Плотник Нестор

Плотник Нестор

          Рубить в высоту — как мера и красота скажут.
                                                   Из Наставной грамоты

                            1
Был талантлив, как бог,
все он мог и умел,
плотник Нестор —
смерд бессмертный,
мужик,
подаривший России Кижи…

Он доподлинно знал:
при таланте
важней всего — место,
где мечте в основанье
дубовые лягут кряжи.

Чтоб обзор — на века
из любого грядущего века,
а позор, так позор…
Да свершить надо дело сперва!
И — за пояс топор.
Неторопко побрел вкруг Онего.
Оглядел. Осмотрел.
И теперь объезжал острова,

А волна рокотала,
играла,
и в донышко била,
и водой обдавала
портов домотканых рядно…
Из-за сосен выкатывалось
и волну золотило
светило —
в планы дерзкие Нестора
тоже входило оно.
Не для бога замыслено
чудо чудес,
не для славы,
озаренье такое — находка,
кого ни спроси…
Надо так посадить
узорочные луковки-главы,
чтобы каждый дивился:
— А есть мастера на Руси!

И не только под Суздалем
или в Ростове титаны,
что прославили издавна
каменных дел ремесло.
В камне — строить не шутка.
А сделай-ка храм деревянный!
И стоял чтобы прочно,
И виделся лепо зело.
Веселил чтобы души
отверженных,
сирых и беглых,
кто б ни царствовал дале
и кто бы ни пёр на престол.
Ну, а вера?..—
химера!
Обилие книг непотребных
и потребных прочел –
всё равно: что закон,
что раскол…

Кто б ни глянул на храм,
хоть в пол-ока,
неважно откуда, —
князь он,
смерд ли
из что ни на есть голытьбы,
просиял бы лицом:
«Ну и ну!.. Всяко видывал чудо,
а такого не зрел…» —
в восхищенье промолвил дабы.

Вот свершить бы такое —
без скудости чтоб и не просто,
незатейливей вывести,
ну а потом — хоть погост…
И ступил он лаптишком
на облюбованный остров,
что дугой по краям,
а по плешам — можжухой порос.
До полудня похаживал
взад и вперед неторопко,
мозговал да прикидывал,
ставил пометы ладком.
Землю брал на мозоли:
«И гоже, да в водополь —
топко…» —
и качал головою,
и меты сбивал лапотком.

Вымерял, отступал
и натягивал вервие снова —
так гусар на колки
перед песнею
ладит струну.
То хитро улыбался,
а то тяжело и сурово
на Онего глядел он
и бороду брал в пятерню:
«Мастера — кто в бегах,
кто в острогах давно,
кто в расколе.
Уж добро, что любой
по топорному делу знаком…»
На еловом пеньке
затесал заголовные колья,
поплевал на ладони
и в землю вогнал обушком.

Распластался в траве.
В голове — и прожект, и размеры
«Повеление есть.
И нора!.. И потрудимся всласть!»
И глядели на Нестора из-за кустов староверы
с безотчетной опаской,
забыв про рыбацкую снасть.

Был он рыж, как пожар,
а лежал как ребенок —
враскидку,
а в глазах одержимость
и злостью людской,
и добром.
Словно колокол — грудь,
и такому не дашь под микитки —
сам он вышибет душу.
К тому же еще — с топором…

Вдаль текли над Онего
крылатые летние тучи,
зычно чайки кричали
и резали волны крылом.
Вскинул бороду Нестор.
Поднялся.
Поправил онучи.
И крестом осенился
и в отмель ударил веслом.

                            2
От жилетки рукава блохи отожрали…
Раз —
                      два,
раз —
                      два,
подхватили,
взяли!

К одному — клади одно,
а не как
вышло.
Попадешь
под бревно,
так оно —
не дышло.

Не снесешь медяков
даже на кружало.
Сколько уж дураков
хорошо прижало!
С кондачка развернешь —
горлом кровь…
Одышка.

А возьмут на правеж –
тут тебе и крышка…
Глаз кося на суки,
не с плебейским шиком
рубит с левой руки
ловко
поп-расстрига.

Как с пером,
с топором
знает обхожденье.
Рубит сруб,
да не дом —
храм Преображенья!
Пот
льет
на живот
с волосни
и уха.
А царь Петр
где-то пьет,
цедит медовуху.

