Опубликовано: журнал “Огни Кузбасса”, №1, 1996 год
Автор: Сергей Павлов
)
В марте 2004 года в Кузбассе гостила известная
узбекская поэтесса Нодира Махмудовна Рашидова.
Ее визит в нашу область был связан с трагической
датой – 60-летием со дня гибели узбекского поэта
Усмана Насыра: 9 марта 1944 года в Сусловском ла-
герном отделении Сиблага перестало биться серд-
це этого славного человека, гражданина своей ре-
спублики, замечательного поэта.
Нодира Махмудовна – племянница Усмана Насы-
ра (ее мать была родной сестрой Усмана Насыра). С
самого раннего своего детства Нодира знала о ве-
ликой и страшной тайне, что окутывала имя ее дяди.
Она видела, как наполнялись слезами глаза ее ба-
бушки, Масадыковой Хаям-биби, едва заходила
речь о ее любимом сыне Усмане, исчезнувшем в да-
лекие сороковые годы в бескрайних сибирских ле-
сах. И маленькая Нодра, прижавшись к бабушкино-
му плечу, едва сдерживая слезы, успокаивала ее: «Я
подрасту, бабушка, и найду его, обязательно най-
ду!..». Уже позднее, будучи студенткой республикан-
ского пединститута русского языка и литературы,
она всерьез занялась розыском своего дяди. К тому
времени уже было известно, что Усман Насыр умер
в местах лишения свободы от туберкулеза, а спустя
несколько лет, в 1958 году, был полностью реабили-
тирован. Ему вернули честное имя, но жизнь вернуть
никому не дано…
Многочисленные письма и запросы в разные ин-
станции, поездки в Сибирь (их у нее было 14!),
встречи с людьми, лично знавшими Усмана Насыра,
ознакомление с его архивно-уголовным делом, на-
конец, установление места его захоронения, позво-
лили неутомимой исследовательнице прояснить
судьбу поэта, снять завесы тайн с его жизни, понять
причины ареста и выявить тех, кто в той или иной
мере был причастен к этому, и наконец узнать прав-
ду о его последних годах жизни в заточении и гибе-
ли. Мой рассказ о судьбе этого человека. Это страш-
ный рассказ, но так было, и значит, ныне живущие
вправе узнать эту правду, как бы она ни была горька.
Забвение и умолчание могут привести нас к рециди-
ву «злого времени», и только знание и память о не-
винных жертвах смогут уберечь нас от новых бед…
Родился Усман Насыр в городе Намангане 13 но-
ября 1912 года. Его родители были образованными
людьми, а его мама хорошо знала произведения
классиков восточной литературы. Именно благода-
ря ее усилиям и помощи Усман изучил персидский
язык, познакомился с лучшими произведениями
узбекской классической поэзии.
Вскоре их семья переезжает в Коканд, где прохо-
дит детство будущего поэта. Очень рано он начина-
ет писать первые стихи, некоторые из которых пу-
бликуются в городской газете. После окончания
школы Усман едет в Москву, и в 1930 году поступает
на сценарное отделение ВГИКа, но очень скоро
оставляет учебу и возвращается в Коканд. С 1932
года Усман Насыр обучается в Самаркандской педа-
кадемии (ныне – Самаркандский госуниверситет),
активно занимается творчеством, и в том же году
издает свой первый сборник стихов «Беседа с солн-
цем». В 1933 году выходит его новый сборник – «Мо-
билизованные строки», а в 1934 – «Страна тракто-
ров».
Из воспоминаний Нодиры Рашидовой
«…В 1933 году Усман Насыр был принят кандидатом в
Союз писателей Узбекистана, а уже в 1934 году, вместе с
группой писателей республики едет на 1 съезд Союза пи-
сателей СССР, в Москву. С трепетом слушал молодой
поэт Максима Горького, но еще большее впечатление на
него производит выступление члена ЦК ВКП(б) Н. И. Буха-
рина, когда он, говоря о поэзии, цитирует В. Брюсова: «…
Поэзия застревает на одном месте и в ней слишком много
пафоса… Надо заглядывать в прошлое и писать лириче-
ские произведения…Талант дается Богом… Это красота,
которая наделяет человека природа при рождении, но его
надо развивать и поддерживать…».
