Опубликовано: “Известия”-Казахстан, 15 июля 2005 года
Автор: Людмила Варшавская
Среди множества уникальных явлений культуры есть одно, которое чем дальше, тем больше занимает умы человеческие. Это Русская общественная Тургеневская библиотека в Париже, чья история столь же прекрасна, как и трагична. Созданная 130 лет назад при участии Ивана Сергеевича Тургенева, она верой и правдой служила нескольким поколениям русской эмиграции, а в 1940 году была реквизирована немецкими оккупантами. Поиском и восстановлением ее занимаются многие. Но мало кто знает, что одна из веточек ведет к нам, в Алма-Ату — в семью реэмигрантов из Франции Кноррингов-Бек-Софиевых, имевших непосредственное отношение к этой библиотеке.
Среди множества уникальных явлений культуры есть одно, которое чем дальше, тем больше занимает умы человеческие. Это Русская общественная Тургеневская библиотека в Париже, чья история столь же прекрасна, как и трагична. Созданная 130 лет назад при участии Ивана Сергеевича Тургенева, она верой и правдой служила нескольким поколениям русской эмиграции, а в 1940 году была реквизирована немецкими оккупантами. Поиском и восстановлением ее занимаются многие. Но мало кто знает, что одна из веточек ведет к нам, в Алма-Ату — в семью реэмигрантов из Франции Кноррингов-Бек-Софиевых, имевших непосредственное отношение к этой библиотеке. В дом, где сохранился архив Николая Николаевича Кнорринга — одного из ведущих работников «Тургеневки».
Потомственный дворянин, писатель, историк и литературовед, Николай Николаевич 30 лет заведовал книжным отделом этого хранилища. Главной заботой его была комплектация фонда, но он в то же время считал своим долгом ставить в известность российскую эмиграцию, какими богатствами располагает этот фонд и как он пополняется. Во всех русскоязычных изданиях Франции постоянно печатались его материалы о новинках библиотеки, а также историко-литературные исследования, эссе, исторические очерки. Это могла быть статья о полученном в дар четырехтомном «Собрании государственных грамот» за 1813-1826 годы, презентация дневниковых записей первого среди русских писателей лауреата Нобелевской премии Ивана Бунина, обзор поступившего из Советского Союза комплекта только что изданных книг. Все эти публикации Николай Николаевич бережно собирал и наклеивал на листы. Сшитые и переплетенные, они складывались в книги-альбомы. И когда в 1955 году Кнорринги-Софиевы получили разрешение вернуться в СССР, первое, что упаковывалось в баулы и чемоданы, были эти тома.
Вообще, вся семья эта была литературной. Николай Николаевич, проживший полную самых невероятных событий жизнь, выпустил в Париже свои воспоминания о Морском кадетском корпусе. Ему же принадлежала историческая монография о генерале от инфантерии Скобелеве, а уже будучи в Алма-Ате, он написал книгу о своей умершей в Париже дочери Ирине Кнорринг. Ирина была принята в кружке «Зеленая лампа» Зинаиды Гиппиус и Дмитрия Мережковского, ее любили Марина Цветаева и Тэффи. А муж ее, замечательный литератор Юрий Бек-Софиев, возглавлял одно время Союз русских молодых писателей и поэтов во Франции. В доме их, недалеко от Монпарнаса, бывали Бальмонт (при отъезде из Парижа квартиру эту Кнорринги оставили его дочери), Милюков, Вячеслав Иванов, Бунин, Куприн. Здесь, в этой среде, равно как и на книгах Тургеневской библиотеки, сформировался и самый младший из Бек-Софиевых — Игорь. «Все детство мое и юность, — вспоминал он потом, — прошли под знаком «Тургеневки». Дед все время брал оттуда книги, хотя дома у нас их тоже было немало. Пушкин, Тургенев, сочинения Короленко, исторические романы… Каждый вечер я садился к нему на колени, и он читал вслух, объясняя мне непонятные места. Так, не видя России, я знал ее по рассказам родных. Знал хорошо, потому что это была их родина, и они очень по ней скучали».
Неудивительно, что Игорь Юрьевич, который, приехав в 1955 году в Алма-Ату, прожил здесь всю оставшуюся жизнь, тоже пошел по словесной линии. Хорошо владея пером, он много, особенно в последнее, перед недавней кончиной, время писал. В основном это были воспоминания об эмигрантском периоде жизни.
