Декабрь снегами
тешит детвору.
Зима мастеровито
ладит пряжу,
Которая к лицу
и ко двору
И украшает короля
и стражу.
За ближним полем
взлаивают псы,
Вдали желтеют окна,
как кувшинки,
На елях,
словно капельки росы,
Блестят под солнцем
звездные пушинки.
Из них подзоры впору
собирать.
Заиндевели
темные ресницы –
И вот по чисту полю
мчится рать,
На трактах
ледяные колесницы.
Мы смотрим
на притихшие леса,
А видим то,
что нашептало детство:
Тут Василисы
дивная краса,
Там кладовые
древнего наследства.
Ушастый заяц
на прыжке застыл,
Потом, по целине
петляя шустро,
Взвихрил сугроб —
и зайца след простыл,
А новый снег
подваливает густо.
Все чисто–начисто,
белым–бело.
Сугроб глубок,
богатой осень будет.
Все путики–тропинки
замело.
Когда–то их ничей ручей
разбудит?
Припухла навись снега
на кустах,
Завьюжило
и запуржило снова:
Снега для хлебородия
основа –
И музыка играется
с листа.
тешит детвору.
Зима мастеровито
ладит пряжу,
Которая к лицу
и ко двору
И украшает короля
и стражу.
За ближним полем
взлаивают псы,
Вдали желтеют окна,
как кувшинки,
На елях,
словно капельки росы,
Блестят под солнцем
звездные пушинки.
Из них подзоры впору
собирать.
Заиндевели
темные ресницы –
И вот по чисту полю
мчится рать,
На трактах
ледяные колесницы.
Мы смотрим
на притихшие леса,
А видим то,
что нашептало детство:
Тут Василисы
дивная краса,
Там кладовые
древнего наследства.
Ушастый заяц
на прыжке застыл,
Потом, по целине
петляя шустро,
Взвихрил сугроб —
и зайца след простыл,
А новый снег
подваливает густо.
Все чисто–начисто,
белым–бело.
Сугроб глубок,
богатой осень будет.
Все путики–тропинки
замело.
Когда–то их ничей ручей
разбудит?
Припухла навись снега
на кустах,
Завьюжило
и запуржило снова:
Снега для хлебородия
основа –
И музыка играется
с листа.
