В день окончательного одичанья
И в день окончательного одичанья,
Когда я решила: «Пора на вылет»,
окна плыли,
отчаяние перегоняя,
Статуи на каменьях курили,
пружиня спины…
Фавны бродили по анфиладам комнат,
Руки входили в браслеты –
из тысячелетия прошлого
брошенные колечки дыма.
Слепок лица на вибрирующей горловине графина
перекошенно закруглился.
Всё длился и длился по стенам
извивный портрет лошади.
На площади атласно заглаженного дивана –
вселенной
для фавна, и павиана, и дурочки
Шло представление
огня, сопряжённого с архитектурой кружки,
брызнувшей на абрикосовый камень…
И в час окончательного одичанья,
когда я решила: «Пора на вылет»,
Пропасть внутри меня выдохнула:
«Паче чаяния,
Вылететь некуда. Небеса отменили».
* * *
Мы живём на бронзовой луне.
Лунный ветер всё больней и тише…
Кто еще судьбу тебе надышит
Выдолбами в бронзовой стене?…
Где сорвётся взломанная птица,
Унося в когтях свою луну?..
Небо – бесполезная тряпица…
Вытру им лицо, потом – сомну.
отрывки из студенческого романа
Бабочка в часах
Ирине Беляевой и моим однокурсникам –
выпускникам журфака МГУ 1980 г. посвящается
[…]
За краем горизонта
В той дальней точке
Нищенка забыла
свой узелок…
И с верою, что в нём –
Богатство жизни,
Она познала
силу возвращенья.
[…]
Мораль была шикарно разодетой дамой,
Жила со всеми рядом и в почёте.
А нравственность так высоко жила,
Что разглядеть её казалось невозможным.
И никуда её не приглашали.
Показывая вверх, все говорили:
– Зачем нам эта девочка-заморыш?
[…]
Так что есть жизнь?
Наглядное движенье
Безмерно копошащихся людей
Без времени помыслить и подумать
И в душу заглянуть к себе?
Или душа,
В работе неповеданной своей
Вся уходящая в такие сложные
Глубины и пласты,
Что не поверят ей любители
Пустот словесных.
Им жизнь подавай понятную, как шкаф,
Чтоб можно было ощутить в руках,
Промерить полки, дно и высоту,
И дверцу обнаружить ту,
Где можно положить мечту,
Чтоб сохранить её от моли.
Так что ли?
[…]
– Какой источник надобен колодцу? –
Подумал чудотворец, –
Сверху или снизу? –
И стал дождём.
Вода спокойно уходила в землю.
Тогда прополз он под колодец
Водной жилой.
Вода пошла наверх.
[…]
Ищут сёстры своих братьев,
Ищут братья своих сестёр,
Ищут святости,
Ищут проклятья,
Ищут, где бы поставить забор.
От кого бы ещё отделиться?
Просветлённые ищут лица,
Потому что всем простолюдинам
Эти поиски необходимы.
[…]
Человека?
Как мало тебе не хватает.
Мать в окне
Сыну куртку латает. –
Человек! Плюс ещё человек!
Дворник сор бумажный сплетает
С вихрем солнечным –
Человек!
Человек поливает дорогу.
Человек с портфелем идёт.
Надо каждого сердцем потрогать,
Чтобы снова понять:
Не тот!
[…]
Могучий телом
Собирал монеты золотые
По краешку дороги
И угасал по мере золотого блеска.
Блаженная
Снопы из солнечных лучей
Держала на коленях
И вся светилась.
Создатель думал: чем наполнить человека?
[…]
Так Августин Блаженный,
У моря сидя,
Всё размышлял о «Троице святой»,
О том, что значит – ВЕРА.
Он углубился в тайные пласты
Духовного познанья.
Вдруг мальчика увидел.
Ребёнок ложкой черпал воду.
И на вопросы Августина отвечал,
Что хочет ложкой вычерпать всё море.
И понял Августин,
Что разум перед ВЕРОЙ слеп,
Что ВЕРА для ума не постижима.
[…]
Прости же, сонный тетерев, рассудок.
Кто знал, к чему приводит
Игра в кресты,
Которые сцепляясь,
Вдруг образуют сети,
Сквозь них легко проходит ссуда,
Отпущенная жизнью
Не на пустое.
Зато, как на постое,
Стоит в сетях бесёнок нищеты
И долго тянет вымя у кобылы,
Пока она не упадёт.
