Статья входит в цикл историко-литературных очерков Михаила Бредиса “Короли и поэты древней Камбоджи”.
Михаил Бредис – востоковед, историк, литературовед, специалист по литературе Юго-Восточной Азии.
Статья предоставлена автором.
Принес он храму много дорогого,
И не запомнить дара нам такого.
Гургани
Он страдал от болезней своих подданных больше,
чем от собственных,ибо горести народа,
а не свои горести составляют заботу царей.
Джаяварман VII
1189 год. Под палящими лучами солнца у стены храма Прасат Тор копошатся очень смуглые, почти темнокожие люди в набедренных повязках. Заканчивается отделка только что установленной каменной стелы. У ворот храма появились крытые носилки с некой весьма важной персоной, судя по тому, что немало слуг сопровождает прибывшего. В свите группа людей с зонтиками и опахалами.
Количество зонтиков говорит о том, что прибывший – сановник высокого ранга. Он медленно сходит с носилок и важно направляется к работающим каменотесам. При его появлении все почтительно склоняются, сложив руки ладонями вместе у самого лба. Придирчиво осмотрев стелу, на поверхности которой высечены ровные строчки санскритских стихов, сановник одобрительно качает головой. Мастера постарались на славу, и управились к сроку. Много веков будет стоять здесь эта каменная книга.
Итак, в храме Прасат Тор установлена новая стела, увековечившая постройки, предпринятые членами могущественного брахманского рода. Санскритские стихи, выбитые в камне, насчитывают ни много, ни мало 140 строф. Автор поэтического произведения – поэт Бхупендрапандит из Кушастхали. Он же по совместительству один из столпов государства, высший сановник, занимавший при дворе почетную должность “сабхьядхипа” (начальник судей). Именно он приехал в Прасат Тор посмотреть, как воплотилось в камне его поэтическое творение. Поэзия чиновников продолжает свое развитие в обширном государстве кхмеров, уже клонящемся к закату. Таково веление времени, все тот же закон жанра. Пожертвования божествам должны быть должным образом оформлены, и, по возможности, красиво. Недаром поэт, сочиняя этот художественно-практический документ, использовал 7 различных стихотворных размеров, что говорит о несомненном мастерстве и образованности литератора.
Бхупендрапандит (в кхмерском языке звучит как Пхупантреа) был отпрыском старинного брахманского рода. Род этот берет свое начало от Намашшивая и Вагишвари Бхагавати, которые имели сына, получившего титул Бхупендрасури или Бхупендрапандита. Этот первый Бхупендрапандит был дедом автора надписи. Судя по некоторым отрывочным фактам, затерявшимся среди пышных цветов риторики, дед поэта был весьма ловким царедворцем, так как занимал должность судебного инспектора при трех королях: Джаявармана VI (1082 – 1107), Дхараниндравармана I (1107 – 1112) и Сурьявармана II (1113 -1150). Надпись изображает знаменитого деда высокообразованным человеком, искушенным в философской премудрости, грамматике, Ведах и, разумеется, в политике. У него было по меньшей мере трое детей: два сына и дочь. Старший сын этого умудренного сановника также пошел по стопам отца. Вначале так же, как и его отец, он носил имя-титул Бхупендрапандита, затем Раджендрапандита и, наконец, Сурьяпандита, так как занимал высокую придворную должность при дворе Сурьявармана II. У дочери первого Бхупендрапандита родился сын, который вошел в историю кхмерской литературы, как талантливый поэт с тем же именем-титулом, что и у его славного деда. Знаменитому внуку выпало служить при дворе великого кхмерского короля-буддиста Джаявармана VII (1177-1181 – около 1220). Правда, в своем стихотворном произведении Бхупендрапандит-внук, как истинный брахман, вовсе не упоминает о буддизме и традиционно начинает своеобразную поэму с обращения к Шиве, Вишну, Брахме, а также первому дарителю Бхупендрапандиту.
Собственно, королевский двор продолжал оставаться оплотом брахманизма и в те времена, когда главной религией кхмеров сделался буддизм. И в 20 веке дворцовыми церемониями по традиции заведовали брахманы. Но блистательный дворцовый индуизм ангкорского периода, с его тысячами храмов и изысканным санскритом, был всего лишь надстройкой, элитной религией, до которой простым землепашцам не было дела. Как их предки из Бапнома и Ченлы, крестьяне верили в духов, обожествляли силы природы. Они поклонялись духам своих полей, ручьев, рек, огня, гор. Пышные брахманистские обряды и церемонии воспринимались простыми кхмерами скорее как спектакль, как занятное зрелище. Постепенно заграничные боги, привезенные из Индии еще в Бапном, стали обживаться и сливаться в сознании кхмеров с традиционными духами. Представления о вселенской горе Меру совпали с представлениями крестьян о духах, живущих на вершине горы. Во всяком случае, как пишет Каем Сопхун (“Тепда Ангко”), “каменные Шивалинги на храме-горе для них не отличались от камней, которые они устанавливали раньше в честь духа горы”. Большинство божеств индуистского пантеона действительно были хранителями воды, земли, лесов и гор. Поэтому сознание крестьян легче воспринимало их. Народная фантазия преобразила Уму в Месу, богиню Кали в Черную Деву (Ниенг Кхмау), Шива стал Духом Красной Шеей, Вишну – Духом Волшебной Палицы.
