Клубилась, пенилась
могучая вода,
и скалы влажные от грохота дрожали!..
Кивач не тот,
каким он был тогда,
когда им восхищался
сам Державин.
Кивач — взрывали
для сплавных работ
и русло деревянное рубили
(его, конечно,
быстро укротили),
его и так и сяк потом кроили,
плотины ставили и воду отводили —
для общих нужд,
хозяйственных забот.
И вот уже,
как лошадь в пенном мыле,
он бревна тяжеленные везет!
И долго было так:
из года в год…
К нему туристы часто приходили
и объективы жадно наводили
на оторопь больших
и малых вод.
В лоток спешила
быстрая вода
и бревна,
словно рыб больших, тащила,
и в ней еще жила былая сила,
она мосты срывала иногда.
Но тот поток,
что в русле основном,
свисал лохмотьями,
и жалким он казался,
и камень дна бесстыдно обнажался,
и бездны бывшие проглядывали в нем.
…Старик, старик!
Теперь мороз любой
насквозь твое прохватывает тело,
и по щеке скользят оледенелой
скупые капли
влаги голубой.
И только по весне
ты чуть встаешь,
приподымаешься
и падаешь с обрыва
и медленно,
с волнующим надрывом,
былую песню вроде запоешь.
Но снег сойдет
и паводок сбежит —
вновь оголятся каменные «мощи»…
Вода лениво край скалы полощет
и в дальнюю дорогу
не спешит.
