Проклятый поэт
Осколком неба, расщеплённым
В немую чувственную мглу
С рассудком, злобой испещрённым,
Ты служишь праведному злу.
Ты можешь всё. Но безысходность
В тебе сошедшихся времён
Вновь обрекает на бесплодность
Твой опрокинутый канон.
И в этой форме из гранита,
Которой недра горячи,
Как в пламени вселенной, слиты
Любви и гибели лучи.
Ты можешь всё. И в этом тайна
Твоей отверженной звезды.
Ты канешь в тьму. И лишь случайно
Отыщет мир твои следы.
Сон среди стаи облаков
Сон среди стаи облаков…
Не торопись искать причины
Того, что нет ни слёз, ни слов –
Одни простые величины:
Абстрактный снег, абстрактный вальс,
И я сама – в плену абстракций…
Какая сила будит вас,
Потоки звуков, танцы граций?
Останови полёт стрелы –
Её душа преобразится;
Из горстки мраморной золы
Цветок магнолии родится…
Я так устала быть собой,
А может быть, своею маской,
Мне дорог ласковый прибой
Чужой, хрустальной, тихой лаской…
Теряет форму, плавясь, снег –
Так я в своих ошибках каюсь
И, прячась в музыке от всех,
С ней в невесомости сливаюсь…
* * *
Я влюблена… Не верится самой!
Жалею тех, кто не влюблён сегодня…
Любовь моя, ко мне – любовь Господня
Соединились в истине одной.
И пусть ты не ответишь на мой взгляд –
Я небесам ошибку их прощаю
За то, что облаков прозрачных ряд
Белеет вдалеке, как чаек стая,
И ты, живя на дальнем островке,
Не ведая о тайном назначенье,
Вдруг отзовёшься музыкой в строке,
Волшебной искрой в пляске вдохновенья.
Рожденные стихией
Кому давали кров леса –
Тот слышал духов голоса,
Кто в храмах рощ бродил тайком –
Тому восторг богов знаком,
Кто понимал язык реки –
Тому сказанья волн близки,
Кто песней звёзд лечил печаль –
Над вечным приподнял вуаль…
В истоках мифов – говор рек
И дальних звёзд искристый снег,
Поля – и хоровод лесной;
В их чуткой музыке земной
Звучит небесная струна,
Их жизнь божественным полна;
В них воплотила свой завет
Природа – женственности свет –
И материнства колдовство
Своё явило естество;
Они стихией рождены
И силой творческой волны…
Непостижим творенья путь;
Но есть иная в мифе суть:
Игрой мистической красив,
Был человеком создан миф –
В легендах мира отражён
Земной порядок и закон:
В лучах священной вышины,
Как люди, боги не равны –
И в их заоблачный шатёр
Проник предательски раздор,
И меж собой небесный свод
Готов делить бессмертных род,
Полям небес грозя войной,
Рождая бури, град и зной…
В сомненье человек живёт,
Он сил своих не сознаёт,
В нём страх животный говорит,
И он богов себе творит
И наяву, и в зыбких снах,
И на земле, и в небесах.
* * *
Чести ревностный служитель,
Прежней жизни вызов брось!
Я – твой демон искуситель,
Пламя, жгущее насквозь!
Я в мечты твои проникну,
Ум от скуки излечу,
“Бог – в любви!” – с тобой воскликну,
“В страсти – дьявол…” – прошепчу…
В тайном может проявиться
То, что спрятано в тени,
Так раздвинь свои границы,
Плоть и дух соедини,
Мир восторгом озаряя,
Тёмных сил изведай власть:
Обретаешь – лишь теряя,
Лишь поднявшись – можешь пасть!
Что в покорстве и смиренье?
Унижение одно…
Жизнь прожить в одно мгновенье
Только избранным дано!
Так очнись от снов бесплодных:
Там, где грёз прозрачных тишь, –
Грозных бурь, ветров свободных
Зов восторженный услышь!..
Вдоль дивных фасадов…
В стране, где бродили искатели кладов,
Где ночью всходили янтарные луны,
Я плыл на гондоле вдоль дивных фасадов
Соперницы лилий – Венеции юной.
