Этот город на семи на скалах,
ну и улочки, то в гору, то вниз…
Спит история в его деревах,
а грядущее вцепилось в карниз.
Дарит яблонька запретную горсть,
озираясь, ее ветку нагну.
Не хозяин я уж, но и не гость,
на окраину родную шагну.
Здесь кончается земля,
дуют черные ветра.
Не прощаясь, со двора
я иду за этот край.
Но за ним еще поля,
а потом еще гора,
и внизу блестит река,
а за нею облака.
Самолетик разорвет небеса,
а на площади телеги скрипят,
запечалила брусчатку роса,
сквозь метель взлетает птичий отряд.
Где два тополя в столетнем ряду,
а когда-то впятером вели речь,
я неслышно по Советской пройду,
мой земляк – по Семинарской навстречь.
Здесь кончается земля,
дуют черные ветра.
Зазвонит Никола в колокола,
а в сгоревшей кирхе вступит орган,
и заплачут: “Ни двора, ни кола…” –
старый Иивана и старый Иван.
На закат пойдут они и восток
и друг в друге не узнают себя,
и трава запомнить поступь их ног,
в подорожнике судьбу возлюбя.
Здесь кончается земля,
дуют черные ветра.
Заросли покосы – просто невмочь,
но расчищен от камней дальний дол.
Свет березовый, смородины ночь,
и тесовый посреди стоит стол.
А за ним мои друзья собрались,
тянут песню к облакам напрямик.
Слушать их иван-да-марья сошлись,
перелеска, ландыш, гриб-боровик.
Здесь кончается земля,
дуют черные ветра.
Мне не выдышать крылатых небес,
чашу Ладоги не выпить до дна.
Одичает мой нехоженый лес,
повзрослеет вишня возле окна.
И пускай же слева дольше стучит
и не знает окончательный счет,
и все так же легкий воздух горчит,
и с горы на гору улка ведет.
Здесь кончается земля,
дуют черные ветра...