Он-то и познакомил нас, казахстанцев, через журнал «Простор» с удивительными альбомами из газетных вырезок своего деда-Кнорринга. И не только с альбомами, но и с его дневниками, неизданными страницами документальной прозы, рукописными статьями. Именно из кнорринговских рукописей узнали мы историю создания Тургеневской библиотеки. Оказывается, идея эта родилась у знаменитого революционера Германа Лопатина. Попав в Париж и увидев, как много здесь русских, он понял: первое, что им нужно, это библиотека. И он отправился к Тургеневу. Выслушав благопожелателя, живший в то время здесь Иван Сергеевич для начала отдал часть своих книг, а затем, как сказали бы сегодня, нашел спонсоров. Для этого он устроил у себя в доме музыкально-литературное утро, где в присутствии Репина, Поленова, Маковского, русского посла во Франции князя Орлова и других пела Полина Виардо, читали свои творения сам Тургенев, Успенский и поэт-пародист Курочкин.
Таким образом собрали две тысячи рублей, на которые был открыт читальный зал.
Это произошло в 1875 году, и потом все восемь лет до своей кончины Иван Сергеевич неустанно заботился о библиотеке. После его смерти она была названа его именем.
Переживая одну за другой волны русской эмиграции, служа приютом тем, кто лишился Родины, библиотека постепенно росла. К концу 30-х годов прошлого века фонд ее составлял более 100 тысяч книг, и парижский муниципалитет предоставил ей в 1937 году целый этаж в старинном здании XVII века, именуемом Дворцом Кольбера. «Теперь Тургеневская библиотека, — оптимистично писал по этому поводу член ее правления Михаил Осоргин, — может спокойно смотреть на свое будущее». Но прогнозы его, увы, не оправдались. Осенью 1940 года, через три месяца после того, как Гитлер взял Париж, это «удивительное явление русской культуры» прекратило свое существование. В фолиантах Кнорринга находим вырезку из «Русских новостей» за 25 мая 1945 года. «Через некоторое время после оккупации, — пишет он, — в Тургеневской библиотеке стали появляться русские, ранее ее не посещавшие. Интересовались книжным фондом, уставом, структурой. А в середине сентября 1940 года пришел молодой немец – доктор Гельмут Вейс, и, встретившись с председателем правления библиотеки Одинцом, заявил, что Рейх желал бы купить ее. Получив категорический отказ, Вейс заметил между прочим, что ему известно место, которое занимал в гетманское время в Киеве профессор Одинец, и его враждебное отношение к Германии. Вейс приходил еще и еще, и обеспокоенный Одинец отправился к префекту, но во время их разговора в кабинет вошел секретарь и сказал, что Одинца дожидаются четыре немецких военных. Один из них был Вейс. Заявив от имени немецкого командования, что с этого момента действия Тургеневской библиотеки прекращаются, он потребовал ключи».
— Это была сложная трагическая история, — продолжал рассказ уже в наше время внук Кнорринга Игорь Бек-Софиев. — Дед ходил по каким-то инстанциям, и фигурировал в этой истории большой начальник Розенберг. Прибалтийский немец, как мы узнали потом, бывший российский подданный, он жил даже некоторое время в Москве. Розенберг мнил себя большим знатоком «Россики» и никак не мог пройти мимо уникального русского книжного хранилища. Дед бывал у него несколько раз и упрашивал, чтобы библиотеку оставили в покое. Но немцы все равно забрали ее себе. Привезли 900 специально для этого сколоченных ящиков, набили их книгами и были таковы. Но за несколько дней до того дед умудрился принести домой в кошелке несколько томов ценных книг. Они оставались у нас до конца войны, и, как только начали собирать библиотеку снова, дед вернул их. Помню, тогда он попросил меня помочь собрать те книги, которые успели спрятать и другие сотрудники. Я грузил их на такси. Таксист был русский, он все понимал и от денег отказался. Мы перевезли тогда несколько легковых машин. Плюс к этому сохранилось то, что в момент грабежа было сложено в подвале: дубликаты, часть перевезенной из Ниццы в Париж перед самой войной библиотеки им. Герцена, а также книги, которые оказались на руках у читателей. Это было новое, послевоенное начало Тургеневского фонда. Потом он, конечно, разросся — часть его, которую мы восстановили после войны, пополнялась тем, что дарили люди. Уезжая, мы тоже оставили там много своих книг и журналов.