По возвращении из Москвы сам ректор педакаде-
мии представляет Усмана Насыра студенческой ау-
дитории, и, вдохновленный всем увиденным и услы-
шанным в Москве, молодой поэт упоенно цитирует
выступления Горького, Бухарина и других писате-
лей. Но среди массы друзей и почитателей таланта
Усмана Насыра были люди, которые смотрели на
него тяжелым взглядом, полным ненависти и зави-
Íàøè ïåðåâîäû
Сергей
ПАВЛОВ
«…ЖИЗНЬ МЕНЯ
СКВОЗЬ ТЕРНИИ
ВЕДЕТ…»
153
НАШИ ПЕРЕВОДЫ
сти. Наверное, таким был взгляд Сальери, когда он
подсыпал яд в кубок Моцарту…
Из воспоминаний Нодиры Рашидовой
«…На одном из выступлений Усмана Насыра перед
студенческой аудиторией против него открыто выступил
профессор-лингвист педакадемии Гази Юнусов:
– Ты про Бога вспомнил, а про Маркса забыл! Матери-
ализм отвергаешь?
Эти слова были полны угрозы. Другой бы человек, бо-
лее осторожный и осмотрительный, наверное, признал
бы слова преподавателя за истину, поклялся бы в вечной
любви к марксизму-ленинизму и чуть умерил бы свой пыл,
но не таков был Усман Насыр: молодой, горячий, катего-
ричный, он был одинаково открыт для всех, он верил в лю-
дей, верил в светлое будущее своей Родины и свою удачу.
Да и как можно иначе, если тебе только 22 года, ты молод,
красив и талантлив?!
– Вы хороший лингвист, Гази-ака, но в литературе вы
многого не понимаете, и вам не мешало бы почитать Чер-
нышевского, Добролюбова и Белинского, и, возможно,
тогда вы поймете природу красоты, вот тогда мы и поспо-
рим с вами…
Такой публичной обиды Гази Юнусов простить Усману
Насыру не мог…».
1 декабря 1934 года в Ленинграде был убит Ки-
ров. Горе простых людей было безмерно. Отклик-
нулся своим стихотворением на это трагическое со-
бытие и Усман Насыр. «Караван идет» – так он его
назвал, и опубликовал в городской газете. А между
тем по всей стране начались партийные чистки –
поднималась новая волна политических репрессий,
которая накрыла многих людей, еще вчера относив-
шихся к политической элите страны. Среди «врагов
народа» оказался и Николай Бухарин…
Из воспоминаний Нодиры Рашидовой
«…как только в Москве был поднят вопрос о Бухарине,
в Самарканде Гази Юнусов идет в комитет ЛКСМУ факуль-
тета педакадемии и требует провести собрание по поводу
творчества Усмана Насыра: ведь совсем недавно он по-
смел цитировать Бухарина. Собрание факультета состоя-
лось, где Юнусов обвинил молодого поэта в политической
неразборчивости, в связи с троцкистскими элементами.
Нашлись и другие, что поддержали профессора. Верный
себе, Усман Насыр, вместо того чтобы покаяться перед
собранием или, по крайней мере, смолчать в ответ на об-
винение, выступил с прежней горячностью и страстью:
«А почему же вы, уважаемый Гази Юнусов, тогда сразу не
сказали мне, что Бухарин – враг народа? Почему вы не
дали мне оплеуху тогда, а ждали этого часа?.. Я студент, я
извиняюсь за свои ошибки, но для меня один Бухарин луч-
ше 10 таких профессоров, как вы!..»
Компромисса не получилось, и в конце декабря 1934
года Усман бросает учебу и уезжает домой, в Коканд, а
ректор академии, Карим Абдуллаев, еще полгода ждал
возвращения строптивого, гордого и очень талантливого
студента. Надеялся, что он одумается, покается, вернет-
ся, но не дождался… Лишь 16 июля 1935 года Усман На-
сыр был отчислен из педагогической академии…».
К тому времени Усман Насыр уже переехал в Таш-
кент. Литературная жизнь столицы республики це-
ликом захватывает его. Журналистскую работу в га-
зете «Еш леничи» («Юный ленинец») он сочетает с
творческой работой. Одна за другой у него здесь
выходят книги стихов: «Сердце» (1936), «Моя лю-
бовь» (1937), а знакомство и дружба с Чулпаном, Аб-
дуллой Кадыром, Фитратом, Эльбеком и другими
видными представителями узбекской советской ли-
тературы способствуют его творческому росту.
Усман Насыр подошел к пику своей литературной
славы, его стихи пользуются широкой известностью
в республике, а критики его называют то «Пушкиным
Востока», то «наш Лермонтов». А между тем беда
уже была совсем рядом…
27 января 1937 года в Союзе писателей Узбеки-
стана проводится вечер, посвященный 10-летию
творческой работы Усмана Насыра, где 1-й секре-
тарь ЦК Узбекистана Акмаль Икрамов назвал Усмана
Насыра «звездой узбекской поэзии»…
А в НКВД республики продолжали поступать до-
носы на поэта. Похоже, к лету их критическая масса
достигла апогея, и оттуда последовал резкий окрик
в Союз писателей Узбекистана: разобраться с мя-
тежным поэтом Усманом Насыром раз и навсегда!..