Но вернемся к самому Джаяварману VII. Этот король-буддист продолжил брахманистскую традицию строительства величественных храмов и во многом превзошел своих предшественников. До начала 20 века историки считали его второстепенным по значению правителем. Затем, после перевода ряда надписей французскими учеными, он стал считаться едва ли не самым великим из ангкорских властителей. Следует избегать крайностей в оценках. Если судить о заслугах королей исключительно по цветистым панегирикам, сочиненным их придворными, кхмерские девараджи действительно были земным воплощением самого божества. Ясно, что, будучи святым, нельзя преуспеть в политике. Судят о людях по их делам и по тем последствиям, которые возникли в результате их деятельности. При Джаявармане VII произошел поворот к новой массовой идеологии – буддизму, что, безусловно, повлияло на всю дальнейшую судьбу Камбоджи.
Джаяварман VII взошел на престол, будучи уже зрелым пятидесятилетним человекам. До того, как он взял в руки бразды правления кхмерской империи, он жил вдали от столицы, сведений о его жизни немного. Был ли он кротким буддистом, оставаясь вне большой политики? Вряд ли.
В его жизни было немало битв и походов. Еще принцем он командовал кхмерскими войсками в походах против «кхмерского Карфагена» – Тямпы. Древнее индуистское государство Тямпа издавна соперничало сначала с Бапномом, затем с Камбоджей. Как все соседи, Тямпа и Камбоджа то воевали, то заключали перемирия. В общем, обычные соседские дела. Да и есть ли на земле два соседствующих народа, которые жили бы всегда в мире и согласии? Что же говорить о двух достаточно сильных еще государствах!
Люди предполагают, а история распоряжается по-своему. Два хищных тигра на Индокитайском полуострове много веков боролись друг с другом, а в результате кхмерская империя съежилась, как шагреневая кожа, до сегодняшних размеров, а государство Тямпа вообще перестало существовать. На передний план выдвинулись более молодые народы и государства – Таиланд и Вьетнам. Современные тямы живут на территории Южного Вьетнама и Камбоджи. Камбоджийцы называют их “кхмае ислам”, что значит “исламские кхмеры”, хотя среди тямов сохраняются и индуисты.
Во времена Джаявармана VII тямы совершали опустошительные набеги на территорию Камбоджи. В 1177 году сильный тямский флот с китайскими инструкторами, поднялся по Меконгу в озеро Тонлесап и подошел прямо к стенам Ангкора. После ожесточенной битвы столица пала, а король Трибхуванадитьяварман убит. Джаяварман остался единственным военачальником королевского рода, способным организовать сопротивление. Он взялся за это дело с неимоверной энергией. В истощенной империи все-таки еще были ресурсы. Спешно строились корабли, вооружались войска. Война вновь перешла в активную фазу. Кхмерская армия двинулась в контрнаступление. Был дан ряд жестоких сражений, в том числе и на море. Так, в 1181 году кхмеры уничтожили тямский флот.
Уже давно нет древних враждебных империй, а на барельефах храма Байон все кипит нескончаемая битва кхмеров с тямами. Словно слышится гул боя, яростные крики воинов. Кхмерские копейщики в коротких куртках и набедренных повязках своим оружием прокладывают дорогу во вражеских рядах. Над их головами свистят дротики и стрелы. Их задача – прорвать оборону тямов. Кхмерские воины не подпускают неприятеля к слонам, идущим за ними. Слоны, привыкшие к битвам, решительно движутся на врага. Лучники со спин слонов одну за другой посылают в тямов меткие стрелы. Неприятели сошлись в рукопашной. Но видно, что победа на стороне кхмеров. Их движения устремлены вперед, удары копий, мечей и боевых топоров разят тямов. Повсюду тела убитых. Везде слышатся стоны раненых.
В тямском войске тоже было много слонов. На их спинах сидели военачальники. Кроме погонщиков, на слоне находились еще воины, которые должны были нести над головой командира его знак отличия – зонтик. Это были почти что камикадзе, в бою их убивали чаще всего.
В 1181 году Джаяварман VII был коронован на трон империи кхмеров. Казалось, солнце снова взошло над древней землей. Солнце былых побед. Недаром тронное имя короля Джаяварман – “Хранитель победы”. Этого момента принцу пришлось ждать долгие годы. