К МОРЮ
Увы, не в первый раз, с подавленным рыданьем,
Я подхожу к твоим волнам
И, утомясь бесплодным ожиданьем,
Всю ночь просиживаю там…
Тому уж много лет: неведомая сила
Явилася ко мне, как в мнимо-светлый рай,
Меня, как глупого ребенка, заманила,
Шепнула мне – люби, сказала мне – страдай!
И с той поры, ее велению послушный,
Я с каждым днем любил сильнее и больней…
О, как я гнал любовь, как я боролся с ней,
Как покорялся малодушно!…
Но, наконец, устав страдать,
Я думал – пронеслась невзгода…
Я думал – вот моя свобода
Ко мне вернулася опять…
И что ж: томим тоскою, снова
Сижу на этом берегу,
Как жалкий раб, кляну свои оковы,
Но – сбросить цепи не могу.
О, если слышишь ты глагол, тебе понятный,
О море темное, приют сердец больных, –
Пусть исцелят меня простор твой необъятный
И вечный ропот волн твоих.
Пускай твердят они мне ежечасно
Об оскорблениях, изменах, обо всем,
Что вынес я в терпении тупом…
…………………………………………………….
Теперь довольно. Уж мне прежних дней не видеть,
Но если суждено мне дальше жизнь влачить,
Дай силы мне, чтоб мог я ненавидеть,
Дай ты безумье мне, чтоб мог я позабыть!…
1867
НОЧЬ В МОНПЛЕЗИРЕ
На берег сходит ночь, беззвучна и тепла,
Не видно кораблей из-за туманной дали,
И, словно очи без числа,
Над морем звезды замигали.
Ни шелеста в деревьях вековых,
Ни звука голоса людского,
И, кажется, что всё навек уснуть готово
В объятиях ночных.
Но морю не до сна. Каким-то гневом полны,
Надменные, нахмуренные волны
О берег бьются и стучат;
Чего-то требует их ропот непонятный,
В их шуме с ночью благодатной
Какой-то слышится разлад.
С каким же ты гигантом в споре?
Чего же хочешь ты, бушующее море,
От бедных жителей земных?
Кому ты шлешь свои веленья?
И в этот час, когда весь мир затих,
Кто выдвинул мятежное волненье
Из недр неведомых твоих?
Ответа нет… Громадою нестройной
Кипит и пенится вода…
Не так ли в сердце иногда,
Когда кругом всё тихо и спокойно,
И ровно дышит грудь, и ясно блещет взор,
И весело звучит знакомый разговор, –
Вдруг поднимается нежданное волненье:
Зачем весь этот блеск, откуда этот шум?
Что значит этих бурных дум
Неодолимое стремленье?
Не вспыхнул ли любви заветный огонек,
Предвестье ль это близкого ненастья,
Воспоминание ль утраченного счастья
Иль в сонной совести проснувшийся упрек?
Кто может это знать?
Но разум понимает.
Что в сердце есть у нас такая глубина,
Куда и мысль не проникает,
Откуда, как с морского дна,
Могучим трепетом полна,
Неведомая сила вылетает
И что-то смутно повторяет,
Как набежавшая волна.
1868, Петергоф
ГРЕЦИЯ
Посвящается Н. Ф. Щербине
Поэт, ты видел их развалины святые,
Селенья бедные и храмы вековые,—
Ты видел Грецию, и на твои глаза
Являлась горькая художника слеза.
Скажи, когда, склонясь под тенью сикоморы,
Ты тихо вдаль вперял задумчивые взоры
И море синее плескалось пред тобой,—
Послушная мечта тебе шептала ль страстно
О временах иных, стране совсем иной,
Стране, где было всё так юно и прекрасно?
Где мысль еще жила о веке золотом,
Без рабства и без слез… Где, в блеске молодом,
Обожествленная преданьями народа,
Цвела и нежилась могучая природа…
Где, внемля набожно оракула словам,
Доверчивый народ бежал к своим богам
С веселой шуткою и речью откровенной,
Где боги не были угрозой для вселенной,
Но идеалами великими полны…
Где за преданием не пряталося чувство,
Где были красоте лампады возжены,
Где Эрос сам был бог, а цель была искусство;
Где выше всех венков стоял венок певца,
Где пред напевами хиосского слепца
Склонялись мудрецы, и судьи, и гетеры;
Где в мысли знали жизнь, в любви не знали меры,
Где всё любило, всё, со страстью, с полнотой,
Где наслаждения бессмертный не боялся,
Где молодой Нарцисс своею красотой
В томительной тоске до смерти любовался,
Где царь пред статуей любовью пламенел,
Где даже лебедя пленить умела Леда
И, верно, с трепетом зеленый мирт глядел
На грудь Аспазии, на кудри Ганимеда…
13 января 1859
ОТЧАЛИЛА ЛОДКА. ЧУТЬ БРЕЗЖИЛ РАССВЕТ…
Отчалила лодка. Чуть брезжил рассвет…
В ушах раздавался прощальный привет,
Дышал он нежданною лаской…
Свинцовое море шумело кругом…
Всё это мне кажется сладостным сном,
Волшебной, несбыточной сказкой!
О нет, то не сон был! В дали голубой
Две белые чайки неслись над водой,
И серые тучки летели, –
И всё, что сказать я не мог и не смел,
Кипело в душе… и восток чуть алел,
И волны шумели, шумели!…
1879, Ревель
ФЕЯ МОРЯ
Из Эйхендорфа
Море спит в тиши ночной,
И корабль плывет большой;
Вслед за ним, косой играя,
Фея плещется морская.