В бездонной ночи с зеркалами каналов
Бессчётные звёзды роились, как пчёлы;
Среди изумрудов садов и опалов
Сверкал перламутром мотив баркаролы.
Покоились вёсла. Прозрачные воды
Влекли мою лодку по звёздной спирали,
И в мраморном танце дворцовые своды,
Как призраки ночи, из тьмы выступали.
Фасады дворцов обрамляли колонны,
С волнами деревья сплетались в поклоне…
Я видел точёные плечи мадонны,
Стоявшей на белом высоком балконе…
* * *
Ужель я поймана в капкан?
Ужель тоска глаза иссушит
И ни пожар, ни ураган
Стены проклятой не разрушат?
Ужель, как воск, застынет кровь
И мне не вырваться из плена,
Где невзращённая любовь
И неотмщённая измена?
Ужель на мёртвом языке
Я стану умствовать притворно
И не смогу в одной строке
Отлить божественную форму?..
Так лучше боль, и лучше ад,
И пораженья, и паденья,
Чем беспросветной скуки яд
И равнодушное забвенье!
* * *
Прощаюсь с тем, что было не моим…
Аскет с глазами грустными паяца,
Идя на улицу, накладываю грим,
Чтоб в пестроте безликой затеряться.
Чужого детства я мечты взрастил,
А своего не ведал и не помнил;
Я на печальном празднике гостил,
А мой корабль раскачивали волны;
Я внял их зову, им послушен стал,
Я слился с ними вольною волною –
Теперь меня подхватывает шквал,
Валы морских стихий играют мною;
Я к небу взор горящий устремил,
Я в кольца радуг свил свои порывы –
Лишь берег звёздный мне отныне мил,
Лишь песни зорь в душе отныне живы;
Я полюбил палитру тишины,
Я мир обрёл, её речам внимая…
А маски тускло смотрят со стены,
О прежней жизни мне напоминая.
* * *
Свечи зажгутся… Быть начеку!
Жизнь – поклоненье стальному клинку!
Курс сохраняя в бурю и шквал,
Крепко сжимаю лёгкий штурвал!
Ум мой спокоен, ласкова речь:
Женщина-Воин – Роза и Меч!
Пусть над дорогой гаснут лучи –
Дан мне от Бога компас в ночи!
О молодость! Наивным быть – порок.
О молодость! Наивным быть – порок.
Быть мудрым – преступленье перед Богом…
Проходят дни, как плавленый песок –
Сквозь пальцы, оставаясь в них ожогом
И жаждой в сердце утолить пожар.
Тернистый путь ли лавры увенчают?
Шаги секунд: удар – размах – удар –
Вас командорской жёсткостью встречают.
Ведь каждый новый день – перерасчёт
(Инфляция – не только денег тленье):
Вчера ещё – космический почёт,
Сегодня – миг трагический презренья…
Как быть легко чужим всему вокруг,
Неисправимым злым аристократом.
Что состраданье? – Тягостный недуг,
Настойка чувств с болезненным экстрактом.
* * *
Уйти от вечной суеты
С подругой анашой,
Коснуться Млечной красоты
Усталою душой,
Устами чуткими прильнуть
К небесному ковшу
И тихо в Вечность заглянуть
За лунную межу…
Мастер. Ответ Полине
М. Д.
Когда я выла на луну
И небеса рвались на части,
Ты, слыша вой сквозь тишину,
Слагала песнь о волчьей страсти.
Когда огонь и смерть дрались,
Готовые навечно слиться,
Ручьи речей твоих лились –
В них оживали наши лица.
А я лежала на полу,
Не зная, встану или сгину,
И сны, взрезая боли мглу,
Рождали адскую картину.
И сердце сорвалось с цепи,
И путы разорвали руки,
И землю кровью окропил
Закат, впитавший наши муки.
И Апокалипсис настал,
А мы стояли на вершинах
Его остроконечных скал
В огне страстей неукротимых,
Чтоб цену жизни заплатить
За равновесия потерю…
Но нас связала веры нить,
И эхом пронеслось: “Я верю…”
Так мы проходим сквозь огонь
С неуязвлёнными телами,
И Ад нам оставляет бронь
И отступает перед нами.
