***
Мы новые? Нет, мы те же,
И, свежую грязь меся,
Нам память несёт депеши
О том, что изъять нельзя –
Ни белочек в перелеске,
Похожих на букву ять,
Ни марлевой занавески,
Которую сшила мать, –
Ни послевоенной спеси,
Ни лжи, источавшей яд,
Ни инея на железе,
Которым бряцал парад…
О, всё это – мы. (А кто же?)
О, всё это – жизнь твоя!
И значит, постыдной кожи
Не сбрасывай: не змея.
Наследница страшной зоны,
В крови стою и пыли.
…У неба – свои резоны,
Невнятные для земли.
[1993]——————————————————————————–
***
Глядя на собственные пупы,
Вы обездарели, вы тупы…
Тоже мне вече, мужи, бояре!
Так… Перекупщики на базаре.
Я же – не лучше. Стою зевакою,
То комментирую, то не вякаю.
…О психология смерда-зайца!
Посторониться? Уйти? Ввязаться?
[1993]——————————————————————————–
***
И родина, где я росла ветвясь,
Меня не видит и толкает в грязь, –
И мусор доморощенных жемчужин
На откровенном торжище не нужен, –
И город, где я счастлива была,
Закрыл ворота и сгорел дотла, –
И прохудились сапоги, в которых
Я шла на свет, – и драгоценный ворох
Всего, что пело, я кидаю в печь…
Коль сгинул век, – то не себя ж беречь!
[1993]——————————————————————————–
***
Это что на плите за варево,
Это что на столе за курево?
Я смутилась от взгляда карего
И забыть уже не могу его.
Там, за окнами – вьюга страшная,
Тут пытают перо с бумагою…
Мне сказали, что я – отважная.
Что мне делать с моей отвагою?
– Коль отважная, так отваживай. –
…Но какая тревога – нежная!
О, любовь моя, – свет оранжевый,
Жар малиновый, буря снежная…
[1993]——————————————————————————–
***
Гостиничный ужас описан…
Я чувствую этот ночлег, –
Как будто на нитку нанизан
Мой ставший отчётливым век, –
Где кубики школьного мела
Крошились, где пел соловей,
Где я ни на миг не сумела
Расстаться с гордыней своей,
А вечно искала подвоха,
И на люди шла как на казнь,
И страстью горевшая – плохо
Хранила простую приязнь, –
Любимый! А впрочем, о ком я?
Ушёл и растаял вдали.
Лишь падают слёзы, как комья
Сырой похоронной земли.
Но главное: в пыточном свете,
Когда проступают черты,
Мои нерождённые дети
Зовут меня из темноты:
«Сюда!» – Погодите до срока.
А нынче, в казённом жилье,
Я проклята. Я одинока.
Я лампу гашу на столе.
[1993]——————————————————————————–
***
Ходившая с лопатой в сад,
Глядишь печально и устало…
Не строила – искала клад.
Не возводила – клад искала.
Твою надежду на чужой
Непредсказуемый подарок
Жизнь охлестнула, как вожжой:
– Не будет клада, перестарок!
…Под раскалённой добела,
Под лампою без абажура
Земная жизнь твоя прошла, –
Кладоискательница, дура…
[1993]——————————————————————————–
***
И шли, и пели, и топили печь,
И кровь пускали, и детей растили,
И засоряли сорняками речь,
И ставили табличку на могиле,
И плакали, и пили, и росли,
И тяжко просыпались спозаранку,
И верили, что лучшее – вдали,
И покупали серую буханку.
И снова шли, и разбивали сад,
И не умели приходить на помощь,
И жили наутёк, и невпопад,
И поперёк, и насмерть, и наотмашь.
И падали, и знали наперёд,
Переполняясь ужасом и светом,
Что если кто устанет и умрёт,
То шествие не кончится на этом.
[1993]——————————————————————————–
***
Слагаю стих,
Который тих,
Но внутренне вполне железен, –
В надежде, что для остальных
Он может быть небесполезен.
