Кондо-озеро,ширь тревожная,
На отцовскую землю положенная.
С моря Белого журавли летят,
К морю Черному журавли трубят.
Снова тянется песня вечная,
Перелета нить бесконечная.
В небе древний клич уходящих стай.
Уплывает путь за верстой верста.
Сердце птичье томит даль безумная,
Пелена морей многошумная.
Что же, карта какая мне выпадет,
И какая дорога выведет?
Все, что рвется, как гром, в журавлиной груди,
Жадно вторит тому, что лежит впереди.
Влажным маревом, сонной дымкою,
Непонятной для нас невидимкою.
А в сыром бору темный гул стоит.
Двухсотлетний бор сердце тайн таит.
Все, что бродит в земле, все, что дышит в земле.
Он выносит к небу в седом стволе.
Слушай, милая, ты взошла из земли,
Будет жизнь твоя сметена с земли.
Но вовек не уложится в небытие
Кондо-озеро синее — сердце твое.
Ибо мир целиком умещается в нем —
В нежном сердце, налитом осенним огнем.
В тех пустотах, где меркнет последний свет.
Для тревожного сердца границы нет.
И оно утверждает, как высшая власть,
Вечность жизни, простор ее, силу и страсть.
Все березы стоят, завороженные,
Листья кровью кружат, на смерть брошенные.
Осень, осень, червонный летучий лист.
Синева ледяная, синичий свист.
Дикий камень гранит, что на зорях звенит.
Пни, болота, мхи, рыжих туч верхи.
Жизнь с тобою. Север, не пройдена —
Богатырская моя родина.
Там, где вьются дороги нехоженые.
Там, где сердце России положено,
В земляном сундуке чернокованом.
До конца еще не откопанном.
Столько звезд в нем сокрыто до времени —
Млечный Путь не выдержит бремени.
В мире я не слыхал такой тишины.
И Россия заслушалась у волны.
В первом утреннем инее нежит ее
Кондо-озеро синее — сердце твое.
4 июня 1956