Струны любви
Устам – молиться,
Сердцам – любить…
Молитве – птицей
На небе жить,
Молитве – птицей
На небе петь,
Любви – склониться
И умереть,
И нежный голос
Похоронить,
Чтоб новый колос
Им напоить,
Чтоб неге юной
Родиться вновь…
Молитва – струны,
Душа – любовь.
Портрет Гомера
Портрет скитальца… Бедный брат! Гомер!
В моей душе искали состраданья
Ввысь устремлённый взгляд холодных сфер
И в гипсе воплощённое молчанье.
Изломы лба. Видений странный хор
И занавес, опущенный над сценой,
Где мысли полыхающий костер
Игрою чувств разбужен вдохновенной…
О имя дальнее! Пройди века!
Твой мир – страницы странствующей книги!
Портрет скитальца… Веки – облака,
И мудрости оковы – как вериги.
Мой карандаш послушен и умён.
В нём – прилежанье школьника за партой,
И стройным сочетанием времен
Во мне зажглось дыхание азарта:
Рим, Греция – прародина богов,
Как “древний” с ней таинственно созвучно!
Гомер… Гораций… Грация основ
Моей души с их Лирой неразлучна.
Интеллигент – первый мученик рая
Дайте мне точку опоры,
и я сдвину зeмлю.
Архимед
Интеллигент – первый мученик рая,
В сердце запрятавший жало греха,
Чёрные мысли, как книгу, листая,
Страшной мечты раздувает меха.
Деятель гневный, абсурда служитель,
Тореадор в иллюзорном бою,
Слепо сменил он земную обитель
На прозябанье в бездушном раю.
Тонущий в чёрном блудилище ночи,
К точке опоры направивший путь,
Он, в просветленье поверивший, хочет
Миру реальности шею свернуть.
Всеми осмеянный, всеми гонимый,
Выстрелом страха разбуженный зверь,
Верящий в завтра, идущее мимо
И перед ним закрывающий дверь,
Он посреди непроезжей дороги
Душу терзает цепями вины…
Интеллигента забывшие боги!
Ждут вас раскаянья страшные сны!
Кредо моё – капитал
Мрачной громадой чернеет завод.
Трауром дыма укрыт небосвод.
Грохот свинцовый – как горный обвал,
Льётся рекой раскалённый металл.
Призраки ада под пологом тьмы –
Люди-машины, машины-умы, –
В битве стальной воплотившие труд,
Армии новых машин создают…
Сонмы видений туманят мне взгляд,
Странною жаждой мой разум объят –
Только одним я азартом живу
И одному лишь молюсь божеству:
Деньги – стихия и вера моя,
Грёз средоточие, цель бытия.
Лестницей к храму, что я возвожу,
Служат банкноты, и я им служу.
Кредо моё – это мой капитал.
Детище солнца, священный металл
Всюду диктует единый закон:
Золото в мире – всему эталон;
Кто его силу использует, тот
Власть над судьбой в свои руки берёт.
Жажды огонь будоражит мне кровь:
Деньги из денег рождаются вновь.
Мысли по вечному кругу гоня,
Дерзкая страсть поглощает меня:
Я капитал в оборот отдаю,
И умножает он сумму свою;
В битве азартной за свой интерес
Я обретаю общественный вес:
Я покупаю машины и труд,
Я назначаю законы и суд,
Я воплощаю комфорт и успех,
Я становлюсь эталоном для всех…
В жарких владениях древних царей,
Над валунами песчаных морей
Высятся стены глухих пирамид –
Ужас священный наводит их вид.
О колыбели бесценных гробов!
Сотни бесправных, голодных рабов
В муках жестоких, в неистовый зной
Их возводили кровавой ценой.
Так, презирая законы земли,
Непокоримые горы взросли
И, пронеся свою мощь сквозь века,
Смотрят на землю они свысока…
Я небоскрёбов громады воздвиг –
Камня прочней, долговечнее книг,
Золотом их украшают огни –
Имя моё прославляют они.
Не провиденье меня вознесло,
Взяв под своё золотое крыло,
Не был я послан на землю царём –
Счастье я создал своим же трудом.
