По мотивам народных рун
Жил да был в лесной избушке
старый пахарь со старухой,
на судьбу он обижался,
что детей не подарила.
Говорит старуха мужу:
– Принеси из чащи леса
мне ольховое полено,
покручу в руках его я,
покачаю в шаткой зыбке
долгим вечером тоскливым
с сумерек до полуночи.
Приволок в свою избушку
он ольховое полено
и наказ услышал новый:
– Сотвори-ка колыбельку.
Принялся он за работу,
колыбель на славу сделал.
И жена запеленала
то ольховое полено,
положила, как дитятю,
в приготовленную зыбку.
Года три его качала,
наступил и день желанный.
Тесто стряпала хозяйка
и покачивала люльку.
Что-то дернулось на ложе,
оглянулася старуха:
сын сидит в своей постели,
говорит трехгодовалый:
– Что-то я проголодался,
Испеки-ка мне лепешку.
Живо мать схватила тесто,
Сунула в утробу печи.
Получился хлеб отменным,
да крупней печного зева –
пополам пришлось разрезать,
чтобы вызволить из печи.
Тащит обе половины
мать Ольховому Полену.
Съел он хлебную мякушку:
– Не насытился я что-то,
ипеки еще такую,
только чуточку поменьше.
Съел ее и снова просит:
– Испеки еще одну мне,
небольшую, меньше прежней.
Живо мать раствор медовый
сунула за щеку печи,
вышел хлеб таким огромным,
что пришлось его разрезать
на четыре добрых доли,
чтобы вытащить из печи.
Подала мякушку сыну,
съел он всю ее, до крошки
и спросил, насытясь вволю:
– Где отец мой молчаливый?
Мать родному отвечает:
– Пашет землю твой родитель,
за сохою ходит в поле.
Говорит трехгодовалый:
– Справь одежку мне – я тоже
в пахари хочу податься.
Взял он новую одежку,
на себя ее напялил.
Подошел он к краю поля
и отцу поклон отвесил.
Молвил слово старый пахарь:
– Был бы у меня сыночек
всех сильней и выше ростом
все дела мои бы сделал
и от бед оборонил бы…
Сын на это отвечает:
– Созидатель колыбели,
ты принес меня из леса,
приютил под доброй крышей.
Видишь, ожило полено,
я свою покинул зыбку
и пахать я поле стану.
Как сказал он, так и сделал,
только силу не умерил,
и сошник в сырую землю
он вогнал да так глубоко,
что коня не стронул с места.
И тогда что было мочи
он кнутом огрел беднягу,
на дыбы взметнулась лошадь,
пала замертво на землю.
Поразился старый пахарь:
– Порешил коня, как волка…
А сынку и горя мало,
он ничуть не удивился,
только вымолвил с досадой:
– От единого удара
отдал душу слабосильный,
кто не вынесет такого,
пусть уж лучше пропадает.
Пахари вернули с поля,
за сосновый стол уселись,
а хозяйка, знай, хлопочет,
чугуны таская с поду.
Все уплел трехгодовалый
и спросил, насытясь вволю
– На какое дело нынче
ты, отец, меня отправишь?
Призадумался родитель,
изгородь велел поставить.
Сын пошел межою поля
во широкое раздолье,
стал в лесу валить деревья.
Лес трещал да так, что было
за версту в округе слышно,
что аукалось – за десять,
откликалось – аж за тридцать.
Открывалась ширь без края,
нечем глазу поживиться.
Топорище раскололось
и топор переломился.
И Ольховое Полено,
воротясь домой, признался:
– Сталь в руках моих сломалась,
топорище разлетелось.
Знать, не по руке орудье,
Видно, не по мне работа.
Говорит ему родитель:
– Перед силищей такою
устоять ничто не сможет,
сам гляди – придется, видно,
жизнь тебе искать другую
посреди чужого люда.
Сын родителю ответил:
– Я пойду по белу свету,
Может, ровню отыщу я,
Может, в коробе походном
будет пища побогаче.
Тут уж мать запричитала:
Досыта тебя кормила,
да уж больше мочи нету…
Отвечает сын родимый:
– В хлеве есть еще коровы
и быков мордастых хватит,
будет мясо мне на полдник,
закушу-ка на дорогу.
В хлев зайдя, в присест единый
съел живьем быка большого.
Отшагал версту-другую,
повстречал он великана
и спросил, как подобает:
– Что ты делаешь так споро?
Тот ответил сокрушенно
– Силу некуда девать мне,
выкорчевываю сосны,
выдираю прямо с корнем
и ношу в другое место,
в землю лучшую сажаю.
