***
Ночным медлительным покоем
Испепелён дневной костёр,
И пчёлы звёзд лучистым роем
Усеяли небес шатёр.
Расплывчато маячат зданья,
Струится сонно тишина.
Душа, набухши от страданья,
Опять тоской оглушена.
Прибои дней всё монотонней,
Невнятней мысли и слова,
И равнодушье углублённей,
И ниже никнет голова.
И сердце в горестном уклоне
Не верит в боль звенящих строк…
И жизнь сквозь сжатые ладони
Сочится, как речной песок.
1922
***
Одуванчик луны среброликий
И стеклянная синь вокруг.
Равнодушья какого улики
Ты оставил, недобрый друг?
Тетивою тугого лука
Натянулась моя тоска,
И слепою стрелою разлука
Зазвеневши, впилась у виска.
Ты прощальных слов не услышишь,
Не поймешь—весела? Грустна-ль?
А луна все выше да выше,
Мой тоскующий бледный Наль…
Как мы нищи, и как убоги,
Если даже любовный сказ
Обрываем вот так—у дороги,
Под сурдинку банальных фраз.
***
Уронила любимый томик
Окропленных росой новелл…
Счастье—карточный домик,
Время—Тоске предел.
И вдруг расцветает память
— Колдовская разрыв—трава,—
И рассыпались годы—камни,
Прорастают стебли—слова…
Смерти нет! И с тобой разлука
— Полустертый, нестрашный бред.
Задыхаясь, ломаю руки,—
Нестерпимо слепящий свет.
Шелестят запоздало жалобы,
Недоласканных губ упрек…
Я рукою, любимый, сжала-бы
Непослушного сердца комок’
Мне не ведать счастья чудесней.
Вновь и вновь зацветет цветок,
Чтобы вспыхнуть прозрачной песней
И погаснуть в бисере строк.
***
Моей девочке
Больно думать, что после моей смерти
Ненужным станет все, дорогое мне:
Эта вазочка, письмо в лиловом конверте,
И гибкий плющ на окне.
Чужие руки потрогают безучастно
Бархатную маску, клочок черного банта…
И кто подумает, что они властно
Напоминали мне строки из Данта!
Смешная куколка покажется всем некрасивой,
Жалкою лента, что была темно-синей…
И никто не поймет их души пугливой,
Хрупкой, как серебряный иней…
И мои стихи, на морозном стекле узоры,
Пепельные одуванчики тоски моей, –
Как зябко вы съежитесь скоро
Под равнодушными взглядами людей!
Усталая, вновь вижу неровные строки,
Молчаливо ласкаю вас, мои немые вещицы…
Маленькая моя, когда будет тебе одиноко –
Вспомни, что в них – меня есть частица.
1920
Сочельник
Мамочке моей
Высятся пышного, невозмутимого снега сугробы.
Шепчет невнятно колючий, нахмуренный ельник.
Здесь, где лежишь ты, любимый, в крови и без гроба,
Справлю свой скорбный сочельник…
Свеч восковых затеплю огоньки синеватые
В бахате траурном сумрачной хвои;
Снежные хлопья нависнут пластами, как вата…
Все, как всегда… и у елки зажженной – нас двое…
Я расскажу тебе все, что сказать не успела…
Ты не смотри, что я плачу, – сейчас мне легко…
Вон догорела свеча и смолистая хвоя затлела, –
Дым, словно ладан, растаял, клубясь высоко…
Тихо… совсем незаметно стемнело…
Звезды осыпали небо… Вдруг благовест зло оборвал тишину…
Я разучилась молиться… Когда-то умела…
Бог все равно не услышал!.. оставил одну.
1920
ГЕОРГИЮ
Любый мой! Ведь я была лишь тенью,
Только тенью верною твоей,
И училась мудрости терпенья
В будничном теченьи дней.
Смерчем неудач скосило годы,
Разрасталась травля за спиной,
Но твои тревоги и невзгоды
Все делил ты поровну со мной,
Верилось – пока вдвоем, – пустое –
Клевета врагов и немота друзей:
Выстоим! переживем! – нас двое –
Значит: в мире нету нас сильней!
