“Работница”, ежемесячный журнал для женщин и всей семьи. №1, 2016 г.
Порой жизнь разбрасывает нас в разные уголки мира, изменяет судьбы так, что бывшие однокурсники и друзья теряются, подолгу не получая весточек и ничего не зная друг о друге. Лет десять назад мне в руки попала книга Маши Трауб, я прочитала ее с любопытством, даже не подозревая, что с автором я на самом деле давно знакома.
Когда произведения писательницы стали популярными, а ее имя известным, в моей голове сложился необычный пазл – оказывается, мы вместе пять лет учились на факультете Международной информации МГИМО. Я стала внимательнее следить за новыми творческими успехами Маши, отчетливо понимая по собственному опыту, насколько нелегок писательский труд. Романы и повести Трауб – о нашей жизни, ее непростых коллизиях, отношениях с детьми и близкими людьми – созвучны читателям разного возраста.
С момента окончания учебы в институте изменилось многое – семейное положение, интересы, занятия. Неизменной осталась кропотливая работа со словом – ведь Мария Трауб всегда была талантливым журналистом, открытым, разносторонним человеком, с которым приятно было общаться на всевозможные темы.
Тем удивительнее было встретиться спустя много лет и доверительно побеседовать о перипетиях судьбы, семейных историях, истоках творчества, рождении литературных сюжетов и персонажей.
– Маша, в какой семье ты родилась?
– Такие семьи сегодня в шутку называют «однополыми»: меня воспитывали мама и бабушка. Существует легенда, что мой дед – осетинский князь. Но в нашей семье мужчины как появляются, так и исчезают.
Отдельные эпизоды семейной истории можно найти в моих ранних повестях «Собирайся, мы уезжаем» и «Нам выходить на следующей». И в совсем новом романе, очень мне дорогом, который называется «Наша девочка». А из поисков корней в Северной Осетии с посещением тех мест, где я выросла, поисков, оказавшихся морально и даже физически очень непростыми, родилась книга «Падшая женщина».
– Расскажи, пожалуйста, о судьбах мамы и бабушки.
– Моя бабушка – коренная москвичка, в Великую Отечественную добровольцем ушла на фронт. Прошла всю войну фронтовым корреспондентом, что редкость для женщины. Так что журналистика и писательство в нашей семье тоже передается по наследству.
После войны в столицу бабушка не вернулась – осталась в селе в Северной Осетии ради мужчины. Они не были женаты, но очень любили друг друга. Бабушка родила от него дочь, мою маму. Стала главным редактором местной районной газеты, уважаемым человеком. Главные темы ее многочисленных печатных материалов – местные проблемы, судьбы фронтовиков, очень многим людям своими публикациями она помогла. Писала бабушка и книги.
Мама выросла в кавказском селе, где сильны национальные традиции. Дерзостью характера, смелостью, решительностью она была совсем не похожа на кроткую осетинскую девушку. В первый раз ее украли в пятнадцать лет, но маме удалось сбежать от жениха. В Осетии сбежать от жениха – большой позор. Тем не менее во второй раз ее пытался украсть сын председателя колхоза – очень выгодная партия. Но мама снова сбежала. После этого у нее оставалось только два пути – прыгать с крутого обрыва в Терек или уезжать навсегда. Мама выбрала второй путь. По национальной квоте она могла поступить в Литературный институт, но предпочла юридический факультет и профессию практического свойства.
Вскоре мама вышла замуж, родилась я. Когда мне исполнился годик, отец погиб в авиакатастрофе. Двадцативосьмилетняя мама осталась вдовой с грудным ребенком на руках. Поддержки никакой не было, свекор со свекровью хладнокровно выставили невестку за дверь. Чтобы выжить, мама отправила меня на некоторое время к бабушке в село, а сама стала работать сутки напролет. Она была достаточно известным адвокатом, заниматься приходилось всем – уголовными делами, бракоразводными процессами, имущественными и наследственными спорами. Я стала свидетелем специфической работы юриста и решила для себя, что никогда не выберу эту профессию.
– Каким было твое детство?
– В Осетии меня воспитывали как любую местную девочку, но у меня было чуть больше свободы. Знаю национальные традиции, умею молчать и становиться тенью, заваривать травы, ощипывать курицу, полоть огород, лепешки печь, шить, вязать… Пока бабушка работала, я часами сидела в типографском цеху, перебирая наборную кассу, вставляла в пишущую машинку листы, проложенные копиркой, учила корректорские знаки.
