Опубликовано в журнале: «Новый Журнал» 2005, №239
Nora Krouk. Skin for Comfort. Brisbane: Interactive Press, 2004, 127 pp.
Название этой книги поэта Норы Крук, Skin for Comfort, трудно перевести на русский. Если дословно, то «кожа, чтобы было удобно». Оно говорит о зарастании ран, о нарастании защитной кожи, о процессе жизни в эмиграции в трагическом двадцатом веке.
Нора Крук родилась в русско-еврейско-польской семье в городе Харбине, одном из центров первой волны российской эмиграции Китая, жила в Харбине, Мукдене и Шанхае и работала журналисткой в русских газетах и журналах Шанхая. Там же она начала писать стихотворения; в этом периоде ее творчества особенно значительна сильная, страстная поэма «Дов Грунер» (1947). По переезде в Гонконг в 1957 году она продолжала работать журналисткой, но теперь в англоязычных газетах; одно время она также вела рубрику для любителей икебаны, будучи большим специалистом и призером в этом восточном искусстве. Интереснейшие воспоминания о китайском периоде ее жизни, «Нам улыбалась Кван Инь. Лица сквозь время», были опубликованы в ежегоднике Россияне в Азии, No. 7, 2000.
В Гонконге Нора Крук стала писать стихотворения и на английском языке. В 1975 году в Гонконге вышла ее первая книга стихотворений «EvenThough…» («Даже если…»). Валерий Перелешин, один из самых значительных русских поэтов Китая, прекрасно передал суть этой книги, назвав свою рецензию на этот сборник «Причастна всему!» (Новое русское слово, 17 августа 1975 г.). Стихотворения говорят о заботах, радостях и горестях жены и матери, полны размышлений о любви, красоте и старении, и в то же время живо и остро откликаются на трагедии и беды большого мира: войну во Вьетнаме, культурную революцию в Китае, наводнения в Бангладеше, войну Йом Кипура в Израиле, убийство Мартина Лютера Кинга в США. В книге есть и поиски себя в эмиграции: «В глубине души лежит страстное желание быть нерасщепленной личностью. / О, дышать тем, что «я русская». Чувствовать себя русской. Плакать, смеяться, / любить и ненавидеть особой русскостью…/ Или, наоборот, быть англичанкой или француженкой. Принадлежать. Принадлежать / до крайности. Быть помеченной изъяном, / изъяном, символизирующим / неизменное состояние – русскость». (Здесь и в дальнейшем дословный перевод, с сохранением пунктуации и разбивки оригинала, мой. – О. Б.)
С 1975 года Нора Крук с семьей живет в Сиднее, где в конце 2004 года вышла ее вторая книга стихотворений на английском языке. В годы, прошедшие между этими двумя книгами, Нора Крук продолжала писать по-русски и по-английски, а также переводить с русского на английский. Русские стихотворения ее китайского периода включены в антологию Русская поэзия Китая (Москва: «Время», 2001), а более современные печатались в Новом Журнале и в Бюллетене Игуд Иоцей Син (Тель-Авив). Стихотворения на английском появлялись во многих антологиях, поэтических сборниках и журналах Австралии. Ее поэзия на английском языке получила признание: в 1993 году она получила премию имени Джин Стон от FellowshipofAustralianWriters, а в 2000 году разделила первый приз на конкурсе поэтов Ассоциации женщин-писателей. Нора Крук принимает активное участие в литературной жизни Австралии.
Вторая книга – новое достижение поэта, свидетельствующее о большом таланте и большой работе. Стихотворения в ней сгруппированы в шесть частей, причем многие темы этого шестигранника подспудно взаимосвязаны, расширяясь и углубляясь этим сплетением. Строки одного стихотворения неожиданно откликаются в другом, приобретая новое значение и складываясь в одно целое, прекрасное в своей сложности, тонкой чувствительности и открытости.
В первой части, «ThePlotFails» («Неудавшийся план»), дается трагическая панорама планомерного уничтожения людей в двадцатом веке: и россиян в сталинской России, и евреев в фашистской Германии, и детей, превращенных в Павликов Морозовых, и вернувшихся на родину российских эмигрантов. Вторая часть, «YouCannotGrieve» («Невозможно горевать») подхватывает тему первой, своим заглавием возражая на слова редактора журнал FarEasternReview (Дальневосточное обозрение) о том, что невозможно горевать о политических несчастьях в целом, что горе личностно. Вы неправы, отвечает поэт, я тоже потеряла сына, но «у боли много лиц / … / я молюсь, / когда могу, / за всех». Стихотворения продолжают тему гибели: в трагедии арабско-израильского конфликта гибнут дети и женщины; гибнут молодые люди, почти еще мальчики, убивая друг друга. В стихотворении «AsToldbyNatan (Tаkele) Sendeke» («Как рассказал Натан (Такеле) Сендеке») солдат рассказывает, как его семья приехала из Эфиопии в Израиль, как он стал солдатом «в своей собственной стране» и как во время патруля он был взорван самоубийцей, улыбнувшимся ему за мгновение до взрыва. Теперь, чудом выживший после месяцев в госпитале, он идет по улицам Иерусалима и думает о нем. В стихотворении «It’smywholelife» («Это вся моя жизнь») звучит голос матери:
Радио Израиль… Новости.
