* * *
Меня Россия не поманит.
Обиду горькую таю…
И лишь в статистике помянет,
Как русскую в чужом краю.
* * *
Русь моя, твои светлые очи
Согревают надежду, пока
Однозвучно гремит колокольчик
И дорога пылится слегка.
Русская песня в Казахстане
Нет, я не сплю. Нет, мне не показалось.
Ночь на дворе, и синий воздух чист.
И чудный голос русский, всем на зависть,
Вдруг выпорхнул, высок и серебрист.
Звучала песня из окна, и, вырываясь,
Журавушкой упархивала ввысь.
Свет слов заветных: горница и воля,
Конь вороной, и терем, и венец…
Извечная тоска по лучшей доле,
Протяжный и нерадостный конец…
Но свет от песни милой загорался,
И для меня, не помнящей родства,
Забывшей свою русскость, проливался,
Как подлинная память естества.
Кто озабочен здесь судьбой моею?
Мы – не чужие, но и не свои…
Русь не предав, мы преданные ею:
«Живи, как можешь. Или не живи.»
Затихла песня… Стало все иначе.
Границы, визы – явь или мираж?
…Он возникал всегда из песни с плачем,
Наш русский, наш отчаянный кураж…
Мой род
Мой древний разнолюдый род
Донес свою историю в движенье
До дней моих. Хоть редкий сумасброд
Был мой прапрадед. Это – вне сомненья.
Дворяне, разночинцы и плебеи,
Купцы, актеры, бортники в артели –
В них куражу и всякого хватало:
Вольнолюбивость род мой отличала.
Но евнухов в нем не было и нет.
За то и держит каждый свой ответ.
Казаху, делящему нас на «коренных» и «некоренных»
( монолог «некоренного»)
По воле по злой так не раз уже было:
Разбитые судьбы по свету носило,
Мотало, болтало, землей засыпало –
Чужою землей, на чужом берегу…
Уехать? Но я не хочу, не могу!
Да нет же, не только война убивает,
Не только она сединой убеляет:
Сразит наповал, будто пулей шальной,
Свинцовое слово – «некоренной».
Столетьями радость и слезы делили,
Растили сады и детишек растили,
Корнями вросли в эту землю с тобой –
Какой же я, к черту, «некоренной»?
Тут дедов могилы, тут дети родились,
Тут силы, уменье в дела воплотились,
А наши отцы – побратимы войной…
Какой же я, к черту, «некоренной»?
Мой внук с твоей внучкой давно поженились,
И борщ с бешбармаком прекрасно ужились,
А ты – за свое, прямо как заводной…
Какой же я, к черту, «некоренной»?
Сирот эшелон из России
Казашки кормили коже.
И их почитали своими.
Они не родные уже?..
Ты веришь в Аллаха по вере своей?
Уж Он-то плохому не учит людей:
Я суры в Коране не знаю такой,
Где сказано было бы: «некоренной»…
Да, разница есть и поныне:
Я – в церковь, а ты – в медресе.
Но даже свинина с кониной
Смешались в одной колбасе!..
Ты искру раздора посеять решил?
А детям пожар не придется тушить?..
Проклятье повиснет тогда над тобой,
Которое скажет твой внук, коренной!
Тупой временщик твою душу смущает?
Но век его короток, – он это знает.
Чокан и Абай не согласны с тобой:
Они бы признали, что я – коренной.
* * *
Я в центре города живу,
Но на окраине Вселенной,
Но на окраине всех Азий
Ну и, конечно же, Европ.
Меня моря не омывают,
Не стукнет по башке кокосом,
И трубку мира не раскурит
Со мной индейский смуглый вождь.
А я смотрю себе на горы,
А я смотрю себе на степи,
При этом мало огорчаясь,
Что на окраине живу.
Со мною рядом есть земляне:
Китайцы, русские, казахи,
Уйгуры, немцы и евреи,
Узбеки, чукчи, латыши,
Поляки, белорусы, финны,
Татары, украинцы, негры,
И даже где-то эскимосы
И все другие земляки.
И я ничуть не одинока.
Они – ничуть не одиноки.
И все мы – славные ребята,
Но гордецы и дураки.
* * *
Стихи не пишутся. Не пишутся стихи.
Вот-вот взорвется сердце, переполнено.
Пространства города ко мне совсем глухи-
Все камнем зданий и сердец заполнено.
Все зданья – на замке,
Сердца все – в тайнике,
И надпись «Входа нет»
Венчает двери там.
