Край бытия я чую постоянно.
Еще волнуют душу поезда
Их стон далекий и протяжный
Уносятся они – куда?
Осенняя усталость. Будто
Твердеют на асфальте листья
И станционная смотрительская будка
Не поветшала – развалилась.
Такое и в моем уме:
Руины прежнего тщеславья.
И я одна иду во тьме
Я в ночь бессонницы ныряю.
На насыпи, на круче, где гудок
Еще острее режет мрак,
Стою, надев на голову платок
Курю фиделевский табак
И поезд в ночь несущий ветры
Окурки и обрывки бытия
Проносится на Север, как карета
В волшебную страну, где нет меня.
Не девятнадцатый, а двадцать первый.
И минуло что осуждалось ране
Быть в обществе разгульной стервой
«так модно» – шпарили экраны
Анне Карениной удастся
Забросить жалобную плоть
Под катафалк цивилизаций.
Иным обрыва край – оплот.
Уже светало, на вокзал
Я забрела в бессоннице, в ознобе.
И первый поезд пребывал
К предутренней пустой платформе.
Железный лязг и дым. Неясно как
На клумбе воткнутой стояла роза
Наверно кто-то ждал, но факт
Сломал все ожидания и грезы.
В цвет крови, купленный на счастье
Колючей проволокой цветок саднит:
И злость, и боль над пропастью пропасти
Он не дождался, розу в клумбу посадил.
Так будь же захоронено в земле
Оружье острием – косой срез стебля.
«Надежда – есть абсурд. Во зле
Обычно жить и лишь в неверьи
Удобней жить, как бы с руки…»
Палатки пахнут свежей пиццей.
И в этом бытии взведенные курки
Привычней, чем furahdis* птицы.
30.10.2008
*- Старый финский термин, означающий момент вспархивания птицы, произведенное им движение ветви и определенное эмоциональное состояние у наблюдателя.