Потом приехала мама и увезла меня на Север, где у нее появилась выгодная работа. Выживали там четыре года очень тяжело. Приключений из этого периода могу перечислить множество: отморозила руки, чуть не утонула в речке, потерялась в тайге… А еще я приобрела массу полезных навыков: к примеру, узнала, что яйца нужно покупать только упаковками – не меньше трех десятков, про запас, пока «дают». Легко разводила сухое молоко, чтобы не было комочков. До сих пор умею приготовить еду из одной курицы так, чтобы хватило на неделю.
Если на Кавказе меня научили молчать, смотреть в пол, вставать, когда в помещение заходит мужчина, то на Севере я узнала, что лучший способ выяснения отношений с одноклассниками – стул. Берешь и опускаешь его на голову обидчика. В том северном городе мне встретились удивительные люди, похожие на литературных персонажей: например, моя учительница музыки страдала шизофренией, а учительница пения, обладатель уникального голоса, пила одеколон.
В северные края ехали гении, сумасшедшие, герои, которые стремились осваивать северные земли, но и люди с криминальными наклонностями и авантюристы, неприкаянные бродяги. После жизни сначала на Кавказе, а потом на Севере у меня появились способности легко «цеплять» говоры и акценты и приспосабливаться к любым условиям жизни. Я чувствую чужой язык, вживаюсь в него. Благодаря этому появилась моя грузинская дилогия: роман «Тетя Ася, дядя Вахо и одна свадьба» и его продолжение, только что законченная книга «Шушана, Жужуна и другие родственники».
– Как ты оказалась в Москве?
– Мама часто улетала в командировки, а меня отправляла на это время к знакомым, в самые разные места. Где я только не жила! Когда мне исполнилось четырнадцать, мама решила, что пора переезжать в Москву. Так я оказалась в столичной школе.
После того, что я пережила в детстве, была готова ко всему. Когда в столичной школе директор сорвала с моих ушей золотые сережки, чтобы не провоцировать социальное неравенство, а одноклассницы пригласили в туалет для выяснения отношений, я сразу все объяснила: ровесницам – на доступном диалекте нефтегазоносных регионов СССР, директрисе – языком административного и уголовного кодексов (мама-то адвокат!).
Мне было интересно все, кроме школы: училась на курсах скорочтения, стенографии и машинописи, занималась в Литературном институте. Приходила в школу, сдавала очередные экзамены и двигалась дальше по своему плану. Учительница литературы полагала, что в лучшем случае я стану парикмахершей, а в худшем меня ждет панель. Домашняя атмосфера у нас тоже была нестандартная – мама сидела на кухне и печатала на машинке очередное исковое заявление, а в моей комнате спала очередная клиентка, которой негде было жить – читайте книгу «Истории моей мамы». Словом, как говорил Владимир Набоков, «жизнь подло подражала художественному вымыслу».
– Кого ты считаешь своими Учителями?
– Бабушку, маму, потом – мужа. Бабушка ввела меня в профессию, мама показала жизнь без прикрас, научила быстро думать, много работать, быть независимой. Муж стал первым редактором, который научил меня по-настоящему писать. Он и сейчас первым читает мои рукописи как редактор. Очень строгий и жесткий, кстати. Мы вместе почти двадцать лет, но он для меня до сих пор – непререкаемый авторитет.
– Журналистика – дань семейной традиции или осознанный выбор?
– В детстве я больше всего на свете хотела выйти замуж, как любая девочка, воспитанная в кавказском селе. А что нужно уметь делать, чтобы мечта сбылась? Танцевать, готовить и молчать. Но из Осетии мы уехали и в жизни потребовались не только эти «навыки».
К главному входу в МГИМО меня подвезла мама и сказала: «Здесь ты должна учиться». Это было в первую очередь ее желание. Я поступала, вооружившись листочком с характеристикой от поэта Юрия Левитанского, у которого успела поучиться на курсах в Литинституте, и целой кипой газетных вырезок. Еще в школьные годы я начала работать в газетах, писать небольшие заметки. И как «юное дарование» стала студенткой факультета Международной информации МГИМО.
– От журналистики – к карьере писателя. Что определило такой вираж судьбы?
– Мне исполнилось двадцать восемь. К этому моменту у меня были карьера, зарплата, стабильность, уважение коллег. Но еще муж и маленький сын! И супруг заявил, что ему нужна жена, сыну – мать, а не корреспондент, пусть даже и в самой лучшей в то время газете страны – «Известиях». Я послушалась и устроилась сначала в еженедельник, потом в ежемесячник, а вскоре совсем ушла с работы. В никуда. Домой, к плите.