Первопроходцам во все времена
Тяжкая участь была суждена:
Дни, и недели, и годы текли
Реки торговли – от края земли,
Медленным ходом из солнечных стран,
Гружен товарами, шёл караван;
Долгий, подчас без руля и ветрил,
Путь его полон опасностей был:
Злые попутчики, бури, ветра,
Мертвенный холод, глухая жара,
Голод и страх, не дающий уснуть,
Делали пыткой рискованный путь…
Я же иного держался пути:
Слажены звенья торговой сети,
Служба защиты прочна, как броня,
Пульт управленья – в руках у меня;
Каждая фабрика, каждый завод
В год мне приносят огромный доход:
В мире вращенье расчётных бумаг
Приобретает всё больший размах…
В век, научивший нас точность ценить,
Качество можно числом заменить,
Всё можно мерой измерить одной
Всякий товар приближая ценой;
Так при рожденье дают имена:
Имя в наш век заменяет цена.
Тот, кому логика цен по нутру,
Может на этом построить игру;
Звёздного счастья доступны огни,
Верь в свой успех и удачу цени:
В схватке с конвейером будничных дней
Тот выживает, чьи ставки верней,
И в мировой конкурентной борьбе
Выстоит тот, кто уверен в себе.
Взлёта к успеху секреты просты:
Смело рискуй, не боясь высоты!
Жизнь – это биржа для сильных людей:
Делай расчёт, покупай и владей.
Храмы истины
Непредсказуем жизни ход,
В ней бед и тягостных невзгод
Бывает полоса черна,
Неодолима, как стена,
Но храмы истины дают
Любому беженцу приют,
Когда, измученный тоской,
Он хочет обрести покой:
Они, как в море острова,
В тумане видимы едва,
Но их обетованный край
Пророчит страждущему рай…
Когда надежды свет погас
И в тине будней я увяз,
Петлёй стянулась колея –
К их свету устремился я.
Я стал тираном…
Слепая страсть гнала меня в поход.
Я не щадил мой страждущий народ.
За власть я преступленьем заплатил:
Я убивал и этим счастлив был.
Моля о благосклонности богов,
Я обещал им кровь моих врагов –
Кто смог бы, в страхе не сойдя с пути,
Богам такие жертвы принести?
Когда ещё, в какие времена
Была земля от слёз так солона?
Любая мысль последствия влечёт –
И вскоре оправдался мой расчёт:
Хранители небесного огня
Среди других отметили меня
И, дав мне силу Неба и Земли,
Меня священной властью облекли.
Я доблестью их милость заслужил
И вновь свой меч кровавый обнажил,
Чтоб с ним пройти триумфом по земле,
Мир оставляя в пепле и золе…
И видел я в руинах города,
Деревни, что исчезли без следа,
Поверженных правителей и страх,
Что мукой отпечатался в глазах;
И слышал я бесплодные мольбы
Согнувшихся под ношею судьбы –
Они стонали, власть мою кляня,
Но стоны их не трогали меня…
Так под звездой жестокости я жил;
Мне мудрый рок препятствий не чинил,
И, поглощён безжалостной борьбой,
Я стал тираном над самим собой.
Я сам в себе любовь уничтожал,
Сам от себя в пожар войны бежал;
Раб алчной ненасытности своей,
Кровавых новых жаждал я морей,
И те, кто чудом выжили в войне,
Безропотно повиновались мне.
Сиротский двор моих владений рос;
На страхе возвышался мой колосс,
И ненависти чёрная волна
Вокруг меня вставала, как стена.
Я днём и ночью был со всех сторон
Опасностью незримой окружён,
Её клешни я чувствовал во сне,
Я плыл вслепую в мутной глубине,
Боясь попасть в невидимую сеть,
И обречён был бездну мук терпеть.
