Опубликовано: ежемесячная газета “Мир православия”, №12 (57), декабрь 2002 года.
В 1940 году в Таллине в издательстве журнала «Православный Собеседник» вышел дневник священника-паломника из Таллинской Казанской церкви под названием «Путевая тетрадь 1». Он описывает события июня 1939 года, когда на немецком пароходе «Рюген» из Таллина отправились 97 паломников, впервые и не впервые предпринявших путешествие в Финляндию на Валаам. На земле был относительный мир, хотя «вооруженные до зубов» соседи уже вынашивали планы будущей Второй мировой войны. Но у людей на пароходе на душе был праздник. Мир христианских святынь послал, по-видимому, нам навстречу какие-то неосязаемые волны своей духовной помощи, и мы верили, что Бог не оставил нас, посвятивших дни странствия своего Его Всесвятому Имени. В Хельсинки мы пересели с корабля на поезд и через ночь приехали на станцию Сортавала (бывшая Сердобаль). На мосту первая встреча – серо-черная ряска и рабочая камилавка монаха из монастырского подворья. Валаам близко.
Мне всегда казалось, что духовная одежда и монастыри являются показателями внутренней сущности Церкви, ее отрешенности от требований мира и мирского, ее духа вечности в среде проходящего мира. Как жалок человек с его рабством моды, постоянным желанием быть новым и оригинальным – рядом с устойчивостью красоты Божьего мира. Поистине есть в моде что-то от демонической одержимости темными силами. Метание от моды к моде и подчеркнутая изменчивость понятий о красоте, когда-то, что сегодня в фаворе, завтра безобразно, а то, что сегодня невыносимо безвкусно, завтра идеал изящества и вкуса, отвлекает людей от подлинной, фактической красоты Человека с большой буквы как Божьего творения, имеющего Образ Своего Творца. А одновременно с этой красотой человек делается способным воспринимать и всякую другую Божью красоту – отсюда избрание иноками для основания обителей мест чудеснейших уголков природы. Отсюда и Валаам, куда и унес нас монастырский пароход «Отава» от Сартоваловской пристани.
Через несколько часов мы в монастырской гостинице. Перспективы коридоров с десятками дверец по обеим сторонам. Белизна стен, чистота комнат. На стенах рамки с поучениями и наставлениями как жить и спасаться. Все под Богом, и все с Богом.
Икона Спасителя с предстоящими Ему Сергием и Германом Валаамскими.
Ближе к вечеру отправились в Пустыньку игумена Назария. Это то место, откуда при Петре I началось возрождение монастыря. Здесь в конце XVIII века трудами Саровского подвижника Назария и его учеников был вымолен свыше тот могучий поток благодати, который, не иссякнув и ныне, хранит обитель в годы бурь и испытаний. Здесь несокрушимый игумен Дамаскин, строитель и создатель внешней мощи и великолепия Валаама, проложил и насадил от обители к скромной келье Назария широкую аллею не существовавших до того на Валааме лиственниц. Тут, в пустыньке, и погребен он под величественным гранитным памятником. Недалеко от его могилы – церковь нового кладбища, где хоронят мирян, рабочих, послушников и монахов. Близ нее могила и келья схимонаха Николая, в которой старец пережил смиреннейшие часы богообщения и поделился ими с царем Александром I, из великолепных своих дворцов приехавшим сюда в поисках смысла и цели человеческой жизни (нет сейчас ни этой кельи, ни пустыни Назария. На ее месте стоит поклонный крест, а за новой церковью – игуменское кладбище с большими гранитными крестами да развалины старой колокольни напротив церкви).
На следующее утро все пошли на службу. Полуношница началась с трех часов утра. Хорошо молятся на Валааме; поют только мужчины и мальчики. Пение ровное, протяжно-спокойное, особого Валаамского распева. Нет нотного партесного пения, композиторских фантазий, нередко звучащих в наших храмах. Поэтому не развлекаемый концертными номерами и оперными выступлениями солистов слух молящегося может свободно углубляться в самую суть молитв. Характерно, что на Валааме обычно не бывает проповедей – иноки вручают себя водительству отцев Церкви, и вместо проповедей за службами читаются поучения и толкования светочей духовного просвещения.
После Литургии благостный и приветливый игумен монастыря отец Харитон пригласил нас выпить чаю.
