Весной 1987 года, вернулась из эмиграции Ирина Одоевцева, «последняя из Серебряного века», поэтесса, прозаик и мемуаристка, 65 лет прожившая во Франции. Уезжая из Петербурга в 1922-м, Одоевцева предвидела: «Такой счастливой, как здесь, на берегах Невы, я уже нигде и никогда не буду».
«Кто из посещавших тогда петербургские литературные собрания не помнит на эстраде стройную, белокурую, юную женщину, почти что еще девочку с огромным черным бантом в волосах, нараспев, весело и торопливо, слегка грассируя, читающую стихи, заставляя улыбаться всех без исключения, даже людей, от улыбки в те годы отвыкших», – вспоминал поэт Георгий Адамович. Оптимистичная, коммуникабельная, но ни капли не амбициозная, Ирина Одоевцева всегда находилась в гуще тогдашней литературной «тусовки».
Из биографической справки, которых сама поэтесса на дух не переносила («Ни биографии, ни библиографии. Я их, как правило, избегаю», – вот все, что написала она в разделе «Поэты о себе»), можно узнать, что родилась Ирина в 1895 году в Риге, в семье присяжного поверенного, а звали ее на самом деле Ираида Густавовна Гейнике.
Она с детства хотела быть поэтом и к моменту поступления в «Живое слово» уже считала себя таковым, даже имела круг поклонников своих стихов. Одно из ее ранних стихотворений – к счастью, неподписанное, – на первой лекции вытащил наугад из общей пачки преподаватель, «настоящий поэт» Николай Гумилев.
Критика учителя была язвительной и безжалостной; метр буквально «стер в порошок» анонимного новичка. Ирина прибежала домой в слезах и с твердым намерением навсегда бросить поэзию; позже, чуть успокоившись, снова взялась писать «в прежнем стиле, назло Гумилеву». Как раз тогда родилось ее ироническое стихотворение:
Нет, я не буду знаменита,
Меня не увенчает слава,
Я, как на сан архимандрита,
На это не имею права.
Ни Гумилев, ни злая пресса
Не назовут меня талантом.
Я маленькая поэтесса
С огромным бантом.
Николай Гумилев, заметив отсутствие на лекциях яркой, запоминающейся девушки, однажды догнал ее в коридоре и попросил «непременно прийти в следующий четверг». Вскоре она стала его любимой ученицей, перешла из «Живого слова» в гумилевскую Литературную студию. Учитель спорил с приведенными строчками ученицы: «Предсказываю вам – вы скоро станете знаменитой…».
Свою любовь Ирина Одоевцева встретила в тот же день, когда к ней пришла литературная слава – на упомянутом приеме у Гумилева: «Я молча подаю руку Георгию Иванову. В первый раз в жизни. Нет. Без всякого предчувствия».
Они поженились в 1922-м и в том же году выехали из страны. Порознь: Ирина отправилась к отцу в Ригу, Георгий – по делам в Европу. Встретились в Париже, в эмиграции.
Многие из растерянных, отчаявшихся людей литературного круга, являвшего собой этакий «серпентарий единомышленников», находили утешение именно у Ирины Одоевцевой. Она не потеряла в эмиграции своего природного оптимизма и была готова выслушать и морально поддержать каждого:: «Более, чем хлеба, им не хватало любви читателя, и они задыхались в вольном воздухе чужих стран».
Сама же она, живя во Франции, параллельно со стихами начинает писать прозу. Первый ее роман «Ангел смерти» был издан в 1927 году и вызвал восторженные отклики как читателей, так и солидной зарубежной прессы: «… Изысканный и очаровательный аромат романа нельзя передать словами», – писала «Times». «На книге Одоевцевой лежит безошибочная печать очень большого таланта. Мы даже осмеливаемся поставить ее на один уровень с Чеховым…» («Gastonia Gazette»). Ирина Одоевцева написала еще несколько романов: «Изольда», «Зеркало», «Оставь надежду навсегда», «Год жизни».
Романы Ирины Одоевцевой переводились на несколько языков, но так и не были изданы на родине.
После войны, когда Ирина Одоевцева лишилась отцовского наследства, гонорары за романы стали главным источником их с мужем существования.
После 37 лет совместной жизни она писала о муже, что так и не смогла понять его до конца. Он казался ей «странным, загадочным» и «одним из самых замечательных» встреченных ею людей. А Георгий Иванов посвящал жене стихи о начале их любви:
Ты не расслышала, а я не повторил.
Был Петербург, апрель, закатный час,
Сиянье, волны, каменные львы…
И ветерок с Невы
Договорил за нас.
Георгий Иванов умер в 1958 году в городе Иере на юге Франции. Через двадцать лет Ирина Владимировна опять вышла замуж за писателя Якова Горбова, с которым прожила четыре года, до его смерти. И снова осталась одна.
Мемуары Ирины Одоевцевой появились в СССР в начале 80-х – сначала как подпольная, «диссидентская» литература. После перестройки писательница Анна Колоницкая отправилась в Париж с единственной целью – разыскать Ирину Одоевцеву, если, конечно, та еще жива.
Журналистка нашла девяностодвухлетнюю поэтессу прикованной к креслу после перелома бедра. Однако Ирина Владимировна с восторгом восприняла предложение вернуться в Россию. Анна пообещала сделать для этого все возможное. По возвращении в Союз она опубликовала в «Московских новостях» и «Литературной газете» очерки об Ирине Одоевцевой. В прессе пошла волна воспоминаний, и поэтессу пригласили вернуться на Родину. Она приняла предложение немедленно, чем вызвала бурю в эмигрантских кругах. В апреле 1987 года самолетным рейсом Париж-Ленинград поэтесса вернулась в город своей молодости.
В Ленинграде Одоевцевой дали квартиру на Невском, обеспечили медицинский уход, организовали несколько встреч с читателями. Пользовались успехом ее мемуары, переизданные в СССР куда большим, чем в эмиграции, тиражом. «Живу я здесь действительно с восхищением», – писала Ирина Владимировна подруге Элле Бобровой, перефразируя строку-рефрен одного из своих стихотворений. Затем энтузиазм советского руководства иссяк, издание стихов и романов Одоевцевой аккуратно спустили на тормозах, престарелая поэтесса оказалась оторвана от литературного мира. Состояние ее здоровья ухудшалось, не давая возможности вернуться к начатой еще во Франции рукописи третьей книги мемуаров – «На берегах Леты».
Ирина Владимировна Одоевцева умерла в Петербурге 14 октября 1990 года.