Пришло время выбрать приоритеты, и я решила так: сначала сын, потом муж, и только после этого – все остальное. Два месяца я пекла, варила, жарила, парила, воспитывала, читала, вязала, но вдруг начала сильно тосковать. Поскольку муж по вечерам садился за компьютер работать, то и я тихо поставила свой ноутбук на кухонный стол и начала стучать по клавишам. Написала первую повесть. Выбрала псевдоним – семейный, взяла девичью фамилию покойной свекрови, и, поспорив с мужем на шоколадку, что мою рукопись опубликуют, отправила текст по электронной почте в три издательства.
Из «АСТ» мне позвонили – с редактором, которая меня «открыла», я работаю до сих пор. Она поинтересовалась, есть ли у меня еще готовые тексты, поскольку одна повесть на полноценную книгу не тянула. И я, соврав, ответила, что есть. За три недели написала новую повесть. И вдруг оказалось, что я могу работать, не отходя от плиты, занимаясь домом. Сразу все встало на свои места, как будто, так и должно было быть всегда. Спустя еще некоторое время мне стали звонить бывшие коллеги и спрашивать, не хочу ли я написать текст или колонку. Я вернулась в журналистику, но уже в другом качестве – колумниста. Сейчас у меня три колонки в разных изданиях. Я не ухожу из привычного информационного «поля», что очень ценю.
– Что ты стремишься донести до читателей через свои книги?
– Ничего. Я просто рассказываю истории. Разные – веселые, грустные, трагичные, трагикомичные. Я не задумываюсь о вечности. Если моя книга кому-то доставила радость, заставила улыбнуться, скрасила прогулку с детской коляской или поездку в метро – очень рада этому. Я живу и пишу сейчас. И очень хочу, чтобы меня читали сегодня. А завтра будет другой текст.
– Как рождаются идеи произведений?
– По-разному. Иногда из случайной фразы, подсмотренного жеста, из того, что наболело, из ярких впечатлений от поездок. Пишу о том, что пережила сама, выстрадала. Рассказываю то, что знаю досконально и хорошо чувствую. У меня много книг про детей, эпизодов, связанных с жизнью в северокавказском селе, на Севере. Персонажей своих я тоже почти не придумываю – достаточно вспомнить кого-то из прошлого. Мне очень везет на людей – редактор смеется, что персонажи сами меня находят.
Но мои романы – не документальная проза, а художественные произведения, и прототип живет не в одном, а в разных героях. Реальные жизненные обстоятельства – лишь повод для того, чтобы придумать поворот сюжета.
– Что для тебя писательский труд – вдохновение или больше ремесло?
– Ремесло. Вдохновение – это полпроцента, остальное – дисциплина. У меня жесткий график, расписанный на год вперед. Я знаю, какого числа, какого месяца должна сдать новую рукопись. А еще в плане — выступления, встречи с читателями, иногда поездки.
Я не могу ждать, когда прилетит муза. Когда мне не пишется, муж говорит: «Руки есть, пальцы есть, клавиатура есть – иди, работай». Я сознательно выбрала такой ритм, мне он подходит, отражает мой характер, внутреннее устройство. Конечно, бывает сложно, иногда невыносимо тяжело. Вспоминаю годы работы в ежедневной газете как курорт: отписался – и до свидания… Своим детям я бы не пожелала идти по нашим с мужем стопам. Но, к счастью, у них другие таланты. Сын учится в физико-математическом классе, а дочка занимается балетом, рисованием, хорошо считает. Хотя ей всего шесть лет, рано делать выводы о том, кем она станет. Дети сами должны выбрать свою судьбу. Хочу, чтобы они были успешнее, талантливее, умнее своих родителей!
– Каковы твои главные жизненные ценности?
– Дети, семья, дом. Главное, чтобы все были здоровы. Когда болеют близкие люди, мне становится так плохо, что я дышать не могу. Я знаю, что когда из фундамента выпадает хотя бы один камень, может рухнуть весь дом, и в коем случае нельзя этого допустить.
Я живу и дышу ради семьи. Пресловутые щи-борщи значат для женщины намного больше, чем любая карьера. Недавно муж сказал, что через желудок к его сердцу я проложила не путь, а автобан.
Я не умею быть одна, не умею работать в одиночестве. Мне нужно, чтобы мне все мешали, отрывали, звонили, шумели, галдели.
– Каков твой секрет жизненной активности и творческого тонуса?
– Ежедневный труд. Как только сын прекратил шастать на кухню и хлопать дверцей холодильника, а дочка уложила спать все свои игрушки и уснула, я сажусь работать. Занимаюсь этим на кухне, у меня есть персональное место между батареей и кухонным столом. Тяжело было во время беременности – я не пролезала животом в свой закуток. Муж ругается и не понимает, почему именно там. Странно, но только здесь мне «пишется»!
