ВЕЧЕРНЯЯ ПЕСНЯ
За окнами – день на склоне,
А в окнах зажегся свет…
Сомкни у меня в ладонях
Всю ненависть гневных лет.
Сложи на мои колени
Каменья жестоких дней,
И горечь-полынь измены
Оставь на груди моей.
Чтоб легкое сердце пело,
Как птичий хор в небесах,
Чтоб ты, самый сильный, негу
Нашел на моих устах.
А я поцелуем теплым
И мягким, как детства миг,
Смирю огневое пекло
В душе и очах твоих.
А завтра – когда просторы
Прорежет, как крик, сурма –
В задымленный черный морок
Тебя соберу я сама.
Тебе не дам малодушье –
Заплачу, когда уйдешь!
В подарок возьмешь оружье:
Мой поцелуй – острый нож.
Чтоб в битве, в железном свисте,
Твои остались уста
Решительны будто выстрел,
Тверды будто сталь меча.
Перевод Ирины Стырта
***
ОТВЕТ
О да, я знаю, нам ведь не к лицу –
С мечом в руках и с взрывом гнева –
Маршировать геройски, как бойцу,
Не чувствуя ни пламени, ни снега.
Мы ж ваша пристань: тут вода ясна,
А лодки – ваши крылья, что устали …
Не Лев, а Дева наш извечный знак,
Любовь и нежность только нам пристали.
Но если ваших ослабевших рук
Врагу дадите слабость вы изведать,
Проснется легендарный ворон вдруг –
Жестокий демон битвы и победы.
И рвутся пальцы, длинны и тонки,
Привычки рвать, как старые котяры,
Чтоб взять у вас оружье из руки
И там ударить, где пора ударить.
Едва же меч, спокойны и тверды,
Опять вы в руки сильные возьмете,
Нам жизнь откроет прежние листы:
Любовь и страсть… и нежность, и заботы.
Перевод Ирины Стырта
ПИСЬМО
/Л. Мосендзу/
Ты б удивился: дождь и ночь стеной,
Мои же окна – настеж и в сиянье.
И в мыслях, и в душе опять огонь,
И острая тоска вся в нарастанье.
Твоя же жизнь – холодный светлый пруд,
Без темных ям и звончатых прибоев,
И как письмо тебе писать мне тут
И в нем остаться подлинной собою?
Твоя далека огненная цель,
Твой мрачный берег прячется в тумане,
А нынче – одиночества метель
И серых дней расчерченные грани.
Мои же дни бунтуют и кричат,
И рвутся к близкой мне сегодня цели,
И в сердце жгут каленную печать,
И метят все в цвет красный, а не серый.
Бывают дни, что молодой толпой
Вбегут, о радостном своем трезвоня,
Чтоб целый мир, пьянящий и родной,
Мне притащить откуда-то в ладони.
Росинки чистые собрал цветок –
Вино зари на золотистом лезе,
И в сердце льется самый пьяный сок –
Далекий шум несозданных поэзий.
Бывают дни: все сердце взвихрено,
Дрожит души разорванная тесность,
Как будто шлет издалека письмо
Неведомый и кличет в неизвестность.
Жизнь кружится вдоль узенькой межи
Порывов новых, тайных кличей,
Становятся ненужны и чужи
Давно знакомые места и лица.
И в лучезарный миг, когда день льет,
Уже почти без сил, луч солнца тонкий, –
Как рыжий конь, летит за небосвод
Моя душа в червонной амазонке.
Тогда и я сама не разберу:
Иль ширится закат моею болью,
Иль солнце замыкает вечный круг…
Тебе ж закат – всегда закат и только!
А ночи то черны, то светлы вновь –
Не от огней иль от темнот бездонных,
А лишь от блеска памяти и снов,
Ударов всех и всех даров Господних.
И в паутине перекрестных чар
Я страстно грежу до светанья,
Чтоб Бог послал мне наибольший дар:
Смерть яркую – не холод умиранья.
Ведь среди пенья неспокойных дней,
Минуя все заманчивые двери,
Иду на зов дымящихся огней –
На наш прекрасный мрачный берег.
Когда ж взойду на каменистый верх,
Пройдя межи в огне и рек провалы,
Пусть жизнь моя, качнувшись, отплывет,
Как каравелла в зареве пожара.
Перевод Ирины Стырта
* * *
Сегодня каждый шаг отзвучивает вальсом.
Не студит ветер губ – согрелся возле них.
И радостно моим подвижным тонким пальцам
Притронуться к цветам, коснуться рук других.
И нет тебя, и нет… Но в сердце смех искрится,
Шампанским брызнет он, прохожих окропив!
В чужих глазах огонь, вокруг сияют лица,
И властвует над всем сегодня мой порыв.
Любовь моя – тебе. А это лишь крупицы:
С ветвей слетевший цвет! Игристое вино!
Душа затворена – и счастье в ней томится,
Зажатое в тиски, ломает их оно,
Чтоб щедро одарить своим избытком тайным:
Кому-то звонкий смех, кому-то просто взгляд.
Вот так приходит миг, когда к ногам случайным
С рассыпавшихся бус жемчужины летят.
Перевод Валентины Варнавской
* * *
Ночь была мрачна, и ветер где-то
Струны рвал, неистово играя.
В темноте до самого рассвета
Горький яд отчаянья пила я.
А под утро взгляд мой помертвевший
Знак нашёл, отчётливый и зримый:
На земле, на небе мрак истлевший
Обнажил разлом неустранимый…
Но в душе, как день бесплотно-серый,
Радость – невесома, бледнолица, –
Просыпалась, новой полня верой:
Ничему на свете не молиться.
Перевод Валентины Варнавской