Верилось, что счастье – рядом, рядом! –
Стоит только руку протянуть
И, без слов, лишь обменяться взглядом
И к груди твоей прильнуть…
Умер ты… страшнее нет утраты.
Этих слов вовеки нет страшней!..
По ночам со мною до утра ты,
Днем – я – голем, тень среди теней…
1957
* * *
“…Ин побредем, Марковна”…
Протопоп Аввакум
Нет! – одиночества вдвоем
У нас ведь не бывало…
И я жалею об одном:
Что вместе жили мало!
Каких-то жалких тридцать лет
И страшный год разлуки, –
Войны неизгладимый след,
Отчаянья и муки…
Мы всё делили пополам:
Скупого счастья блестки
И горе щедрое, – и нам
Мир не казался жестким…
И верилось, что добредем
Вдвоем мы до могилы
И там мы вместе отдохнем,
Как вместе жизнь прожили…
Но ты ушел… и я одна…
Но ждет за счастье плата, –
И одиночеством до дна
Жизнь и душа объята.
14 января 1958
* * *
“Умереть не страшно… страшно умирать”…
Больше ничего ты не успел сказать…
Жалко улыбнулся и замолк навек…
Мир не содрогнулся… Умер Человек…
Холод рук скрещенных… скорбных губ излом…
Горем освященный опустевший дом…
Всё теперь не важно, надо лишь понять:
“Умереть не страшно… страшно умирать”…
14 января 1958
* * *
Руки мои… в мелкой сетке морщин…
Зябкие… жалкие… Вам ли поэты
Самозабвенно слагали сонеты?
Вас ли клялся не забыть ни один?
Старые руки, под сеткой морщин…
Жадные губы не в вас ли впивались?
Вы ль под дождем поцелуев купались?
Кольца с заклятьем на вас надевали ?
Как вас любили!.. и как проклинали!..
Много их было, – покорных, влюбленных,
Кожею этих вот рук опьяненных…
Много… А только не все ли равно? –
В памяти стерлись, забыты давно
Все эти клятвы, мольбы и проклятья…
Помню?.. – Предсмертное помню пожатье…
Ты, кто был счастья и жизни дороже, –
Только твое – я и помню… до дрожи…
26.01.58
Дорога в Брест
* * *
Поезд несется средь снежного блеска.
Блеклое небо и ветер нерезкий
До горизонта – леса и леса,
Белые, словно мои волоса…
Это – гигантский ковыль, не деревья!
Вся бесприютность, вся скука кочевья
Хлынули в душу… от голых ветвей
Боль одиночества только острей…
27.01.58
Дорога в Брест
* * *
Ты в первый раз никак не отозвался
На задыхающийся шепот мой:
Ты от меня как будто отстранялся,
Уже чужея маяте земной.
Напрасно я дыханьем губы грела,
Пытаясь жизнь на миг хоть удержать:
Ненужное душа стряхнула тело
И – не вернуть ее, и не догнать…
И я сама тяжелые ресницы
Тебе сомкнула, чтоб не видеть лёд
Остекленелых глаз, что будут сниться
Годами сниться! – ночи напролет…
16.05.58
* * *
Если бы знать, что после смерти, –
Там, – ты встретишь меня,
Я не стала бы ждать, – поверь ты! –
И одного бы дня,
А захлестнула бы аккуратно
Петлю на шее и – край…
Только бы знать!.. тогда всё понятно
Значит – он есть, – рай!
15.04.59
* * *
Прости, что я жила скорбя.
Ахматова
Прости, что я смеюсь порой,
Звездой любуюсь голубою,
Что нарушаю твой покой
Слезами, жалобой пустою…
Ты мудрым “там”, наверно, стал,
Я “здесь” – ничтожной и земною…
Но если бы ты только знал,
Как страшно мне не быть с тобою!
20.05.59
* * *
А жизнь идет… Все реже, реже ночью
Ты снишься мне, я говорю с тобой
И жалуюсь, что не могу помочь я
Тебе воскреснуть книгою живой…
Твоих стихов неизданных тетради
Замкнуты в стол, как будто в гроб глухой, –
Их надо воскресить!.. Но клянчить Христа ради
Я не могу: ты гордым был, родной…
ноябрь 59
* * *
Никому до тебя нет дела,
Не с кем слова даже сказать…
Беспощадно осиротела:
Муж в могиле. В могиле мать.
