Спор Анны Ахматовой и Натана Эйдельмана о творчестве Александра Пушкина

Спор Анны Ахматовой и Натана Эйдельмана о творчестве Александра Пушкина

29 июля 1824 года, дав накануне подписку о безотлагательном, нигде не останавливаясь, следовании в Псков и чудными стихами простившись с морем, он был выслан в родовое село свое Михаиловское. “Поэта дом опальный” подчас до того становился для него невыносимым, что он писал Жуковскому: “Спаси меня хоть крепостью, хоть Соловецким монастырем”, и думал о самоубийстве, находя, что “глупо час от часу вязнуть в тине жизни”

Кони А.Ф. “Страничка из жизни Пушкина”

1830

Когда порой воспоминанье
Грызет мне сердце в тишине,
И отдаленное страданье
Как тень опять бежит ко мне:
Когда, людей вблизи видя
В пустыню скрыться я хочу,
Их слабый глас возненавидя, —
Тогда, забывшись, я лечу
Не в светлый край, где небо блещет
Неизъяснимой синевой,
Где море теплою волной
На пожелтелый мрамор плещет,
И лавр и темный кипарис
На воле пышно разрослись,
Где пел Торквато величавый,
Где и теперь во мгле ночной
Далече звонкою скалой
Повторены пловца октавы.
Стремлюсь привычною мечтою
К студеным северным волнам.
Меж белоглавой их толпою
Открытый остров вижу там.
Печальный остров — берег дикой
Усеян зимнею брусникой,
Увядшей тундрою покрыт
И хладной пеною подмыт.
Сюда порою приплывает
Отважный северный рыбак,
Здесь невод мокрый расстилает
И свой разводит он очаг.
Сюда погода волновая
Заносит утлый мой челнок…

“В то время не было ни одного сколько-нибудь грамотного прапорщика в России, который не читал бы его стихи наизусть”, – говорил декабрист Якушкин. Ода “Вольность” и эпиграммы вызвали резкую реакцию Императора. Говорили, что Император Александр I сказал директору лицея: “Твой воспитанник Пушкин наводнил всю Россию возмутительными стихами. Вся молодежь наизусть их читает. Его надобно сослать в Сибирь или на Соловки”. (Владмели В. Пушкин в Архангельском. Журнал “Самиздат”. 2002.). Разнеся слух, что Пушкин был отвезен в тайную канцелярию и высечен. О нем ходатайствовал Карамзин, добившийся смягчения приговора и решения выслать Пушкина в Екатеринослав. “Хлопоты Карамзина, Чаадаева и Ф. Глинки облегчили участь Пушкина: Соловки не стали местом ссылки поэта. 06.05.1820 года он выехал из Петербурга на юг с назначением в канцелярию генерал-лейтенанта И.Н. Инзова, попечителя южных колонистов” (Лотман Ю. Александр Сергеевич Пушкин. Глава 2. Петербург 1817-1820).

Натан Эйдедьман: в стихах Пушкина эти строки о Соловецких островах

Натан Эйдельман

Натан Эйдельман в статье “Болдинская осень”, опубликованной в журнале “Знание Сила” (1974) объясняет: “Что же это за пустынный край, где, в каком море — “скала иль остров”? Несколько исследователей сошлись на том, что это — Соловецкие острова, печальный край изгнания и заточенья, куда чуть не отправился за свои смелые стихи двадцатилетний Пушкин и о чем вспоминает тридцатилетний: может быть, предчувствие новых гонений или сознание какой-то своей вины и наказание, учиненное над самим собою?

Вот как рассказывает ученый о вохникшей опасности: “Милорадович хотя и объявил прощение, но, понятно, не окончательное, до царского подтверждения. Пушкин же, вернувшись от генерала, как известно, узнал от Чаадаева и других друзей о грозящей ссылке в Соловки… Чаадаев, Жуковский, а затем сам Пушкин отправляются за помощью к самому влиятельному из знакомых — Карамзину… Пушкин, придя к Карамзину, явно не мог скрыть своего страха, боязни Соловков, Сибири, так что Карамзин даже нашел немалое противоречие между прежней “левой решимостью”, либерализмом и нынешним упадком духа.” (Эйдельман Натан. Карамзин и Пушкин: Из истории взаимоотношений. 1986).

Анна Ахматова: Пушкин не писал о Соловках

Анна Ахматова

Анна Ахматова думала иначе. Ей казалось, что пейзаж нарисован с натуры, Пушкин непременно должен был его видеть, но на Белом море, в Соловках он не бывал. Ахматова узнает в унылой северной земле остров Голодай — один из окраинных островков в дельте Невы, в Петербурге… Здесь, в глубочайшей тайне, были схоронены 13 июля 1826 года тела пяти повешенных декабристов, и вот куда влечет поэта воспоминанье и “отдаленное страданье”. Однако с гипотезой Ахматовой нелегко согласиться — пустынный, заброшенный в океане северный остров как-то не вяжется с окраиной столицы.”