Кстати, самые веселые тексты появляются, если у меня температура, кашель и я вообще ничего не соображаю. А если дома все хорошо, я пишу грустные истории.
– Чем любишь заниматься в свободное время?
– Два раза в неделю занимаюсь балетом. В детстве танцевала народные танцы – грузинские, осетинские, армянские. А сейчас беру классы классической хореографии, но не потому, что это модно. Был период, когда я совсем расклеилась – падала в обмороки, очень уставала, ослабела. Мне советовали неспешные прогулки по парку. А я нашла другое лекарство: ко мне приезжает балерина-педагог и на занятиях возвращает к жизни. Вместо традиционной палки у меня стул или подоконник. Я кричу, плачу, но «делаю» классический класс – станок, середина. Начала вставать на пуанты, как в детстве, когда танцевала лезгинку. Для меня хореография стала настоящим счастьем.
Люблю гостей, для которых с удовольствием готовлю. Накрыть стол на двадцать человек, чтобы тарелки в три ряда стояли, – легко! В моем меню обычные деревенские блюда – из свекольной ботвы, фасоли, чечевицы, тыквы, баранины, которые в Москве отчего-то считаются экзотикой. Мне нравится ездить на рынок, где все старые знакомые, выбирать мясо у артистичного мясника, для которого куски телятины – все равно, что краски для художника, болтать о семейных делах с женщиной, у которой я уже лет пятнадцать покупаю овощи, со старушкой-молочницей…
Если начинаю печь пирожные «шу» или торт «наполеон», сын радостно восклицает: «Ура, у мамы депрессия!» Мне обязательно нужно что-то делать руками – если выдается минутка, вяжу крючком или выкладываю мозаику. В коридоре у меня ключницы, сделанные из старых крышек от кастрюль. Когда дочка просит, шью платья для кукол и вяжу им чепчики.
– Поделитесь, пожалуйста, рецептом «коронного блюда» от Маши Трауб?
– Баранина в мацони и похлебка из фасоли. Баранину замочить, фасоль тоже. Пусть варятся, булькают, настаиваются сами по себе. Добавить много, много зелени. В деревне все женщины готовят, проходя мимо кастрюль: подойдут, бросят специи и спешат дальше по делам – погладить, постирать. Потом опять мимоходом бросают еще что-то, по интуиции, не глядя. Я готовлю так же – проносясь мимо и забрасывая нужные ингредиенты.
– Что самое главное стремишься передать детям?
– Верность семье, близким. У моих детей строгое воспитание – они не имеют права хамить, бездельничать, не уважать старших, быть непунктуальными. Сын уже знает, что на нем ответственность – за бабушку, за меня, за младшую сестру. Он мужчина, за его спиной женщины.
А дочке я надеюсь передать нежность и легкость. Моя мама всегда говорила, что у меня должен быть не стержень, а железная арматура внутри. А у моей дочки пусть будет легкий, гибкий, но очень прочный проводок! 
– Какие любимые совместные занятия существуют у твоей семьи?
– Мы любим хорошее кино. Дочке сейчас показываем классику Уолта Диснея и старые детские мультфильмы. Четырнадцатилетний сын смотрит британские сериалы и лучшие фильмы всех времен – «Крестного отца», например. Недавно посмотрел несколько картин Кустурицы, был в восторге. Очень ему понравился «Амаркорд» Феллини.
Мы с мужем любим европейское кино, в том числе классическое, – Антониони, Висконти, Торнаторе. Оба обожаем Вуди Аллена и Ингмара Бергмана. Ходим в кино, пересматриваем старые диски дома на диване. И мы все читаем. Самое счастливое время – когда муж с дочкой вечером уединяются с «Буратино» или «Волшебником Изумрудного города», а сын листает «Трех товарищей» Ремарка или наупоп по любимой физике. Если муж в командировке, его заменяет сын – читает сестре на ночь с огромным увлечением.
Я люблю, когда мы в выходные вместе завтракаем. Пеку вафли или жарю гигантский омлет, а потом мы в пижамах, растрепанные, сидим за столом, болтаем, смеемся…
– Для тебя главные качества женщины – это…
– Терпение. Адское терпение. И чувство юмора. Когда нет сил ни на что, нужно просто пошутить.
– Что хотела бы пожелать читательницам «Работницы»?
– Здоровья вам, дорогие женщины, и всем вашим близким. Помните, что если закрыта дверь, то, возможно, открыта форточка – выход из тяжелой ситуации есть всегда! Не отказывайте себе в праве на счастье, на творчество, на любовь.