Игуменские палаты – это сама история монастыря: над сводчатым потолком на стенах портреты всех игуменов и высоких особ, связанных с обителью, которые чередуются с картинами лучших русских художников (включая Шишкина). Обитель всегда ценила талант и гостеприимно открывала свои врата людям пера и кисти. Второй особенностью игуменских покоев являются книги. Обитель обладает замечательной, по нашим временам, библиотекой в десятки тысяч томов.
Перед обедом успел побывать в главном двухэтажном храме Валаама. Нижний храм – низкий, широкий, приземистый, с ракой преподобных Сергия и Германа – хорош для ежедневной молитвы, верхний – величественный, огромный храм, тонущий в солнечных лучах и яркости красок – это пасхальная писанка, воплощение чувств праздника. Он весь исписан чудным орнаментом, изображениями из ветхозаветной и новозаветной истории, святых во весь рост. Яркость красок изумительна. Золоченый резной иконостас чудно гармонирует с праздничным убранством храма. Удивителен огромный серебряный престол чрезвычайно тонкой художественной чеканной работы.
В 11 часов 22 минуты ударили к трапезе. Обедал я с иноками в монастырской трапезной. Вспомнились слова профессора Л.Зандера: «Питаться можно трояко: люди жрут – когда видят в этом цель своей жизни и торопятся ее достичь; люди едят – безразлично, между прочими делами, чтобы не ослабеть; люди вкушают – с благоговением пользуясь дарами Божьей милости». На Валааме именно вкушают. Чинность и благолепие царят в рядах сидящих иноков и послушников, а чтение во время трапезы поучений и житий святых делает трапезу священнодействием.
После обеда маленький пароходик «Сергий» везет нас на Святой остров, где семь лет провел преподобный Александр Свирский. До войны был на острове скит, ныне на нем живет один инок, отец Лонгин, и зовут его скромно – не подвижником, а сторожем. А между тем бури ежегодно 6-8 месяцев отделяют остров от остального мира и обители. «Что отец Лонгин? – задаем вопрос. – Трудно бывает порой на острове?» «Что же тут трудного? – отвечает. – Жить здесь мирно, покойно… Молиться хорошо. Осенью и зимой начнутся бури – ну, конечно, в обитель езды нет… Шесть месяцев лица человеческого не видел…. А только это совсем не трудно. Молиться хорошо – тихо». Молча шли мы из храма к пристани, мимо малого домика, где человек после шести месяцев одиночества, бурь и метелей, не теряя бодрости духа, благодарственно и хвалебно взывал к своему Спасителю.
К вечеру на лодке отправились в Коневский скит к старцу схимонаху Николаю. Старец, маленький, седенький, с лицом, просветленным благодатью, напоминает преподобного Серафима. Он низко кланяется, испрашивая благословения. Как-то совестно становится, еще не говорил с ним, а совесть уже обличает, не любит тьма близости солнца. За чаем мы спрашиваем, а он говорит о духовной жизни и о вражеской силе, борющей человека, об искушениях и соблазнах, о той борьбе, в которой участвуем и мы, и он, старец, с той разницей, что мы по большей части вслепую, а он зрячим. Беседовали, казалось, два часа, но вышло – пять. Вот вам и арифметика. Расставались с сожалением и печалью. Мы почувствовали радость духовную, а почувствовать – значит возжелать ее, понять счастье духовной жизни – значит полюбить, а полюбить и возжелать – этого достаточно, чтобы предать себя воле Божьей, которая может спасти нашу душу.
На следующий день предприняли большое путешествие по скитам. Моторная лодка доставила нас к храму Смоленского скита. Храм создан в память всех павших в Первую мировую войну. Схимонах Ефрем совершает ежедневные службы, но живых молящихся не бывает. Он служит для мертвых и с мертвыми. Сам спит в гробу, как бы стоит одновременно в двух мирах, причем трудно сказать, который из двух ему ближе, реальнее и дороже.
Дальше отправились в уже знакомый Коневский скит. Одновременно с посещением отца Николая и его храма посещаем стоящую невдалеке келью Дамаскина, где он подвижничал до игуменства. Здесь все говорит о борьбе за освящение и духовное перерождение земли и ее детей. Два пути к этому раскрываются здесь – творческий путь во имя Христа (Дамаскин) и смиренное преображение души во Христе (Николай). Соединение этих двух сил – это идеал Святой Руси, победа Царства Божия на земле.