Иначе как?
Иначе мрак.
И – срам навязываться музам!
…Я думать ухожу в овраг
С неразрешимым этим грузом.
Под стать лучу
Согреть хочу
Слова, которые устали…
Как в старину просили: «Чу…
Прислушайтесь…»
– Я вам нужна ли?
[1987]——————————————————————————–
***
Покуда мы слюною брызжем
В сугубо устных разговорах,
И спим, и сочиняем порох, –
Дурак становится бесстыжим,
Поэт – паяцем ярко-рыжим,
А летописцем – жук и олух.
Отцы уходят, дети дремлют.
…О времени бесшумный трепет,
Скорее перейди в озноб,
Грозою разразись, очисти
Труды и дни, слова и кисти,
И просто – перекрёстки троп!
[1987]——————————————————————————–
***
Ты неверно живёшь. Ты не видишь ни грушевых веток,
Ни грошовых сандалий старухи, сидящей в кино…
Одинокий охальник, ничей ни потомок, ни предок,
Опечатка, зиянье, забытое цепью звено.
Как безжалостно небо! Душа оступилась – и крышка:
Потеряла дорогу, своих не находит начал.
А ведь был и очкарик, и школьник, и чей-то сынишка;
И высокие звёзды подзорной трубой приручал;
И лимонниц любил, и капустниц; и карта Европы
Волновала как тайна; и бабушка пела про степь…
Я живое лицо различаю под ретушью злобы:
Это просто усталость – ещё восстановится цепь!
[1987]——————————————————————————–
***
Открывается даль за воротами
Неуютно, тревожно, светло…
Мы поэтами, мы обормотами
Были, были, – да время сошло.
Ты играл со звездой, как с ровесницей, –
Для того ль, чтобы нынче брести
Этой полупарадною лестницей,
Зажимая синицу в горсти?
Для того ль ты скитался бездомником,
Подставляя ненастью тетрадь, –
Чтобы впредь по чужим однотомникам
Равнодушно цитаты искать?
…А ведь живы и ветер, и заросли
Чистотела, и наши следы –
Как рассказ о несбывшемся замысле
Вдохновения, детства, беды.
[1987]——————————————————————————–
***
Если вы меня не перебьёте,
Я вам человека покажу.
Это ваш товарищ по работе
Или же сосед по этажу.
Совершенно неуместный некто.
Пустомеля, спица в колесе,
Пугало Рязанского проспекта
Или Хорошевского шоссе.
Птичьего ли рынка посетитель,
Шахматных ли споров краснобай, –
Он влюблённый, а не просто зритель,
Как его в сердцах ни называй.
Сам он и не думает про это,
Я же вам ручаюсь головой:
Без его линялого берета
Вымрет город, вымрет деловой…
[1987]——————————————————————————–
***
Главных дел – неисполненный список.
И сутулится жизнь, как швея.
Хоровод напомаженных кисок,
Не приманивай, я не твоя!
Мне ходить в одиночку по краю,
Разрезая фонариком ночь.
А когда я в работу ныряю
С головою – спасателей прочь.
Да, согласна: тяжёлые глуби
Не для ласково скроенных глаз.
Но, стихию толкущая в ступе,
Я порою счастливее вас.
[1987]——————————————————————————–
***
Поразмысли над этим, историк!
…Вижу, как на ветру холостом
Снова рушится карточный домик,
А когда-то – Незыблемый Дом.
Неужели святыню — на свалку?
Неужели не вечен оплот?
…Пенелопа забросила прялку:
С женихами хохочет и пьёт.
А ведь было: воскресные шляпы!
Наведя неказистый уют,
Наши бедные мамы и папы
Облаками попарно бредут…
[1987]——————————————————————————–
***
Я надышалась – и за мною выдох.
А до сих пор, беспечна и смела,
Я плакала на ваших панихидах,
Но смерть во мне без просыпу спала.