Из воспоминаний Нодиры Рашидовой
«…12 июля 1937 года состоялось собрание в Союзе
писателей Узбекистана, на котором рассматривалось
персональное дело Усмана Насыра. Хамид Алимджан,
писатель, один из руководителей Союза писателей Узбе-
кистана, перед собранием, взяв Усмана под руку, посо-
ветовал тому, как держаться на собрании:
– Мы сейчас будем тебя обвинять в национализме, в
создании группировки, но ты молчи, признай свою вину и
проси прощения, и мы простим…
Хамид Алимджан был пусть и ненамного старше Усма-
на, он имел большой авторитет в Союзе, а на Востоке
принято уважать седину, прислушиваться к советам стар-
ших, а значит, более мудрых. Именно так и повел себя
Усман на собрании, доверившись этому человеку.
А грехов за Усманом нашли много: он был обвинен в
разжигании национализма, в русофобии, в разложении
молодежи пессимистическими стихами. Попутно вспом-
нили его прежние высказывания о Бухарине. Все это вре-
154
НАШИ ПЕРЕВОДЫ
мя Усман сидел молча, склонив голову, а когда ему дали
слово, то, следуя совету Хамида, он повинился в своих
действительно совершенных и приписанных ему ошиб-
ках, обещал твердо исправиться, следуя советам своих
товарищей. Сразу после Усмана выступил Хамид Алим-
джан со словами:
– Видите, он во всем признается! Таким людям не ме-
сто среди нас!
И тут же он предложил исключить его из Союза. Поняв
подлость Хамида, Усман снова просит слово и пытается
объяснить всю несправедливость обвинения, но время
было упущено… Мало того, разволновавшись, Усман не-
вольно перешел с русского языка на узбекский, но Хамид
резко одернул его:
– Говори по-русски! Мы не потерпим национализма в
своих рядах!..
И эти слова упрека бросил один узбек другому за то,
что тот заговорил на своем родном языке! Таково было
время, таковы были нравы!..
Мой отец, Махмуд Рашид, тоже был литератором и вхо-
дил в кружок Усмана Насыра. За его стихи Усман дал ему
псевдоним «Уткур», что в переводе с узбекского означает
«пронзительный, проницательный»:
– Каковы стихи, таково должно быть имя – Уткур Ра-
шид!
…И тогда на собрании, не стерпев последнего окрика
Хамида, Усман покинул собрание, вслед за ним ушел и
мой отец. В этот вечер они долго гуляли по улицам Таш-
кента, крепко выпили, говорили о стихах, о жизни… Они
были молоды, они были друзьями и, словно предчувствуя,
что эта встреча их последняя, не могли наговориться и
оставить друг друга… А утром Усмана арестовали… Всю
жизнь потом мой отец жалел, что не увез в ту ночь Усмана
в какую-нибудь глушь, подальше от людей, от НКВД…
Возможно, в сибирской тайге и можно было еще спря-
таться от всемогущего НКВД, но в маленькой республи-
ке… Уже когда Усман Насыр находился в лагере, мой отец
женился на родной сестре Усмана, которая и стала моей
мамой. В случайно дошедшей из Мариинска записке
Усман порадовался их браку и пожелал счастливой жизни.
Положение его было ужасным, но он решил не омрачать
жизнь близких ему людей, но последняя строчка записки
несла в себе всю боль нечеловеческих испытаний, выпав-
ших на долю поэта: «Неужели никто не сможет вызволить
меня отсюда?!.»
Рассказы Нодиры Махмудовны эмоциональны,
может быть, где-то чуточку субъективны, но она жен-
щина, поэтесса, наконец, говорит она о близком для
себя человеке, а тут трудно быть бесстрастным.
