о своей, должно быть, доле.
На ладони загрубелой,
как янтарь, блестят мозоли:
от намокшей тяжкой сети,
от послушного кормила,
от косы, что на рассвете
с ровным шелестом косила.
Ветром северным обдута,
то задорно, то сурово,
пела женщина, как будто
сердце выстучало слово.
Пела просто,
как поется,
всей душой, освобождено.
Как родник, рождаясь, льется
о прозрачно и студено.
Песня ласково и дрожко
перекатывает звоны.
Села птица на окошко,
стала слушать удивленно.
И потом, в глуши сосновой,
в час таежного рассвета,
лесорубам слово в слово,
повторила песню эту.
И посеяла, как зерна,
переливчатое пенье
по-над скатертью озерной
и над пахотой весенней.
И над лесом разбросала,
и развесила над логом,
чтобы путникам усталым
стала легкою дорога.
Чтоб за праздничным застольем
в час торжественный и лунный
безыскусно и привольно
раздавалось пенье руны.
1962
Перевод Т. Стрешневой