Чем выше я над миром воспарял,
Тем чаще равновесие терял;
Я славный риск походов разлюбил,
О наслажденьях вольных я забыл,
Просторы вновь захваченной земли
Былой отрады сердцу не несли;
Когда зенит судьбы моей настал,
К тому, о чём я в юности мечтал,
Не мог я отвращенья побороть:
Пресытилась душа, устала плоть –
Ничто огнём страстей её не жгло,
Ничто воображенья не влекло,
Лишь окунаясь в муторный разврат,
Минутному забвенью был я рад…
В дрожащем свете гаснущей свечи
Я бдительности потерял ключи,
И в глубине подвластных мне широт
Восстал забитый, сломленный народ.
Мой приговор, как прежде, был суров:
Стереть с лица земли бунтовщиков,
Но воплотились в жизнь дурные сны –
Мои войска мне не были верны.
За то, что флот удачи шёл ко дну,
Я возложил на подданных вину;
С судьбой коварной схватку проиграв,
Я учинил кровавый пир расправ,
Я гневом необузданным пылал,
Был мой престол от слёз невинных ал.
Пока на землю дождь кровавый лил,
В сердцах я новый ужас поселил,
Но разум мой метался в тупике
И власть моя была на волоске…
Однажды поздней ночью, перед сном
Я выпил кубок с пенистым вином,
И ангел сна ко мне с небес сошёл.
Я долго спал, и сон мой был тяжёл…
Мне снилась серебристая река,
Игривая, как песенки строка,
По гребням волн моя ладья плыла –
Её течений музыка влекла;
Казались дивной сказкой берега
И радуги алмазная дуга,
Но за чертою радужных ворот
Опасности вставал водоворот.
И вскоре, в безутешно быстрый срок,
Я страшную границу пересёк;
Отчаянья поток меня настиг,
Преобразилось всё в единый миг:
Исчезли красок яркие цвета,
Всё поглотила бездны чернота.
Напрасно я в бреду на помощь звал:
Безумный страх движенья мне сковал,
Зловещий ветер выл на все лады,
И дикий смерч бушующей воды
Всё глубже увлекал меня во тьму,
И я не мог противиться ему…
С трудом стряхнул я сон с тяжёлых век,
Но лучше б не очнулся я вовек.
Сознанью, усыплённому вином,
Казалось пробужденье новым сном:
В покоях, где был злата свет разлит,
Куда был вход лишь избранным открыт,
Толпились мои тайные враги –
Намеренья их не были благи:
Исполненные злобного огня,
Их взгляды жгли проклятьями меня,
Тупая боль была в моих висках,
И тяжелели цепи на руках…
Так начался закат кровавых дней,
И был мой путь чем дальше, тем страшней:
Когда меня, покорного цепям,
По грязным и зловонным площадям,
Позолочённым заревом костров,
Везли в позорной клетке для воров,
Плебеи, что молчали много лет,
Кидали комья грязи мне вослед;
Потом я был зарыт в сырой подвал,
Куда и редкий луч не проникал,
Я плакал там, прикованный к стене,
И, как собаке, корм бросали мне.
О, для чего позволили мне жить?
Чтоб век мучений тягостных продлить?
Вчера я горы славы покорял,
Неверной кровью землю обагрял,
Но в свете вечных мук и вечных бед
Что стоила чреда моих побед?..
Теперь в холодном склепе я гнию
И проклинаю молодость мою.
Горизонт и луна
Горизонт и луна. Расколовшийся лёд.
Беспробудные сны. Беспросветные дни.
Эта боль не твоя. Она скоро пройдёт.
Ни о чём не жалей. Никого не вини.
Захлебнувшийся плач – в лабиринте потерь.
Затерявшийся след – в карусели разлук.
За последней стеной открывается дверь.
За последней чертой размыкается круг.
Времена Года
Всё равно, какой век на дворе,
Если плавится даль – в сентябре,
И апрельские ночи тихи,
И октябрь отпускает грехи,
И, как дым, невесом – только дунь,
И рассыплется пухом! – июнь,
Если сердце – огня горячей! –
Ранят стрелы июльских лучей,
А над саваном белых лугов
Свищут плети февральских снегов,
Если, пламенем страсти горя,
Обжигает закат ноября,
И – холодной гармонии царь –
Явь в мираж обращает январь,
Если май орошает гроза,
Чтобы в августе спела лоза,
Если, чувствуя жизни азарт,
Ото сна пробуждается март,
А декабрь забывается сном, –
Всё равно, какой век за окном.