Так жизнь пройдёт,
Как молоко остыло.
[…]
Мы все были бабочками. Мы все были замкнуты в круг часов.
Мы все проносили камень вечности
на ломких прозрачных крыльях,
не соизмеряя тяжести.
Светильники счастья, беззаботные лица,
Как листья, пронесли над собой
Воробьёвы горы,
Сортируя, одних – в подземелья сознанья,
Других – к поднебесью истерзанных душ устремляя,
туда, где оторванность
от мертворождённого идеала.
Мы все были бабочками.
И нашими крыльями
до отказа набиты поляны вечности.
1985
Сон о домах
Дома
На тонких стебельках
Взросли
Над талыми снегами.
Их можно подержать в руках,
Их можно поменять местами.
Их можно взять и отнести
Совсем в иное измеренье,
Где все дома – это растенья,
Которым надо прорасти.
Ты говорил:
– Такая доля,
Нам вместе некуда войти…–
– Смотри,
Без пола и без кровли
Дома сумели прорасти!
Давай попробуем подняться
Над тем, кто я,
Кто ты такой.
Смотри,
Дверей и окон братства
Уже с твоей рукой роднятся,
С моей венчаются рукой. –
И у домов качнулись нити
Зелёных, тонких стебельков:
– Войдите!
Что же вы стоите? –
Дома, как музыка в зените.
Звенели связкою подков.
Земля парила,
Дух волшебный
Трава творила в горках щебня,
Да бил ключом
в земле прокол.
И дом один, совсем как мышка,
Вдруг крышу приподнял, как крышку,
И выдохнул душистый дым:
– Не стоит величин бояться,
Не существует величин!
Пусть ваши души породнятся
Во мне…–
А мы стоим, молчим.
И ты воскликнул вдруг:
– Не верю!
Дома на нитях не растут!
Не по плечу нам эти двери:
Проём и рост не совпадут. –
Я, слыша это, побледнела:
–Ты что, ты что, ты что наделал?..–
В нас стая окон поглядела,
Волнистые задвинув шторы,
Чуть слышно звякнули затворы.
Всё разом рухнуло, взлетело,
Делясь на парные узоры.
А стебли снегом обметало…
Через леса и ветровалы
Куда-то порознь мы шли.
Мы позаботились о теле
И не вошли в воздушный терем,
А терем ветры унесли.
Ты всё ещё кричал:
– Не верю! –
Домам,
Летящим от земли.
1988
КУКУШКИНЫ СЛЁЗКИ
Кукушкины слёзки
По-птичьи растут,
По-птичьи живут
На поляне.
Мы с Таней узнали,
Что в нашем лесу
Кукушки
Плачут цветами.
Под нами трава
Как зелёный лоскут.
Решили поплакать
Мы с Таней:
А вдруг наши слёзки
В траве прорастут
И тоже станут
Цветами?..
И будут цвести
Возле каждой берёзки
Наташины слёзки
И Танины слёзки.
Трагедия Эсхила
В метро, у театральной кассы,
Мне словно наважденье было:
Среди летящих светлых масок
Сидит Трагедия Эсхила.
Сидит на ивовой корзине,
Торчат обломанные прутья.
Сидит, и руки, словно сучья,
Во глубину корней сложила.
Одна, немая в многозвучье,
Сидит Трагедия Эсхила.
Я всё же подошла, спросила:
– Скажите, бабушка, вы кто? –
Лишь крепче губы закусила.
Всё так же локоть из пальто…
Мне тень чуть слышно процедила:
– НИКТО. –
Как будто век мой оборвался.
Пришло из инобытия:
В метро у театральной кассы
На ивовой корзине – Я.
На прохожденье обходящих
Торчит мой локоть из пальто.
Какая-то из дам изящных
Спросила:
– Бабушка, вы кто?
Я на неё глаза скосила.
Я тут же, сразу поняла:
Она-то мне помочь не в силах.
На что ей все мои дела?
А любопытство мне на что?
И я ответила:
– НИКТО. –
В метро, у театральной кассы,
Я только часть, я только частность
Я – тень на праздничном проходе.
И безразлично ты проходишь,
Пока не кончен день прекрасный,
Пока у театральной кассы
ТЕБЯ судьба не пригвоздила
Сидеть Трагедией Эсхила.
1989