И я просто ненавижу это –
это вся моя жизнь:
конфликты… опять конфликты
гневные, метко нацеленные камни
ненависть направлена хореографирована
балет смерти.
И убит четырнадцатилетний.
Ёни пришел домой вчера вечером.
Посеревший в своей форме
молча прошел прямо к себе.
Я ждала.
«Мама, послушай это я.
Он был слишком близко – как смерть
голова в черной балаклаве
глаза все ближе, все больше…
Я спустил курок».
Одна ночью я молюсь
за своего сына
и за того другого мальчика
и за его мать.
Стихотворения третьей части, «SoNowWhatWeAre» («Так вот что мы теперь»), переносят в мир личных воспоминаний и переживаний, словно в бессонные ночи поэт становится «сама себе Шехерезада». Уловлено подспудное значение кажущихся мелочей повседневной жизни: любовь к жизни со всеми ее трудностями и красотой, метаморфозы любви, отношения и преграды между людьми, горькие потери, медленное старение, страх, мужество, уход из жизни. К этой части примыкает трагическая четвертая, «Leo» («Лева»), – неутолимая боль и память о погибшем сыне, талантливом музыканте: «я зову тебя / снова и снова / моя боль анестезируется / фотографиями. / Твоего детства».
В пятой части, «TheSmokeGrass» («Дым-трава»), трава, растущая на австралийской земле после бушующих летних пожаров, становится символом эмигрантов, создающих новую жизнь после опустошающего отрыва от родной земли и культуры; именно в эту часть включено стихотворение, давшее название всей книге: «Новые иммигранты примеряют австралийскую / кожу, чтобы было удобно. Она австралийка. / Продолжая разбираться в самой себе». Стихотворения рассказывают о врастании в австралийскую жизнь и вместе с тем о возрастающем интересе к переменам в России, о доступе к прежде засекреченной судьбе родственников, о встречах с иммигрантами третьей волны. Здесь вновь звучит тема расщепленности и желания целостности: «Годами эта раздвоенность / была благодатью: / как дома в обеих культурах / и лучше от этого». В шестой части, «Memoir» («Воспоминания») взгляд возвращается к личной жизни, к воспоминаниям о детстве, о жизни в «русском Харбине, / построенном на китайской земле / с его соборами / хрустального воздуха», о сложной жизни отца и матери, о мучениях и гибели родных, вернувшихся на родину в тридцатых годах.
В этих стихотворениях на английском вспыхивают слова на русском, на иврите и на идиш (с переводами в сносках). Если в первой книге многие стихотворения следовали традиционной структуре и рифмовке, то новая книга представляет собой современную англоязычную поэзию: свободные, нерифмованные стихотворения, почти без пунктуации.
Диапазон поэтического голоса Норы Крук широк и богат, в нем нет ни тени равнодушия, он полон причастности, интереса и любви к жизни. Обращаясь к событиям нашего времени, ее голос звучит страстно, полемично, трагично, временами вопрошая и вызывая на диалог и отклик. Касаясь воспоминаний и личной жизни, его тембр меняется, становясь эмоциональным, задумчивым, горестным или светлым, иногда не без легкой иронии. Передача чувств и описание вещей нередко выражаются описанием прикосновений – пальцами, руками, кожей, внося прекрасный облик любви и заботы: ведь мы трогаем и ласкаем то, что любим.
Размеры рецензии не позволяют сопроводить ее переводом многих и многих стихотворений; дадим хотя бы одно – «Наследники»:
Они проходят по комнатам
вдыхая затхлый воздух
она практична
столько надо сделать –
мебель и антиквариат
эти бумаги…
Русские книги
и старые альбомы.
Не видя, он прикасается к вещам
– камень из Синая,
– стертая в шелк монета,
– налет пыли на натертом дереве…
Он включает музыку:
…suis sur que j’en mourrai…
Пиаф! Старая мандолина на стене
вздрагивает расслабленными струнами
и что-то разбивается
комната начинает звучать
глубокая синева ковра просачивается
растворяясь в нитки
цепляющиеся за сухую
икебану на подставке, вышивая
облики на невидимом полотне:
длинноухий щенок
пляшет по комнате,
книги падают со столов,
книги размножаются под кроватями
и журналы сползают
в светлую воду.
Повышенные взволнованные голоса,
речь с акцентом,
недоигранная шахматная битва,
конфетти газетных вырезок,
музыка Рахманинова,
сладкий запах хлеба в духовке…
Руки, поднимающие вещи,
запинающиеся шаги.
Потоки голубого света
через слои времени
бой часов
ножи в кухне
ранят до кости.
