Виталию Александровичу Федермессеру
Наивные греки считали,
что Боги живут на Олимпе,
на горней вершине в сияющем солнечном нимбе,
в преданьях застывшие,
словно на снимке,
в той выси небесной, что так холодна и пуста.
Богам не прожить даже дня
без хвалы и оваций.
Их всех перечтя
по системе растущих градаций,
воспели Платон и Овидий, Гомер и Гораций,
и память далекого эха
до нас сохранили уста.
Но устные речи
неточно всю песнь повторяли,
и лучшие строки
вослед за певцом умирали,
и долго пустели словесных сказаний скрижали,
теряя палитру деталей,
как осень листву.
Рожденная мысль изначально, бесспорно, свободна,
как бабочка вольно порхает,
влетает в открытые окна,
пока не забьется тревожно,
накрытая шторою плотно,
не будет приколота
буквой надежно к листу.
Наивные греки, поверьте,
настала другая эпоха,
эпоха железных машин,
что для всех нас довольно неплохо,
поэтому знать не могли вы о Том,
без которого вовсе ни вздоха,
о Боге, рожденном на переломе эпох.
Наивные греки,
достанет ли в сердце отваги
признать,
что прогресса колеса и тяги
приводит в движение он — Бог бумаги —
могучий и очень влиятельный Бог?
Скажи, хронология,
ты ли во всем виновата,
что в прошлое нет никому, к сожаленью, возврата?
Растущей известностью
множится труд комбината,
и Бог здесь работник, на гвоздик повесивший нимб.
Как вольно под небом раскинулся город!
Как краю карельскому люб он и дорог!
Наивные греки, поверьте,
на Север давно переехал Олимп!
(Валга, Е. Северная легенда: [стихи]/ Е. Валга.—Петрозаводск, 2000)
