Из гражданской лирики Ольги Берггольц

* * *

ТЕТРАДИ 1930-1940 гг

1

Дни проводила в диком молчании,
Зубы сцепив, охватив колени.
Сердце моё сторожило отчаянье,
Разум — безумия цепкие тени.

Друг мой, ты спросишь, как же я выжила,
Как не лишилась души, ума?
— Голос твой милый всё время слышала,
Его заглушить не могла тюрьма.

Всё отошло, ничего не осталося,
Молодость, родина — всё равно!
Голос твой, полный любви и жалости,
Твой человеческий, твой родной.

Он не шептал утешений без устали,
Слов мне возвышенных не говорил,—
Только одно моё имя русское,
Имя простое моё твердил.

И знала я, что ещё жива я,
Что много жизни ещё впереди,
Пока твой голос, моля, взывая
Имя живое моё твердит.

1939, январь, 33 к.

2

Как странно знать, что в городе одном,
Почти что рядом мы с тобой живём…
Я знаю, как домой дойти.
Пятнадцать минут ходьбы.
Пять улиц миновать.
По лестнице на самый верх подняться
И в дверь условным стуком постучать.

О, только бы домой дойти!
Сумею рубцы и язвы от тебя укрыть,
И даже сердце снова отогрею,
И даже плакать буду и любить.

О, только бы домой дойти!
Пятнадцать минут ходьбы.
Пять улиц миновать.
По лестнице на самый верх подняться
И в дверь условным стуком постучать…

1939, январь, 33 камера

3

Нет ни слёз, ни сожалений,
Ничего не надо ждать.
Только б спать без сновидений,
Долго, долго, долго спать.

А уж коль не дремлет мука,
Бередит и гонит кровь —
Пусть не снится мне разлука,
Наша горькая любовь.

Сон про встречу, про отраду,
Пусть минует стороной.
Даже ты не снись — не надо,
Мой единственный, родной.

Пусть с берёзками болотце
Мне приснится иногда.
В тёмной глубине колодца
Одинокая звезда.

1939, январь, 33 камера

4

Ночника зеленоватый свет,
Бабочка и жук на абажуре.
Вот и легче… Отступает бред…
Это мама около дежурит…

Вот уже нестрашно снится лес,
Пряничная пёстрая избушка.
Хорошо, что с горла снят компресс,
И прохладной сделалась подушка.

Я сама не знаю, почему
Мне из детства, мне издалека
Льётся в чёрную мою тюрьму
Только свет зелёный ночника.

Тихий, кроткий, милый-милый свет,
Ты не оставляй меня одну.
Ты свети в удушье, в горе, в бред,
Может быть, поплачу — и усну.

И в ребячьем свете ночника
Мне приснится всё, что я люблю.
И родная мамина рука
Снимет с горла белую петлю…

1939, апрель, одиночка 17

5

Где жду я тебя, желанный сын?
В тюрьме, в тюрьме!
Ты точно далёкий огонь, мой сын,
В пути, во тьме.

Вдали — человеческое жильё,
Очаг тепла,
И мать пеленает дитя своё,
Лицом светла.

Не я ли это, желанный сын,
С тобой, с тобой?!
Когда мы вернёмся, желанный сын,
К себе домой?

Кругом пустынно, кругом темно,
И страх, и ложь,
И голубь пророчит за тёмным окном,
Что ты — умрёшь.

1939, март, одиночка 17

Родине