Черно-белая любовь
Чёрно-белые стены, окно, потолок…
Я забился в тупик, я зарылся в песок.
Я недавно был жив, но вчера невзначай
Напоролся на риф и услышал: “Прощай”!
Я лежал на земле – ты была весела.
Я болтался в петле: ты меня предала.
Чёрно-белая кровь, рок-н-ролл, эпилог –
Мы с тобой на любовь не платили налог.
Ты чиста и невинна, как ранний жасмин.
Ты моя Коломбина, я твой Арлекин.
Я последний актёр в чёрно-белом кино,
Я бродяга и вор, ты со мной заодно.
Никотин, герболайф, славный город Твин Пикс –
Состояние “кайф”, состояние “икс”;
Я по небу ходил, ключ хранил в облаках,
Я мосты возводил на зыбучих песках…
Чёрно-белое время – и пепел в горсти.
Просто в жизни я с теми, кто сбился с пути.
Здесь герою – позор, негодяю – почёт.
Я бродяга и вор, только это не в счёт.
Я лежал на земле – ты была весела.
Я болтался в петле: ты меня предала.
Чёрно-белая кровь, рок-н-ролл, эпилог –
Мы с тобой на любовь не платили налог.
* * *
Он так любил себя, что выпил все зеркало,
И ещё стоял, мучимый жаждой,
Впившийся губами в опустевшее стекло,
Пока зарево его лица не померкло
И жёлтые свечи не сгорели заживо.
Он так хотел счастья, что опрокинул улицу
И ещё стоял, робкий и радостный,
Помнящий лишь ужас перекошенных домов,
Смотрящих на него широко открытыми окнами
С мольбой о пощаде в глубоких туннелях комнат-зрачокв.
Последняя соната играла, горела,
Освещала путь между вечером и утром,
А он считал шаги, потому что не мог уснуть.
Он был разбросан по множеству дней,
Которые он уже прошёл,
И был не в силах собрать себя.
Он читал по слогам своё имя
Опустевшими сосудами глаз
В собственных шагах и в ударах собственного сердца.
Он путался в узорах мысли и времени.
Память открывала ему свои лабиринты прошлого.
Не спят лишь те,
Для кого ночь либо слишком весела,
Либо слишком тосклива.
* * *
Бессонными ночами
По лезвиям ходи,
Вытаскивай клещами
Занозы из груди,
Крадись тропою чёрной,
Лихой разбой творя,
Расти травою сорной
У стен монастыря.
Где птица не летает,
Где нива сожжена,
Пусть ядом напитает
Твой разум Сатана.
Из огненных объятий,
Пройдя сквозь боль и ложь,
В холодный круг заклятий
И смерти попадёшь.
* * *
Среди бессчётных отражений
Мечусь испуганною тенью,
Вникаю в магию движений,
От сна ведущих к пробужденью,
И, страсти нервом обнажённым
Касаясь каждой новой грани,
Я вижу мир преображённым
Изломанными зеркалами.
Слова насмешливы и колки,
И сердце холодно и немо.
Горят души моей осколки
Огнём неонового неба,
И демонические чары
Рождают мертвенные стансы;
Я пью горчайшие нектары,
Я вижу жертвенные танцы.
Среди бессчётных отражений
Блуждаю призрачною тенью,
Вникаю в таинство движений,
От сна ведущих к пробужденью…
Пульс желания
Сумерки пропеты.
Сняты с губ запреты.
Под волной молчанья
Бьётся пульс желанья.
И, давая волю
Нежности и боли,
Ночь сплетает пальцы
В безрассудном вальсе…
Кто познал однажды
Пламя этой жажды,
Тот улыбку счастья
Сжёг слезами страсти.
Страсть По-Испански, или Письмо Дону Жуану
В тебе испанская, горячая
Кровь, и глядишь ты свысока.
Лицо прикрыла… Нет, не плачу я!
Кружится голова слегка.
Как ты ласкаешь? Руки – нежные,
От губ пылающих – ожог.
Не плачу! – комнаты здесь тесные:
Мне ветра хочется глоток.