Видят бедные пловцы
Разноцветные дворцы;
Песня, полная тоскою,
Раздается над водою…
Солнце встало – и опять
Феи моря не видать,
И не видно меж волнами
Корабля с его пловцами.
23 сентября 1869
A LA POINTE
Недвижно безмолвное море,
По берегу чинно идут
Знакомые лица, и в сборе
Весь праздный, гуляющий люд.
Проходит банкир бородатый,
Гремит офицер палашом,
Попарно снуют дипломаты
С серьезным и кислым лицом.
Как мумии, важны и прямы,
В колясках своих дорогих
Болтают нарядные дамы,
Но речи не клеятся их.
‘Вы будете завтра у Зины?..’
– ‘Княгине мой низкий поклон…’
– ‘Из Бадена пишут кузины,
Что Бисмарк испортил сезон…’
Блондинка с улыбкой небесной
Лепечет, поднявши лорнет:
‘Как солнце заходит чудесно!’
А солнца давно уже нет.
Гуманное общество теша,
Несется приятная весть:
Пришла из Берлина депеша:
Убитых не могут и счесть.
Графиня супруга толкает:
‘Однако, мой друг, посмотри,
Как весело Рейс выступает,
Как грустен несчастный Флери’.
Не слышно веселого звука,
И гордо на всем берегу
Царит величавая скука,
Столь чтимая в светском кругу.
Темнеет. Роса набежала.
Туманом оделся залив.
Разъехались дамы сначала,
Запас новостей истощив.
Наружно смиренны и кротки,
На промысел выгодный свой
Отправились в город кокотки
Беспечной и хищной гурьбой.
И следом за ними, зевая,
Дивя их своей пустотой,
Ушла молодежь золотая
Оканчивать день трудовой.
Рассеялись всадников кучи,
Коляски исчезли в пыли,
На западе хмурые тучи
Как полог свинцовый легли.
Один я.- Опять надо мною
Везде тишина и простор;
В лесу, далеко, за водою,
Как молния вспыхнул костер.
Как рвется душа, изнывая,
На яркое пламя костра!
Кипит здесь беседа живая
И будет кипеть до утра;
От холода, скуки, ненастья
Здесь, верно, надежный приют;
Быть может, нежданное счастье
Свило себе гнездышко тут.
И сердце трепещет невольно…
И знаю я: ехать пора,
Но как-то расстаться мне больно
С далеким мерцаньем костра.
10 августа 1870
БОЖИЙ МИР
В.Н. Юферову
Как на Божий мир, премудрый и прекрасный,
Я взгляну прилежней думой беспристрастной,
Точно будто тщетно плача и тоскуя,
У дороги пыльной в знойный день стою я…
Тянется дорога полосою длинной,
Тянется до моря… Все на ней пустынно!
Нет кругом деревьев, лишь одни кривые
Высятся печально вехи верстовые;
И по той дороге вдаль неутомимо
Идут пешеходы мимо все да мимо.
Что у них за лица? С невеселой думой
Смотрят исподлобья злобно и угрюмо;
Те без рук, другие глухи, а иные
Идут, спотыкаясь, точно как слепые.
Тесно им всем вместе, ни один не может
Своротить с дороги – всех перетревожит…
Разве что телега пробежит порою,
Бледных трупов ряд оставя за собою…
Мрут они… Телега бедняков сдавила –
Что ж! Не в первый раз ведь слабых давит сила;
И телеге тоже ведь не меньше горя:
Только поскорее добежит до моря…
И опять все смолкнет… И все мимо, мимо
Идут пешеходы вдаль неутомимо,
Идут без ночлега, идут в полдень знойный,
С пылью поднимая гул шагов нестройный.
Где ж конец дороги?
За верстой последней,
Омывая берег у скалы соседней,
Под лучами солнца, в блеске с небом споря,
Плещется и бьется золотое море.
Вод его не видя, шуму их не внемля,
Бедные ступают прямо как на землю;
Воды, расступаясь, путников, как братьев,
Тихо принимают в мертвые объятья,
И они все так же злобно и угрюмо
Исчезают в море без следа и шума.
Говорят, что в море, в этой бездне чудной,
Взыщется сторицей путь их многотрудный,
Что за каждый шаг их по дороге пыльной
Там вознагражденье пышно и обильно!
Говорят… А море в красоте небесной
Также нам незримо, также неизвестно,
А мы видим только вехи верстовые –
Прожитые даром годы молодые,
Да друг друга видим – пешеходов темных,-
Тружеников вечных, странников бездомных,
Видим жизнь пустую, путь прямой и дальний
Пыльную дорогу – Божий мир печальный…
1856
* * *
Как пловец утомленный, без веры, без сил,
Я о береге жадно мечтал и молил;
Но мне берег несносен, тяжел мне покой,
Словно полог свинцовый висит надо мной…
Уноси ж меня снова, безумный мой челн,
В необъятную ширь расходившихся волн!
Не страшат меня тучи, ни буря, ни гром…
Только б изредка всё утихало кругом,
И чуть слышный, приветливый говор волны
Навевал мне на душу волшебные сны,
И в победной красе, выходя из-за туч,
Согревал меня солнца ласкающий луч!
