Линор Горалик. Песнь про “Песнь о Гайавате”

Линор Горалик. Песнь про “Песнь о Гайавате”

Линор Горалик (внесена Минюстом РФ в реестр иноагентов)

Генри Уодсворт Лонгфелло. Песнь о Гайавате.
Перевод И.Бунина

Если спросите – откуда
Эта странная идея, –
Написать статью стихами,
Вольной песнею, стихами
В подражание объекту
Моего повествованья? –
Я скажу вам, я отвечу:
Из страны Дакотов диких,
Из страны Оджибуэев…
Тьфу, снесло к оригиналу.
Словом, это очень просто,
Объясненье – очень просто:
Слишком трудно удержаться,
От соблазна удержаться,
Чтобы, перечтя Лонгфелло,
Стилизатора, Лонгфелло,
Подражателя, Лонгфелло,
Не начать писать и мыслить
Этим слогом, столь удобным,
Легким, гибким и удобным,
Как индейская пирога
(Для того, кто к ней привычен…)

Так что вряд ли удивится
Тот, кто любит “Гайавату”,
Что за полтора столетья
Эта книга породила
Много сотен пересказов,
Перепевов, пересказов,
Подражаний и пародий, –
На английском и на прочих
Языках, где переводы
В ногу шли с оригиналом.
Впрочем, зависть неуместна,
Неуместна и излишня
С той поры, как над равниной,
Над седой равниной моря,
Черной молнии подобный,
Гордо реет буревестник,
Наш советский буревестник,
Птица-Горький, буревестник…

Да и с эпосом Лонгфелло
Не везло сначала русским,
Ибо первым переводом –
Лишь частичным переводом! –
Стал сухой, академичный,
Скучный и тяжеловесный
Перевод, который сделал
Дмитрий Львович Михайловский,
Строгий, старый Михайловский.
Эти скудные фрагменты
Не давали представленья
О поэтике, о строе,
О чудесной, хрупкой ткани,
О красотах стилизаций,
Разработанных Лонгфелло, –
Остроумным, сладкогласым,
Называвшим труд свой яркий
“Новой Эддою индейской”.
Только позже, много позже,
На изломе двух столетий,
Эту лакомую книгу
Перевел прилично Бунин,
Первый русский нобленосец.

Кстати, книжка, по которой
Я влюбилась в Гайавату
Лет так в восемь или в десять,
Обладала крайне странным,
Удивительным и странным
Комментарием, гласящим,
Что прекрасный Гайавата,
Сверхиндеец-Гайавата
“…Был написан на основе
“Калевалы”, книги финской,
Книги-эпоса о жизни
Древних финнов в царстве дальнем,
В злой стране Кабибоноки,
В царстве Северного Ветра.
Одержима паранойей,
Я искала двое суток
Подтверждения о связи
Этих двух произведений.
Все, что лично мне открылось, –
Ряд коротких замечаний
В документах о Лонгфелло,
Замечаний, говорящих
Что Лонгфелло, вдохновленный
Красотою “Калевалы”,
Создал новый и прекрасный,
Уникальный и прекрасный
Гордый эпос об индейцах
Из страны озер глубоких,
Из страны Оджибуэев.

Автор “Песни” не однажды
Был с пристрастием допрошен
О примере “Калевалы”, –
Но отважно отвечал он,
Что, заимствовавши метр
Финской повести прекрасной,
Он не трогал ни идеи,
Ни героев, ни идеи
“Калевалы” при созданьи
Удивительной поэмы.
Позже возникали споры,
Ссоры крупные и споры
Меж учеными мужами –
Кто кричал, что финский метр,
Что хорей четырехстопный
Чужд американской речи,
Кто, напротив, восхищался
Редким слогом, чудным ритмом,
Приспособленным Лонгфелло
Для поэмы о герое.
Но хвалили иль ругали,
Возносили иль хулили, –
Никого индейский эпос
Не оставил равнодушным.
Гайавата и поныне
Продается повсеместно
Лучше, чем любая книга,
Сотворенная Лонгфелло, –
И поныне самым лучшим,
Самым ярким и удачным
Переводом “Гайаваты”
Остается тот, что сделал
Славный Бунин, ловкий Бунин.