…Всё изменилось! На простые вещи,
По узкому шагая рубежу,
Не то чтобы угрюмо и зловеще,
Но с ясностью прощальною гляжу.
Я не пойду дорогою окольно,
Не стану прятать знание в стогу…
Я мысль о смерти сделаю настольной,
Как лампа, – без которой не могу.
[1987]——————————————————————————–
Моей родне
Увы, давно… Точней – давным-давно
За станцией, за озером, за радугой
Ходили в офицерское кино,
Обедали на скатерти залатанной.
Во времена каникулярных дач,
Теперь – невероятных дешевизною,
Писали письма, надували мяч,
Бродили земляничною отчизною…
Давным-давно. А кажется – вчера
Любили жизнь, любимые друг дружкою.
…Иные дни. Иные вечера.
Распался круг. Стемнело над опушкою.
Виновна ль я, что существую вкось?
Или не я, а – ветер и поветрие?
Спасибо, что хоть в памяти не врозь,
Мои родные, давние, пресветлые!..
[1987]——————————————————————————–
***
Начинается повесть: «Итак,
Эта девочка в каменном городе
Проживала меж книг и бумаг,
А любила овраги да жёлуди…»
Впрочем, стоит ли в третьем лице
Ворошить сокровенные горести,
Тосковать о любимом отце,
Толковать об изломанной гордости?
Как хотите, а я не могу!
Это я, а не образ из ребуса,
На московском нечистом снегу
Ожидаю 2-го троллейбуса.
Это я. Это слёзы – мои,
И моя виноватость недетская.
…А была: «из хорошей семьи»,
Голубица университетская.
– Не ропщи, сумасбродная суть,
И не ври, что не знала заранее:
Бескорыстного поиска путь –
Это хлябь, а не чистописание.
[1987]——————————————————————————–
***
Мою судьбу из несуровых ниток,
Где серых и коричневых избыток
И лишь один узор до боли ал, –
Наполовину ткач уже соткал.
Разглаживать её рукою стану
И засмеюсь: ну, наработал спьяну!
Пускай, пускай он дурень и кустарь –
Изделие единственно, как встарь.
Я – слышите? – не сетую нимало
На то, что мне такое перепало.
Не половик, не скатерть, не платок,
А этот – мой, и только – лоскуток…
[1980]——————————————————————————–
***
Что бы ни было, но поутру –
Эта шалая детская вера:
– С понедельника – новая эра!
Душу вылечу, книги протру.
Суета, маета, несвобода,
Но – упрямо бормочущий рот:
– С понедельника… С Нового года…
Всё иначе, иначе пойдёт!
[1980]——————————————————————————–
***
С невысокого холма,
Голос мой высокий, взвейся!
Я сама, сама, сама
Всё запутала донельзя.
По-над полем ячменя
Крик несётся, полыхая:
– Отвернитесь от меня,
Потому что я плохая!
…Отвернулись. – Вы куда?
Не оставлю вас в покое.
Ну, скажите: «Ерунда»,
Или – «Горе не беда»,
Или что-нибудь такое…
[1980]——————————————————————————–
***
…Я тебя люблю всего лишь,
Но не знаю ни на грош.
Что же ты меня неволишь
И за воротник ведёшь?
Мой невероятный кореш!
Даже крепко полоня,
Не согнёшь, не переборешь:
Мне не выжить без меня.
[1980]——————————————————————————–
***
Боже! Самодовольные рожи,
Как вы цедите жизнь из ковша,
Знать не зная, что боль – это дрожжи,
На которых восходит душа.
Даже ливень, хлеставший без краю,
Вы собрали в хозяйственный таз.
…Понимаете: я умираю
От стыда, что похожа на вас!
[1980]——————————————————————————–
***
Настоящей жизни свет
Очень прост и даже скуден.
Вечно я рвалась из буден
В праздники, которых – нет,
И презрительно звала
Лишь черновиком, разбегом
Эту жизнь под серым снегом,
Эти серые дела.
