Рябина рдеет посреди
берез,
Блестит Святица в берегах зеленых
И крылышки порхающих
стрекоз
Прозрачные дрожат над
речкой сонной.
И духовитый ветерок с полей
Пахнул я лицо, как
старому знакомцу.
И жаворонок песнею своей
Зовет взглянуть,
прищурившись, на солнце.
Гляжу и пью целебнейшую синь,
Как молоко парное пьют
из кринки.
Не матушка ль в июньскую теплынь
Из облака вдруг глянула е косынке?
В жару назойливо жужжанье ос,
И глаз невольно тучку
примечает.
Пришла пора и дождиков, и гроз.
Вот северик черемуху качает,
Стою в раздумье посреди двора,
На полуденном солнцепеке нежась.
Однако на рыбалку мне пора —
Почувствовать упругость волн и свежесть,
И окуня-красавца на крючке
Увидеть вновь и
захлебнуться счастьем…
А в доме стук: в рубашке, налегке
Работает на все-то руки мастер
Иван, мой родич, деловой мужик
И плотник, и стекольщик, и печник.
Мы только настилали пол
вдвоем,
А больше помощь не нужна умельцу.
Сложил лежанку и под потолком
Выводит ловко он трубы коленце,
Глядит с усмешкой доброй на меня,
Припачкан глиною, слегка распарен,
– Ты в топку кинь бересты и огня,
И принимай заказ, хозяин-барин.
А опосля сварганим закусон
И дом обмоем с четырех сторон—
Смеется он, что плотника
сынок
Ничем существенным помочь не смог.
Да, он тут мастерство, свое точил,
Я ж округлял в бухгалтерских отчетах
Те сводки, что начальник приносил
И о надоях, и о намолотах.
И приукрашивал я, как умел,
Весь район, скощая, обобщая…
Толково, Окунев, — лицом светлел
Мой шеф, в цифирь с пристрастьем не вникая.
Потерянные годы, как не знать:
Мы — мастера великие терять.
А что приобрела земля моя?
Железный крест — фашистская змея…