И Ольховое Полено
предложил:
– Пойдем со мною,
может, встретим по дороге
тех, кто силою нам равен.
Вот идут одной дорогой,
услыхали – гром грохочет
и пошли навстречу грому:
там силач ломает скалы,
камни сталкивает лбами.
Задают вопрос пришельцы:
– Что из грохота родится
Что ты сотворить намерен?
Тот с досадой отвечает:
– Так силен я, что не знаю,
как мне с силищею сладить,
от нее освободиться,
поубавить хоть немного.
Ну а вы-то кто такие?
И Ольховое Полено
говорит:
– С тобой по силе
мы равны, пожалуй, будем.
И добавил Корчеватель:
– Трое мы под стать друг другу,
будем вместе, словно братья,
и пойдем стезей единой.
И Ольховое Полено,
плод сосновой колыбели,
Скалолом, силач великий,
с Корчевателем деревьев
вместе двинулись в дорогу,
чтоб найти себе подобных
и сравниться с ними силой.
Только шли они недолго,
встретили избу пустую,
и Ольховое Полено
Предложил
– Переночуем,
ну а завтра утром ранним
в лес отправимся вдвоем мы.
Одного же здесь оставим,
чтобы сторожил подворье,
чтобы свежевал корову
и обед сварил отменный.
Возле печи Корчеватель
пред собою похвалялся
поварским своим уменьем
и своей хозяйской сметкой.
Кулаком свалил корову
и в котел огромный бросил,
принялся обед готовить.
Вот и варево приспело –
снял с огня и вместо крышки
он прикрыл котел поленом,
чтоб говядина сомлела.
Отворилась дверь неслышно
и вошел пришелец странный.
– Ой, здесь нынче будет лихо, –
так промолвил Корчеватель,
но не смог и шелохнуться:
незнакомец ростом с локоть,
с бородою вдвое большей
без труда его осилил
и похлебку вылил на пол,
мяco съел, обгрыз все кости
и исчез, как не бывало.
Огляделся Корчеватель:
по полу навар растекся,
мяса нету и в помине.
Стало муторно бедняге,
спохватился, приволок он
новую коровью тушу,
стал опять обед готовить.
Двое из лесу вернулись,
и Ольховое Полено,
плод сосновой колыбели,
принялся бранить беднягу.
И назавтра порешил он:
– Быть придется Скалолому
охранителем подворья,
а двоим в лесную чащу
отправляться на работу.
Скалолом, силач отменный,
мигом варево сварганил,
но пришелец, ростом с локоть,
вновь нежданно появился
и спросил его с порога:
– Разве ты не знаешь, нищий,
чей порог переступил ты?
Скалолом, силач отменный,
пал ничком перед пришельцем.
И опять пришлось поспешно
начинать обед сначала
Двое из лесу вернулись,
голод песнь поет в желудке,
видят: по полу похлебка
растекается пахуче.
И Ольховое Полено
взялся сам готовить пищу.
Свежевал коровью тушу,
мясо на огне поджарил,
глядь – пришелец на пороге.
Ростом с локоть он, не больше,
с бородой в два полных локтя:
– Кто ты будешь, голодранец,
как осмелился, негодный,
ты моих коров прикончить?
Но Ольховое Полено
не поникнул головою
и не внял словам недобрым,
помнил мудрость изреченья,
что ладью не опрокинут
волн нагрянувшие беды,
и могучею десницей
он схватил врага за космы,
привязал бородача он
на подворье у березы.
Двое из лесу вернулись,
пообедали на славу,
А Ольховое Полено
все подтрунивал над ними.
В избу пленника привел он,
выбрал гибкую лозину
и давай хлестать с размаху
по спине, по ягодицам.
Возопил от боли пленник,
бороду назад откинув,
поднялся в мгновенье ока
он на горную вершину,
челноком скользнул по гребню
и как будто в воду канул.
Но Ольховое Полено
не утешился на этом:
– Я и там его добуду –
в глубине вершины медной.
И могучий Корчеватель
заодно со Скалоломом
мигом друга опустили
внутрь глубокого пролома.
Там в сверкающем чертоге
серебра полны покои,
стены золотом увиты.
Там, как белая овечка,
пригорюнилась девица
с позолоченной косою
и с глазами ярче шелка.
Темной ночью дочь цареву
из родных палат похитил,
своей пленницею сделал
чародей, что ростом с локоть,
с бородой в два полных локтя.
И Ольховое Полено,
плод сосновой колыбели,
деву вызволил из плена
и в родимый дом доставил
да и сам остался в доме.
В свой черед он свадьбу справил
и прослыл он самым сильным
посреди онежских весей.
(Перевод М. Тарасова)