Как ты прощаешься? В молчании,
До трепета в объятьях сжав…
Нет, нет, не плачу – я нечаянно
Вином забрызгала рукав.
Несколько слов о смерти. Памяти отца
Страх?
Злоба?
Гиря стопудовая –
на тоненькой жерди?
Просто
несколько слов
о смерти.
Кастаньеты часов
задают
хронический ритм.
Ночь
впивается в небо
когтями звёзд.
Из стеснённой груди
клочьями
рвётся крик.
Нет
слёз.
Пройти,
не касаясь
судорогой смятых страниц,
молчать,
пока боль
не осыплется листьями памяти…
Не нужно носилок,
врачей,
медсестёр,
больниц…
Уже
ничего
не исправить.
Швырнуть на угли дат обгоревшие списки!
В отчаянье головой зарыться в песок!
Застряла игла
на треснувшем диске
и колет, колет
ноющий
висок…
Боль
заострилась
и режет ножны.
На сером экране –
похоронная хроника.
Уже – ничего,
уже
можно
выпить стакан
холодного тоника,
ознобом
привычных слов
оветриться,
игл недоверия
ощериться
панцирем,
когда в сочувственном марше кавалерия
галопом помчится по ранам сердца.
Льдом
унять
горячечную память,
лбом пылающим
прижаться к стеклу…
И вдруг –
зарыдать,
захлёбываясь словами:
“Снимите,
снимите
с пластинки
иглу!”
Гoлоса севшею батареей
в хрипе романса выплакать жалобу,
когда муза,
пьяная,
повиснув на шее,
станет раскачивать сердца палубу…
Нет слёз.
Провожаю карету
крестополосую
сухими глазами.
Сутулясь и нервно куря сигарету,
смотрю,
как рассвет пробирается озябшими дворами…
Посвящение Янке Дягилевой
Там –
Верный расчёт,
Полный почёт,
Выставлен счёт.
Здесь –
Холодно взвесь! –
Горькая смесь,
Сбитая спесь.
Там –
Выцветший хлам,
Полный бедлам,
Жизнь пополам.
Здесь –
Скверная весть:
Нечего есть,
Продана честь.
Небо в стирку, выдать бирку,
Топором заделать дырку,
Три креста на три дороги,
Пыль в глаза, песок под ноги…
Пел,
Знал, что хотел,
Звал – не робел,
Брал – не смотрел.
Бил –
Правду давил,
Солнце гасил,
Крылья рубил.
Врал,
Что не узнал,
С пола поднял,
Взял да продал.
Смёл
Крошки в подол –
Весел да зол…
К чёрту пошёл!
Небо в стирку, выдать бирку,
Топором заделать дырку,
Дуракам придти на смену,
Упереться лбами в стену.
Там –
Верный расчёт,
Полный почёт,
Ряженый чёрт.
Здесь –
Дыры да течь,
Жаркая печь,
Русская речь.
Там –
Фальшь по глазам,
Страх по пятам,
Срам по углам.
Здесь –
Звонкая плеть,
Тонкая жердь,
Верная смерть…
Небо в стирку, выдать бирку,
Топором заделать дырку.
На спине горит рубаха,
А на столе пол-литра страха.
Там –
Здесь.
Январская ночь
Пронзительно пахнет зимой.
Разреженный воздух звенит.
Увита ажурной каймой,
Луна безмятежность хранит,
Холодным цветком янтаря
Раскрывшись над озером тьмы…
И прячется ночь января
Под белые крылья зимы.
Зима
Не жги последнего огня,
Не брезгуй зимнею неволей.
Её холодная броня
Да сохранит тебя от боли.
В ней – первозданность чистоты
И отрешённость от событий,
И снега белые листы,
И муки тягостных наитий,
И размышления в тиши.
И голос – сильный и свободный,
И обновление души
В лучах гармонии холодной.
В стране Метелии
В стране Метелии
Цветут камелии
Из пыли меловой,
Из хлопка белого,
Из хмеля пенного,
Из ветра пленного,
Из листьев золота,
Из льдинок холода,
Из слова рунного,
Из света лунного,
Из блеска кременя,
Из плеска времени.