Ловкий – потому что сам он
В предисловьи признается,
Что намаялся немало,
Потрудился он на славу,
Сохранить стремясь не только
И размер, и метр, и строфы
Самого оригинала,
Но вдобавок он старался
Сохранить манеру речи
И эпитеты, и даже
Слов количество на строчку.
Результат, отметить должно,
Был и впрямь великолепен,
Ибо “Песнь о Гайавате”
Оценили и в России,
И в России, столь далекой
От потоков Минегаги,
Водопадов Минегаги.

Впрочем, кажется, в России
Место “Песни” был очень
Необычным, непривычным,
Необычным и заметным
Больше, чем в других культурах,
Где прекрасную поэму
Тоже знали миллионы.
Дело в том, что “Гайавата”,
Как и многие другие
Книги, фильмы и рассказы
Об индейцах и о белых,
Подносился как легенда
О борьбе всего народа
За свободу, мир и братство,
Мир, и равенство, и братство.
Но, в отличие от многих
Книг других, таким подходом
Искаженных, извращенных,
Песнь о славном Гайавате
В самом деле отражала
Взгляды доброго Лонгфелло
На вопрос социализма,
На законы для народа.
“Гайавата” в целом носит
Утопический характер
От начала и до самых
Строк последних эпилога:
Здесь герой, могучий, мудрый,
Сильный, честный, справедливый
Правит племенем индейским,
Сохраняя мир с другими
Боевыми племенами,
Соблюдая справедливость,
Честно защищая слабых,
Вечно жертвуя собою
Ради блага всей коммуны:
От истории с Маисом,
Где усталый Гайавата,
Истощенный Гайавата
Трижды борется с Мондамин,
Желтым маисом прекрасным,
Чтоб народ освободился
От зависимости тяжкой
От охоты, рыболовства,
Чтобы смог народ индейский
Культивированьем злаков
Обеспечить пропитанье
Для себя на день тяжелый, –
До истории с прибытьем
Христиан на эти земли:
Их жестокое засилье
Гайавата представляет
Своему народу благом,
Торжеством Владыки Жизни,
Чтобы избежать кровавой,
Неизбежной и кровавой
Битвы племени – и белых,
Битвы, чей конец излишне
Очевиден Гайавате.

Впрочем, сам он, сев в пирогу,
Уплывает поскорее
В те места, куда не скоро
Доплывут миссионеры, –
Видно, будучи не в силах
Видеть то, что ожидает
Дикий край Оджибуэев.
О побеге Гайаваты
Можно строить сотни версий,
Но одно, бесспорно, ценно:
Исключительно похоже
Завершалась Калевала…
Впрочем, мне бы не хотелось
Возвращаться снова к теме
Их различия и сходства.

В целом, вся концовка песни
Вызывает ощущенье
Крайне приторной конфеты:
Очень нежны христиане,
Очень вежливы индейцы,
Обещающие белым
Хорошенечко подумать
Над концепцией Марии
И Спасителя святого…
А великий Гайавата,
Непокорный Гайавата
Соплеменников сзывает
И велит им хорошенько
Слушать этих бледнолицых,
Их внимая наставленьям,
Слову Мудрости внимая…

Впрочем, часто говорилось,
Что Лонгфелло, как Манилов,
Был всегда прекраснодушен,
Добр, как Матушка Гусыня,
И корректен, словно спикер.
Мне самой всегда казалось,
Что не зря остановился
Он на том, как христиане
Излагают суть теорий,
А индейцы обещают
Хорошо о них подумать.
Автор словно хочет верить,
Что впоследствии герои
Смогут мирно сговориться,
Что, возможно, Иисуса
Нарекут Вэбино-Иза –
“Чародейником Стыдливым” –
А Марию – Мише-Шошо,
И свободные индейцы
Привнесут в свои легенды
Песни Нового Завета,
Громкий сказ о Триедином…

Что ж, по пастырю и паства, –
И Лонгфелло полюбился
Всем, кто думал об индейцах
Как о мудрых, как о добрых,
Благородных, чисторуких,
Как о бедных жертвах белых,
Как о маленьком народе,
Что всегда стремился к миру.