От Коневского скита пошли пешком на Елеонскую гору и в Гефсиманский скит с изумительной деревянной церковью. В церкви все тоже деревянное – иконостас, подсвечники, люстры – все выполнено из кипариса, а престол и жертвенник – из розового дерева и «кошачьего глаза».
Из Гефсимании пошли к Воскресенскому скиту. Весь скит сложен из красного кирпича. Храм двухэтажный, верхний обычный, а нижний совсем особенный. Алтарь жмется к правой стене, оставляя у левой свободное место, где в глубине виден низкий узкий вход в точное подобие Гроба Господня в Иерусалиме. Здесь служится ежедневно пасхальный молебен – звучит дивная весть о Воскресшем Спасителе. Как будто стираются время и пространство с тысячами лет и километров и стоишь вне времени и места у подножия Божьего гроба. Здесь мы прикоснулись к вечности.
На следующий день ходил с паломниками в самый большой Валаамский скит Всех Святых. Белой крепостью света встает этот скит из лесной чащи, похож скорее на средней величины самостоятельный монастырь. Теперь живут в нем 2-3 инока. Женщин в скит пускают раз в году в неделю всех святых (престольный праздник скитского храма), но для наших паломниц было сделано исключение. За стенами скита высится у дороги простая часовня, а за нею каменная плита и крест могилы, обнесенные металлической оградой. Это могилка знаменитого на всю Россию валаамского прозорливца старца Антипы. Здесь, за воротами запретной территории, отвечал старец на вопросы мира, утешал его скорби и боли, здесь завещал он и похоронить себя, чтобы и по смерти делиться с миром сокровищами, собранными в уединении пустыни. Так протягивался мост от мира к обители, от обители к небу. Скитские старцы, по словам В.О. Ключевского: «Убегая от соблазнов мира… служили его насущным нуждам».
После осмотра ризницы монастыря исповедовался в келье у схииеромонаха Ефрема. Поразила память старца. Он, духовник братии монастыря и сотен паломников, оказалось, помнит все, о чем мы говорили во время исповеди два года назад во время моего первого посещения Валаама. Мелькнула мысль о том, что с такими способностями души легко молиться обо всех, кто только просил о молитве.
После вечерней трапезы началось всенощное бдение. Длится оно на Валааме 5-6 часов и дает впечатление той полноты древнего чина, единого по замыслу и необъятного по богатству содержания, какого мы уже на своих до минимума сокращенных службах больше нигде и никогда, кроме Валаама, увидеть не сможем.
В воскресенье 25 июня после ранней Литургии и молебна у раки Преподобных беседовал со схиигуменом Иоанном по части святоотеческих творений. Особенно запомнилось следующее определение грехопадений – бывают они троякие: по незнанию (невольное прегрешение) – легко может быть ликвидировано; по гордости (мертвящее) – вольный наказуемый грех; промыслительное – когда попускает нас к падению Бог, желая уберечь нас, сознанием слабости и греховности своей, от пущих и трудно истребимых грехов гордости, фарисейства и самости.
Днем взяли благословение у отца игумена и отправились на Предтечин остров – место строжайшего подвижничества и уединения. Высадились на остров. Нас окружила дикая красота древнего нетронутого мира. Сейчас здесь живет только один инок – старостильник схииеромонах Иоасаф, живет полузатворником. Душа его смотрит на все со ступени своего бесстрастия, как с птичьего полета. Скит основан в 1858 году. Храм был сложен из 13-вершковых бревен в городе Ладога за несколько столетий до этой даты и при игумене Дамаскине перенесен на Предтечин остров. Такие же древние, если не старше, в храме иконы. Легко молиться в таком храме, впитавшем в себя молитвы стольких святых родной земли.
На другой день служили в Соборе у раки Преподобных напутственный молебен. И у меня, и у всех отъезжающих одно и то же чувство – словно покидаем родной дом.
Когда я кончаю печатать этот дневник, над Валаамом разворачивается трагедия нового разрушения. Много их видела обитель, но всегда вставала из праха для новой славы духовной. Ее душа сильнее новой оболочки – оболочка много раз сгорала и разрушалась, душа до сих пор оставалась бессмертной. Верим твердо – не умрет и теперь…
Начиналась советско-финская война…
Паломник