Нить путеводная в клубке,
Отмычка – вот, на языке:
Несу волшебное «сезам»,
Но гаснет в окнах свет.
Но гаснет свет…
Марине Грановой
* * *
Колокольчик русский,
Нежный и хрустальный,
Тишину разбрызгал
Тысячами брызг…
Во поле березка,
Церкви да погосты –
Свет души блаженной
И печальной вдрызг…
Задышала воля
Мне в лицо и спину,
Руки подставляю,
Чтобы впрок набрать…
Ах, голубоглазка,
Девочка Марина…
Или Василиса?
Сразу не узнать!..
На Руси извечно
Вместе с хлебом – песню
Дорого ценили.
Даже в год лихой.
Светлояр дремучий,
Китеж-град текучий…
Пусть не настоящий –
Все равно родной.
Средь дубравы – скиты,
Озерца, молитвы,
Старец снежно-белый,
Как младенец, чист.
Жаворонок ранний
С простодушной песней…
Связь мирского с горним
Песнь твоя, артист.
* * *
Пусть хоть и подлежат анализу,
Но вскрытию – не подлежат.
Стихи – всегда сродни катарсису,
В них – всё вперед и всё – назад…
Мои шаги, мой пульс, желание –
В них всё иное через миг.
В них – гнев и слезы, и лобзание,
И ревности звериный крик.
В них – мысли Тень… В них – точка Космоса.
Добро и зло, и ночь, и день.
В них – нерифмованного лакмуса
Пион, ромашка и сирень.
В них – жизнь живешь, клянешь, смакуешь.
Не втиснешь в кадр стихийный лик.
А ты их просто критикуешь.
Опомнись: ты чего, старик?
Причет
На салазках горюшко
Покачу я с горушки,
В бересту зарою,
Листьями прикрою,
Чтоб ни стар, ни мал,
Ни собаки злы
Не разрыли его
И не разнесли.
Замети, метель,
Это местечко,
Никому не дай
Отыскать его!
Пусть скучает одно –
Никем не глажено,
Никем не плакано,
Никого не оцарапав.
Летний дождь
… Под маринадом летнего дождя
Готовность к ласке обретать неспешно,
Идти по горло вброд во тьме кромешной,
В осколки в лужах фонари дробя…
Моя дикорастущая любовь
Лишь этому поливу благодарна…
Когда бы вовсе я была бездарна,
Не верила б в нее я вновь и вновь…
* * *
Когда бы умною была,
Легко бы шли мои дела:
И в сани бы свои садилась,
И на шестке б своем мостилась,
Соломки впрок бы постилала,
Чтоб мягче было, коль упала,
И на семь бед, и на семь бед
Я б знала правильный ответ…
Но я б давно с ума сошла,
Когда бы умною была.
* * *
Почувствуй же, как меня в городе нет…
Закончился кофе, не скоро рассвет,
Собака грустна и не хочет костей,
Не просится в гости никто из друзей,
Молчит телефон, и пожухли цветы,
И бродишь по дому потерянно ты.
И я покупаю обратный билет,
И чувствую, как меня в городе нет…
* * *
Натянуты годы, как струны,
Поводья их держит сатрап.
И – мистики полные луны,
И – подан в грядущее трап.
Он шаткий, не выдержать может
Толпу, что стремится в полет…
А время над миром ворожит,
И нету дороги в обход.
Пасечник
Мой старый пасечник одет
В ветровку грубую, поддевку.
И злые новости газет
Рождают у него издевку.
На пасеке он как в раю,
И на удобства, на приманки
Не променяет жизнь свою
В саманной простенькой времянке.
Глядит с прищуром, как лешак,
На наши «странные» консервы.
Ворчит: питаемся не так,
Мол, это разрушает нервы.
Ворчит: «Светлана, мой дружок,
Все ваши СМИ – фуфло, шарманка.
Давай с тобой на посошок!
Вся наша жизнь – одна времянка!»
* * *
Уж если в вас чернила вместо крови…
Переизбыток грошевых чернил
Сам сатана вам в вены щедро пролил
И ремесло тем самым очернил.
Нет в творческих союзах бескорыстья.
Когда в таланте обгоняет друг,
Скрежещет в отстающем бес корысти,
И дружба обернется ядом вдруг.
Тщеславие родит и грех, и подлость.
И мелких душ оно всегда удел.
Сальери, может, яду и не подал,
Но мог вполне. А главное – хотел.