Зато документы архивно-уголовного дела, заведен-
ного НКВД на Насыра, точны, холодны и суровы… И
в тот злополучный день 12 июля 1937 года, когда пи-
сатели Узбекистана устроили обструкцию поэту, в
одном из кабинетов НКВД Узбекистана оперуполно-
моченный 4-го отдела, младший лейтенант госбезо-
пасности Маврин, готовил постановление об аресте
Усмана Насыра и о привлечении его к уголовной от-
ветственности. С ним «согласился» его непосред-
ственный руководитель – начальник 4-го отдела
лейтенант Агибеков, а «утвердил» постановление
сам нарком НКВД Узбекской ССР майор госбезо-
пасности Загвоздин. Эти люди дали «зеленый свет»
на уничтожение поэта. 13 июля была получена санк-
ция заместителя прокурора Узбекской ССР (подпись
его неразборчива), и механизм уничтожения зара-
ботал…
Один год и 3 месяца шло следствие по делу Усма-
на Насыра. Все это время в ташкентской тюрьме
поэт в полной мере испытывал нечеловеческие
условия сталинских застенков. Гордый, горячий и
доверчивый Усман не мог терпеть унижений и вся-
чески противился насилию над собой: он несколько
раз объявлял голодовку, не раз выражал протест,
скандируя свои требования, и стучал в металличе-
скую зарешеченную дверь, несмотря на запрет, пел
узбекские народные песни и читал стихи, как свои,
так и классиков Востока, за что неоднократно со-
держался в карцере (2, 3, 20 суток), лишался права
совершать прогулки в тюремном дворике. Осень
1938-го была особенно тяжелой для него. Материа-
лы дела (медицинские осмотры, экспертизы) свиде-
тельствуют, что в это время Усман Насыр был на гра-
ни сумасшествия и не раз высказывал мысли о
самоубийстве… В это время, и позднее, когда он
уже отбывал наказание в лагерях Сибири, Чукотки и
Дальнего Востока, его одолевала одна и та же мысль
– написать письмо тов. Сталину, чтобы разъяснить
ему всю чудовищность творящейся с ним неспра-
ведливости. «…Я больше не могу переносить муче-
ний, в противном случае единственный выход для
меня – самоубийство. Прошу довести до товарища
Сталина, что эти мучители не дают написать заявле-
ние на его имя…» (21.09.38). «Я требую вызова на
допрос! Я требую написать жалобу на имя тов. Ста-
лина, в противном случае – самоубийство! Я не был
врагом, не буду, и если нужно – умру не врагом! За-
ключенный Насыров» (19.11.38) «…Решили убить
меня, дорогой вождь! Прости меня, тысячу раз про-
сти и прощай! Прощай, Родина!» (21.11.38) «Доро-
гой Сталин! Вот что они затеяли именем советской
власти: руководитель этой шайки Мумин Усманов.
Великий Сталин, а мне не дают написать заявление
155
НАШИ ПЕРЕВОДЫ
о том, что я не виновен!..» (16.11.38). Сам, будучи
человеком честным и открытым, Усман Насыр не мог
даже поверить в то, что зло в Советском Союзе при-
няло вселенский характер, видимо, этим и объясня-
ется его неуемное желание «дойти до тов. Сталина»
и рассказать о всех подлостях и несправедливостях,
что творятся на земле советской…
…Суд состоялся 5 октября 1938-го, и судила его
выездная сессия военной коллегии Верховного Суда
СССР, прерогативой которой было рассмотрение
уголовных дел в отношении высшего военного ко-
мандования страны, политиков, шпионов иностран-
ных государств. Уже сам этот факт свидетельствует
о том, насколько высоко оценивали репрессивные
органы страны авторитет молодого узбекского поэ-
та и боялись резонанса от этого судилища. Но за-
щитника на суде не было, а послушная партийным
органам пресса написала только слова осуждения в
адрес поэта-отступника. Но приговор был оконча-
тельный и обжалованию не подлежал!..
Семь лет жизни было отпущено поэту в лагерях
НКВД, семь кругов этого ада прошел он, только, в
отличие от Данте, его в этих странствиях по гулагов-
скому аду сопровождал не Вергилий, а обыкновен-
ный советский вертухай, не способный ни понять, ни
пожалеть человека, зато всегда готовый застрелить
любого, кто посмеет ступить хоть шаг за колючую
проволоку «зоны».
Ташкентская тюрьма, Златоустовская тюрьма,
исправительно-трудовой лагерь на Колыме (остров
Уэлен), Владивостоклаг и, наконец, Сусловское от-
деление Сиблага – таков скорбный маршрут опаль-
ного поэта.