Романтическое начало существования библиотеки, жизнь ее в разные периоды русской эмиграции, экспроприация книг фашистами… Все это послужило темой одного из вечеров алма-атинского клуба «Встреча» в Республиканском русском театре драмы им. М. Ю. Лермонтова. Главным героем на нем был Игорь Юрьевич Бек-Софиев. Его все с удовольствием слушали, поскольку информация из первых уст дороже любых писаний. Здесь же, на вечере, была и жена Игоря Юрьевича — поэтесса Надежда Чернова. Она рассказывала о том, что представляли из себя публикации Кнорринга-старшего, связанные с фондом «Тургеневки». Зачитывая отдельные фрагменты, показывала тома вырезок, редкие фотографии, письма. Про то, что у нас в Алма-Ате состоялся такой вечер, Надежда написала потом своим зарубежным друзьям, посетовав при этом, что, к сожалению, у нас очень мало сведений о том, как сложилась судьба уже новой Тургеневской библиотеки, на что тут же получила адрес ее сегодняшнего директора Татьяны Львовны Глушковой.
— Обрадовавшись, — говорит Надежда, — мы с Игорем тут же связались с ней, затем отправили подробное письмо вместе со сборниками стихов его отца и матери, только что вышедшей «Книгой о моей дочери» Николая Николаевича Кнорринга и моим последним поэтическим сборником. Правда, дальнейшего развития событий Игорь уже не дождался — он неожиданно и скоропостижно умер, и пришедший недавно ответ принимала уже я одна. В нем было много теплых слов в адрес Кнорринга-старшего, сообщение о том, что презентованные нами книги включены в фонд библиотеки, а главное — присланный в подарок сборник статей разных лет о Тургеневской библиотеке. Из него явствует, что основанная 130 лет назад, она в 1959 году возобновила свою деятельность. Добились этого оставшиеся в Париже члены правления библиотеки. Вместе с группой читателей начали они официальные хлопоты о возмещении книгохранилищу военных убытков. Шесть лет длилось мучительное хождение их по канцеляриям, но цель все-таки была достигнута — средства на восстановление библиотеки ассигнованы, и выдано пять тысяч русских книг из числа тех, что случайно были обнаружены в Германии (собственно тургеневских изданий среди них не оказалось). К ним добавились также пять тысяч изданий из библиотеки Русского народного университета в Париже.
Итак, библиотека имени Тургенева в Париже живет и здравствует. Но какова судьба ее исчезнувших сокровищ? Занявшись этим вопросом, члены клуба «Встреча» и заместитель директора Республиканской юношеской библиотеки Наталья Дмитриевна Коваленко, в частности, кое-что сумели прояснить. Вероятно, считают специалисты, часть фондов погибла при бомбежках, какая-то часть разграблена. Но часть их была точно отбита у фашистов наступавшими советскими войсками и направлена в различные библиотеки СССР в составе перемещенных культурных ценностей. Именно отсюда, из этого источника, и попали издания «Тургеневки» в Российскую государственную библиотеку (бывшая Госбиблиотека им. В. И. Ленина), где все они хранятся, изучаются и открыты широкому кругу читателей. О том, каким путем шла эта передача, мы узнаем из отчета руководителя музейно-библиотечной трофейной группы Особого комитета при Госкомитете обороны СССР подполковника А. Д. Маневского. Он пишет, что вся «бесхозная литература» в пять-шесть тысяч ящиков, свозимая на территорию Польши в город Масловицы, была разобрана особой бригадой. Книги на русском языке отправлены в библиотеку им. В. И. Ленина, остальные — в Белорусскую публичную библиотеку. «Не исключено, — замечал подполковник, — что многие издания Тургеневской библиотеки находились в эшелоне, отправленном в Минск».
На сегодняшний день в фонде Российской государственной библиотеки выявлено до 10 тысяч книжных единиц со штемпелем «Тургеневки». Всего же в ней, «Тургеневке», на момент экспроприации их числилось более 100 тысяч. Сохранились ли еще эти книги? Если да, то где они? Известно, что 118 изданий находятся в Общественно-политической библиотеке России, есть отдельные экземпляры в Белоруссии, видели эти книги после войны в букинистических магазинах Польши и Германии. Вот и все. Хотя сама библиотека возрождена, пополняется и хранит память о тех, кто когда-либо имел к ней отношение. А значит и о проживающей в Алма-Ате 50 лет семье Кноррингов-Бек-Софиевых, хранительнице многих знаний об эмигрантском периоде нашей истории.