Говорят,
пьет ведром
и других потешит…
Ну, а мы
топором
как-нибудь потешем.
Нам что елка, что дуб —
как для бабы тесто.

Хоть и лют,—
сердцу люб
главный плотник
Нестор.
Зарубает углы,
а глазами рыщет.
Чуть что:
— Эх, волы! —
вырвет топорище.—

Подавай, давай, давай!
Шевелись…
Ну-ка!
Сдуру рот не разевай,
пожалей руку.

Брус ложи на ребро,
заводи помалу…

Держат ухо востро
царевы фискалы.

Если слаб на язык,
клади на колоду…
Словно слит восьмерик —
наливай хоть воду.

И ложится бревно
комелечком в угол.
В сруб заглянешь —
темно.
Пора бы и купол!

Высота, да не та!
Только сердцу вера:
это скажет красота
и покажет мера.

Тут сноровка важна,
изнутри подправа,
Чтоб пучин крутизна
обтекала главы…
Гулок звон топоров
с зорьки до захода,
двадцать пять куполов,
сорок переходов.

3
Лезет в душу туман
по ночам
с Онеги…

Положил атаман
голову на слеги.

Походил на стругах
вольною порою.
Третье лето —
в бегах
с порванной ноздрею.

Погулял горячо,
поиграл со смертью…
Рядом с ним о плечо —
приписные смерды.

Каждый гол
как сокол,
а к работе — ярый…

Тридцать пятый
котел
ставят кашевары.

Закачалось опять
ночи коромысло.

Атаману доспать
помешали мысли:

«Надорвался народ,
люди мрут
как мухи.
А царь Петр
где-то пьет,
цедит медовуху…»

Атаман
не поймет,
обливаясь потом:
прижимал
Петр
народ,
но и сам работал!

Мог любому послу
подложить «укропу»…
На себя взять хулу
хоть за всю Европу.
Парусят паруса
с норда
и веста…
— Мужики — на леса –
объявляет Нестор.

Как упали леса,
полегли на тропки —
стало больно глазам,
а на сердце –
робко.

От сумы да тюрьмы!
И вздохнул Ерема:
– Да неуж это мы совершили?..
Дрема!

А былой атаман:
– Тараканы нешто?..
Знамо, мы,
а талан,
потому что — Нестор…

И стоят без затей.
На ресницах —
влага.
То ли — голь,
то ль — артель.
Мастера.
Ватага.

Зрят,
глаза возведя
на фронтоны-соты.
Ни скобы, ни гвоздя —
топором работа.
Каждый паз —
будь здоров! —
наливай хоть воду…

Двадцать пять куполов,
сорок переходов.

4
Вдаль текли над Онего
тяжелые серые тучи,
хмуро чайки кричали,
срываясь с осенней волны.

Словно два изваяньн,
карелы стояли над кручей
и смотрели на воду,
и била
волна
в валуны.
Перемытый песок
был с корьем и щепой перемешан
и истоптан лаптями:
сюда подгоняли плоты…
Разрывая кусты,
Нестор спрыгнул на отмель,
как леший.
В бородище — труха,
ворот настежь,
и плечи — круты.

Улыбнулся чему-то…
За пояс заткнул топоришко
и пеньковую чалку
из берега выдрал с колом.
Как сухая скорлупка,
под ним заплясал челночишко:
— Поглядим-ко с Онего!.. –
и враз отпихнулся веслом.

Может быть,
и не знал он
законов прямой перспективы –
развернулся где надо,
вперил в переходики взор…
И, как вздох облегченья,
с губ пало взыскательно:
– Диво…—
Вскинул бороду Нестор
и кинул в Онего топор…

С той поры пролетело,
отплакало в скалах два века.
Да полвека еще
над студеным
Онего прошло.
А поди ж вот — зовет,
за живое берет человека.
Обернулось искусством,
а было всего — ремесло.

Шли мы к свету из тьмы,
от кручины-лучины — к неону,
от поскони к нейлону,
и ладим мосты до Луны.
Не с того ль и дошло до души
что стеклу и бетону
не помеха —
приметы
седой,
но земной старины.