* * *
Ты словно Цезарь жить бы мог,
Ходить в тончайшей тоге?
Все будет так, как хочет Бог,
В конечном-то итоге.
Из Ипокрены, грея бок,
Хлебать стихи горстями?
Все будет так, как хочет Бог:
Помучишься ночами.
И гордый пик, его отрог
Шутя освоить хочешь?
Все будет так, как хочет Бог.
Зря голову морочишь.
Любви ты жаждешь неземной?
И верности, и счастья?
Дарю ее. И Бог со мной.
Тут наше с Ним участье.
* * *
Я боюсь похвалы:
Ведь за нею так часто – предательство.
У хвалы и хулы, как ни странно, –
Одно доказательство.
Жду я искренних слов и наивных
Поток безыскусный.
Пусть он будет суров,
Только б глупый молчал,
И завистливый, и равнодушный.
Пиала
Меня прельщает формой пиала –
Она хранит акустику степную.
Переверну – движеньем в купола
Я обращу посудину простую.
Гончар навек вместил в нее Восток,
Нас к смыслу форм причастья удостоил.
Он в формах, несомненно, ведал толк –
Не пирамиду – пиалу построил…
* * *
Калитка поет…
Это мама идет.
А в ведрах с водой
Солнцу знойному тесно.
На шее платок
Поправляет рукой,
Спешит пообмять
Загулявшее тесто…
На красной в горох
На клеенке – поднос,
А там самовар разворчался,
Как старец.
Из памяти ластиком
Начисто снес
Корректор так много…
А это – осталось.
* * *
Когда бы слово понималось
Так, как задумано оно!..
Когда бы суть не извращалась,
Как перекисшее вино!..
Когда б коварный пересмешник
Благоговейно вникнул в суть,
Тогда б еще была надежда
Бесстрашно в душу заглянуть…
* * *
Поставьте за поэтов свечи!..
И среди Муз – небесных див –
Пусть огоньки ворвутся в вечность,
Их чуткий сон разбередив.
За тех, погибших на дуэли
С бездарным баловнем судьбы…
За умерших в своей постели
От пуль неслышимой пальбы…
Сгоревших от любви до пепла…
Сказавших всё за нас про нас…
Следи, чтоб от порыва ветра
Свечи той пламень не погас.
Новорожденных рифм предтеча,
Звучат их строки нынче в нас.
Поставьте за поэтов свечи,
Благоговейно поклонясь…
Едва отпив от кубка славы,
Сквозь звезды к терниям идут.
Осиротевшие державы
Без них свой обедняют путь.
Тончайшим смыслом согревая
Озябшие в быту сердца,
Поэты нас оберегают
Во имя Духа и Отца…
Цикл «Женщина»
Ее ожидание
Она медленно сходит с ума,
Потому что некуда деть любовь.
Она – старая дева
В понимании дам, ложащихся
спать с мужьями
И колющих их торс
жесткими бигуди.
Ей некому дарить мужской парфюм,
Потому что не встретился тот,
Ради которого
она терпела бы вечерами
Политические новости и запах сигарет
в белоснежной спальне.
У нее нет ощущения неполноценности,
а только удивление,
Что ее тело и душа не стали
интересны и желанны
Тому, чье лицо она не разглядела
За весенним, ароматным дождем,
За снегом новогодней ночи,
За августовским, спелым зноем,
За глубоким гипнозом осени.
Ей не для кого накрыть
скромный натюрморт
Утреннего завтрака,
И некого обрадовать
обновленными занавесками
На экранах окон.
Ее кошка пугается мужчин,
Если телемастер или сантехник
Налаживают ее маленький комфорт.
А когда они уходят,
Она тщательно протирает пол
Старой шваброй.
Целые тома ее ожиданий
хранят множество героев,
Ею выдуманных под покровом
ночных иллюзий.
Из-за них она
не может состариться
И поверить, что перемен
не будет.
Ее подруги удивляются, что она
До сих пор не похищена
современным Зевсом.
И когда она покупает цветы,
Она тихо плачет, глядя на них…
Война
Базар сорочий под окном.
Как и положено сорокам,
Они свое берут наскоком
И так кричат, что глохнет дом…
И прыткая из них одна
Селедку тащит в клюве цепком,
Что в лености моя соседка
Швырнула утром из окна…
Их много, а улов делить
Никто с товарками не хочет.
И вот уже война грохочет.
(Модель, увы, не отменить…)