Цинга, сильная степень истощения организма от
систематического недоедания, реактивный невроз,
ампутация 1/3 правой стопы ноги, левосторонний
плеврит, хроническая тропическая малярия, катар
желудка, декомпенсированный левосторонний ту-
беркулез легких – таков, видимо, еще не полный
перечень тех болезней, что сопровождали Усмана
Насыра все семь лет лагерных мытарств, а врачи,
издревле дающие клятву Гиппократа, ничтоже сум-
няшеся подписывают очередную справку, освобож-
дая на 1–2 недели от тяжелого труда, а там – опять
барак, опять изнурительный тяжелый труд. Но уже в
1939 году Усман Насыр «по состоянию здоровья»
пропускает уже по 2–3 месяца, но вопрос о досроч-
ном освобождения никем поставлен не был: срок
назван – 10 лет лагерей с поражением в политиче-
ских правах сроком на 5 лет.
Из карты рабочих дней У. Насырова
«…октябрь–декабрь 1939 г. – пропущено 92 дня. Болеет.
Начальник УРЧ Клевакин».
«…Карта рабочих дней»
«…январь–март 1940 г. – 80 дней болеет. Отношение к
труду плохое, к инструменту относится небрежно…
Начальник лагподразделения Петреев».
Даже с тяжело больного арестанта требовали
«хорошего» отношения к труду и «бережного» отно-
шения к инструментам. Вот только потребовать по-
добного отношения к себе ни один зэк, и в первую
очередь «политический», не имел права. «Пыль ла-
герная», «доходяги», «контрики» и т. п. имели право
только работать и умирать, но даже в самые мрач-
ные годы репрессий за колючей проволокой ГУЛАГа
всегда находились люди сильные, страстные, гор-
дые, гибельные в своей самоотверженности, о чем
свидетельствуют многочисленные факты побегов
заключенных, голодовок, забастовок и даже воору-
женных мятежей. Не мирился со своим положением
и Усман Насыр, пока его не оставили последние
силы…
В 1943 году мать Усмана Насыра, Масадыкова Ха-
лям-биби, пишет письмо в НКВД с просьбой пере-
смотреть дело ее сына. Прокурор Сиблага и врач со-
гласились с необходимостью «условно-досрочного
освобождения» из лагеря заключенного Усмана На-
сыра, и лишь начальник Сусловского лаготделения
Бульский ставит свою категорическую резолюцию:
«Освобождению не подлежит за участие в террори-
стической организации». И дата: 9.07.43.
26 июня 1943 года личное дело поэта вместе с хо-
датайством его матери поступило на пересмотр в
постоянную сессию Новосибирского областного
суда по делам Сиблага, но там не торопятся прини-
мать решение, поскольку с марта 1943 года суще-
ствует самостоятельная административная единица
– Кемеровская область, но свой областной суд там
еще в стадии становления – не до пересмотров, и
тогда, в этой вынужденной паузе, взятой судейски-
ми работниками, ответственность за решение судь-
бы поэта берет на себя начальник ОУРЗ Сиблага
НКВД подполковник госбезопасности Грозный:
«секретно
Начальнику Сусловского отделения Сиблага Бульскому
При этом возвращается личное дело на з/к Насырова
Усмана, который освобождению, как больной тяжелым
недугом, не подлежит. В дальнейшем его актировать не
нужно, т. к. вопрос об «УДО» его по инвалидности рассма-
триваться больше не будет. 5.09.1943. № 12/2-8432».
156
НАШИ ПЕРЕВОДЫ
А разве не похож этот документ, означенный в
деле за л. д. 93, на смертный приговор поэту? Как бы
то ни было, но у человека был отнят последний шанс
на жизнь. Умер Усман Насыр 9 марта 1944 года, спу-
стя 6 месяцев и четыре дня со дня резолюции Гроз-
ного. Как знать, может быть, сухой воздух Узбеки-
стана, усиленное питание, целительные травы и
иные лекарства, чем всегда славился Восток и мо-
лодой организм поэта (ему на момент смерти шел
32-й год) могли бы совершить чудо выздоровления,
но… тюремное начальство решило по-своему – и не
стало Поэта!
…Долго, трудно шла к истине Нодира Махмудов-
на Рашидова. Не только родственные чувства вели
ее раз за разом в Сибирь из далекого и теплого
Узбекистана. Будучи сама большим знатоком наци-
ональной литературы, членом Союза писателей
Узбекистана и СССР, она не могла не знать, как ве-
лико значение творчества Усмана Насыра для ее
родной литературы, и потому так бережно, по крупи-
цам, собирала она сведения об этом человеке.
В 1992 году в Ташкенте в издательстве «Кама-
лак» вышла книга стихов Усмана Насыра «Стань
молнией». Вступительную статью к изданию подго-
товила Нодира Махмудовна, а перевели стихи с
узбекского на русский поэты-кузбассовцы: Борис
Бурмистров, Валентин Махалов, Валерий Зубарев,
Виктор Баянов.
