шестьдесят два года со дня нашей Победы, до которой он не дожил. Но настолько весомо и талантливо его творчество, что, кажется, он и сегодня живет среди нас, и звучит над морями его раскатистый голос. О нем помнят моряки и поэты, о нем помнят все те, кому дороги флот и поэзия. В Кронштадте есть улица Лебедева, прямая и короткая, со скромной таблицей на одном из домов, напоминающей о поэте-подводнике. В честь поэта названы улицы и в его родных городах – Суздале и Иванове.

В 1988 году на родине поэта установлен памятник.

Бороздит моря корабль Балтийского флота, базовый морской тральщик, несущий на борту имя поэта. 8 апреля 1970 года Военный совет Балтийского флота присвоил литературному объединению и в наши дни продолжающему работу при газете «Страж Балтики» имя Алексея Лебедева. Молодые поэты-балтийцы сверяют свои строки с поэзией Лебедева. Изданы книги его стихов: «Огненный вымпел», «Морская сила», «Родному флоту», «Путь на моря», «Морская слава», «Морская купель» и другие. Под Дмитровым в рыбном техникуме дочка писателя Юрия Чернова – Наталья создала музей, посвященный поэтам, павшим на войне. Там есть комната Лебедева, в ней настоящий штурвал и вместо окна иллюминатор. Там часто собираются студенты и читают стихи любимого поэта. Там хранятся его письма и воспоминания о нем. Там юноши, начинающие свой жизненный путь стараются быть похожими на поэта-моряка, там впитывают они в себя заряд настоящей поэзии. В «Вахтенном журнале» музея записано: «…в районе острова Кери осталась лежать подводная лодка Л-2, заносимая песками глубинных течений. Но маршрут, проложенный ее штурманом, навсегда пройдет через наши сердца».

Стихи его живут в нас, потому что они предельно искренни, потому что они учат любить людей, любить море и оставаться романтиками в любых суровых буднях. Они учат любви к Родине. И потому Алексей Лебедев обрел право на стих и бессмертие.