Не хитри и брось притворяться,
Что кому-то еще нужна.
Лучше мужественно признаться:
Ты одна… до смерти – одна…
Разве жизнь – эти дни без счета,
Словно стершиеся медяки,
Эти нищие сны без взлета
И приливы дикой тоски?!..
Ты ведь прежде не раз умела
Жизнь зачеркивать, как черновик,
Что же медлишь ныне? – ведь тело
Благодарно поникнет вмиг,
А душа?.. она устремится
В тот заманивающий простор,
Где любимый, и превратится –
На мгновение – в метеор…
2.09.60
* * *
“О тоске своей не надо говорить,
Постарайся одинокою прожить…
Вспоминай, как много в жизни было встреч,
Что умели сердце полымем прожечь,
Вспоминай, что многим милой ты была”…
“Всех забыла, одного вот не смогла…
Я ним хоть горя и хватила через край,
Но зато лишь с ним узнала я, что рай
На земле бывает, на земле простой…
Без него ж теперь вся жизнь – орех пустой”…
сентябрь 1960
NUIT BLANCHE*
Нет! я такой тоски дремучей
Еще не знала никогда!
О память, пощади, не мучай,
Развейся пеплом без следа!..
Нельзя же так, без сна, годами
Все тот же призрак вызывать
И пересохшими губами
Ласкать, молить и заклинать…
С ума бы мне сойти скорее
И жить в беспамятстве, в бреду…
Но снова ночь, и я не смею
Заснуть и обреченно жду…
4.09.60
* Белая ночь (фр.) (на полях рукописи – вариант заглавия: “Nuits blanches”).
* * *
Много в жизни я подарков получала…
Мне, признаюсь, нравились сначала
Орхидеи и духи, хрусталь, как льдинка,
К бесценных кружев паутинка,
И загадки мрачного опала,
А потом всё разом – надоело и пропала
Радость: я рассеянно, невдушно
Принимала все подарки, – стало скучно…
Всё ждала: ужель никто не одарит таким,
Чтоб навек остался дорогим?..
Не на радость, но сбылось мое желанье:
Одарил меня мой милый на прощанье, –
Крест в венке терновом, темный, строгий,
Как орден мечты над неверной дорогой…
“Вернусь я едва ли, но помни и знай, –
Любви даже смерть не убьет… ну, – прощай”…
Сколько раз я крест тот целовала,
Сколько лет над ним я прорыдала!..
И другой подарок получить мне довелось:
Книжечка стихов, прострелена насквозь,
Найдена в мешке убитого бойца*…
Знаю наизусть ее, но без конца
Я ее читаю вновь, и вновь, и вновь:
Смерти неподвластна лишь любовь.
17.03.61
* Подлинный случай: эта книга “Планер” была привезена и передана Шенгели вскоре после войны (В.П.).
* * *
Я научилась пить вино разлук
С улыбкою не доброю, не злою…
И более явно, почти цитата:
Покоряться было сладко
Нежной боли и тоске,
И расстегивать перчатку,
Чтоб прижался ты к руке…
Но уже есть и свое, узнаваемое:
За кренящейся кормою
Солнце в брызги раздробя,
Жизнь плеснет, а ветер смоет,
Смоет память про тебя.
ОБЕЗЬЯНКА
Захлебнулась шарманка «Разлукой»
По дворам и в пролеты лет.
Закрутил ее серб однорукий,
Смуглолицый сутуля скелет.
На плечо я к нему броском,
Зябко ежиться от озноба,
А в груди распирает ком –
Человечья скучливая злоба.
Хляснет окрик – и спрыгну плясать
И умильные корчить рожи,
Полустертые цепко хватать
Медяки, что на дни похожи.
В апельсин золотой вцепясь,
Поднесла невзначай ко рту,
Да косится хозяин, озлясь,
Сочный плод с размаху – в картуз,
А потом, слюну проглотив,
Замигаю, закрою веки,
И опять неотвязный мотив,
И опять на плечо калеки…
Так идем от двора к двору,
Я забыла – что явь? что бред?
Но боюсь одного: умру –
Серб немедля пойдет вослед.