Мы — Кижи,
я – киж, а ты – кижиха.
Ни души.
И все наши пожитки –
ты, да я, да простенький плащишко,
да два прошлых,
чтобы распроститься!
Мы чужи
наветам и наушникам,
те Кижи
решат твое замужество,
надоело прятаться и мучиться,
лживые обрыдли стеллажи,
люди мы — не электроужи,
от шпионов, от домашней лжи
нас с тобой упрятали Кижи.
Спят Кижи,
как совы на нашесте,
ворожбы,
пожарища,
нашествия.
Мы свежи —
как заросли и воды,
оккупированные свободой!
Кыш, Кижи…
…а где-нибудь на Каме
два подобья наших с рюкзаками,
он, она —
и все их багажи,
убежали и — недосягаемы.
Через всю Россию ночниками
их костры — как микромятежи.
Раньше в скит бежали от грехов,
нынче удаляются в любовь.
Горожанка сходит с теплохода.
В сруб вошла. Смыкаются над ней,
как репейник вровень небосводу,
купола мохнатые Кижей.
Чем томит тоска ее душевная?
Вы, Кижи,
непредотвратимое крушение
отведите от её души.
Завтра эта женщина оставит
дом, семью и стены запалит.
Вы, Кижи, кружитесь скорбной стаей,
сердце её тайное болит.
Женщиною быть — самосожженье,
самовозрожденье из огня.
Сколько раз служила ты мишенью?!
Сколько еще будешь за меня?!
Есть Второе Сердце—как дыханье.
Перенапряжение души
порождает
новое познанье…
будьте акушерами, Кижи.
Теплоход торопится к Устюгу.
И в глуши
двадцатидвуглавою зверюгой
завывают по тебе Кижи.