А теперь смотрю назад
И от зависти бледнею:
Боже! Неприметный сад,
Где бельё среди ветвей,
Молодостью был моей,
Лучшею порой моею…
Проморгала – о печаль! –
Проглядела, глядя вдаль.
[1980]——————————————————————————–
***
А я вам расскажу про то,
Как я по Сретенке бродила,
Как у табачного ларька
Я увидала старика.
Он смахивал снежок с пальто
И смахивал на Буратино.
Такой носатый и такой
Лукавый, тощий, деревянный,
Он усмехнулся и кивнул,
И носом в небо заглянул,
И стукнул об асфальт клюкой!
Мне кажется – он не был пьяный.
А просто дело шло к весне.
Снега от злости почернели.
И – сверху старый – он внутри
Вдруг стал моложе раза в три.
И боты, палочка, пенсне
Ему до слёз осточертели.
…А я подумала: когда
Я постарею и осунусь,
И буду медленно седеть,
И в садике весной сидеть,
И выводить гулять кота, –
Тогда меня пронижет юность!
[1980]——————————————————————————–
Однокласснику
…Было, было: и «любовь до гроба»,
И косноязычие, и злоба
Праведная, и весна вокруг…
А теперь: сильней души – утроба,
И невыносимо пахнет сдоба,
Жизнью оказавшаяся вдруг.
Прикипели к своему корыту,
Нарукавникам и общепиту
И мертвы, не подавая виду.
Встретимся, – заголошу в тоске:
– Господи, ведь нас по алфавиту
Вызывали первыми к доске!
[1980]——————————————————————————–
***
На дачном, на невзрачном полустанке,
Где вянут одуванчики во рву,
Я запишу на телеграфном бланке
Разгневанные ямбы. Но – порву.
…Уборщица прошла, старинный китель
Одёрнула неженственной рукой.
«Ты никому на свете не учитель», –
Я о себе подумала с тоской.
Покуда жизнь как плотная скорлупка
Тому, что в сердце якобы кипит,
Покуда ты чураешься поступка, –
Не предъявляй, пожалуйста, обид.
[1980]——————————————————————————–
Счастливое лето
На маленькой кухне
четыре грядущих поэта
Вокруг сковородки
и тёмно-зелёной бутыли
Стихи о печали
кричали, тянули, бубнили…
А было за окнами
светло-зелёное лето!
Четыре поэта –
четыре полёта гордыни,
Которая верит:
«Я лучшее соло сыграю!
На старославянском.
На полублатном. На латыни».
(О, я без иронии!
Я же – четвёртая с краю.)
…Далёкая эта примета:
тайком сигарета.
Мои баскетбольные плечи –
в ахматовской шали.
Я звонко читаю
стихи о «вселенской печали»…
Но в форточку с улицы
льётся – счастливое лето!
[1980]——————————————————————————–
***
Пожелтел и насупился мир.
У деревьев осенняя стать.
Юность я износила до дыр,
Но привыкла – и жалко снимать.
Я потуже платок завяжу,
Оглянусь и подумаю, что
Хоть немного ещё похожу
В этом стареньком тесном пальто.
[1980]——————————————————————————–
Река
Я – река. Не большая, не бурная,
А каких под Москвою полно:
На поверхности – рощица бурая
И песчаное, мелкое дно.
Я – река. Но совсем захудалая.
Да и как мне назваться иной,
Коль вовек никого не пугала я
Наводненьями и глубиной.
Пароходов с гудками протяжными
Я не видела даже в глаза.
Птицы, плот с малышами-бродяжками,
Комары – вот и все голоса.
Я сама подпеваю комарику,
Еле-еле, тихонько звеня…
А за лесом впаду я в Москва-реку!
Только жалко – не станет меня.
[1974]——————————————————————————–
***
Опять говорю с ежевикой,
Опять не могу без осин.
Дрожишь и над малой травинкой,
Когда остаёшься один.
Гляжу, чтоб забыть укоризну
Твою, где любви ни на грош,
Как скачет весь день по карнизу
Какой-нибудь птичий гаврош.
До боли ладонями стисну
Колени. Но вдруг разогнусь
И так по-мальчишески свистну,
Что даже сама улыбнусь.
[1974]——————————————————————————–
***
От косынки до маминых бот
Я какая-то злая старуха!
Сердце бьётся, как рыба об лёд,
Безутешно, неровно и глухо.
Ничего… проживу… не впервой.
Даже улица пахнет вокзалом!
Чемоданами, пеной пивной,
Паровозным гудком запоздалым.
Я опять не о том говорю.
Я твой город замажу на карте!
Ничего… заживёт к январю…
Только снова измучает в марте.
[1974]——————————————————————————–
***
Ты дура-замухрышка,
Поэзия моя!
Куда тебе до риска,
Куда до соловья?
Ты всё поёшь, как чижик,
От имени гурьбы
Прокуренных мальчишек,
Удравших по грибы,
Корзинок и лисичек
С комочками земли
И дачных электричек
Голицино – Фили.
Но вот уже и точка,
Чтоб не было вранья.
Ты маменькина дочка,
Поэзия моя.
…А где-то, где-то, где-то
Грохочут поезда,
И громом их нагрета
Огромная звезда!
[1974]——————————————————————————–
***
Я знаю, что те слова, которые я ищу,
Давно до меня разысканы и охают надо мной,
Когда я стихи пишу, как мостовую мощу,
Где каждый из тысяч булыжников надо поднять самой.
Я слышу в чужих стихах, я вижу в любой строке:
Всё выстрадано, всё высказано, всё найдено до меня.
Зачем же тогда, зачем – опять карандаш в руке
И снова тетрадь открылась, как захлопнулась западня!
[1974]——————————————————————————–
Мороз
Разыскали мы одну
Ледяную рощу.
Можно даже тишину
Пробовать на ощупь!
Возле старого моста
Ветер озорует.
Это вот, наверно, там
Раки и зимуют!
Ну куда меня, куда,
Ну куда завёз ты?!
Небо – крыша, да худа:
Вон какие звёзды.
Только крыши нет другой,
А без друга плохо.
Снег смету с тебя рукой,
Не сдержавши вздоха…
Подружились, мерзляки,
В декабре – не в мае.
И дрожим, как медяки,
У зимы в кармане.
[1974]——————————————————————————–
***
А мне не пишется, не пишется,
Как ни стараться, как ни пыжиться,
Как пот со лба ни утирать…
Орехов нет в моём орешнике,
Весь день молчат мои скворешники,
Белым-бела моя тетрадь.
И я боюсь, и мне не верится,
Что больше слово не засветится,
Не разгорится на губах.
…Вот я очищу стол от мусора,
И наконец-то грянет музыкой
Мой долгий страх – молчанья страх,
И станет скользко, как в распутицу,
И немота моя расступится,
И – всё напропалую трать!..
Зачем орехов нет в орешнике,
Зачем молчат мои скворешники,
Зачем белым-бела тетрадь?
[1974]
***
Вот и кончена разлука.
Ливнем разразилась тишь.
Школьная моя подруга,
Ты на родине гостишь.
Умница и балаболка,
Не озлобившая дух,
О, как страшно,
о, как долго
Мы не говорили вслух!
Горбоносая пичуга,
Не желая быть чужой,
Ты тогда ушла из круга
И взлетела над межой.
…Сгинул Славка, умер Вовка,
Оступившись на лету,—
Те, кто звал тебя «жидовка»
И любил за доброту.
И гулял с тобою в слякоть…
Знаю: прилетев домой,
Ты ночами будешь плакать
Над могилой и тюрьмой.
О, как время губы студит,
Будь то север или юг…
Никогда уже не будет
У меня таких подруг.
Но рыданье успокоив
В этом горе и тепле,
Я скажу, что нет изгоев,
Нет изгоев на земле.
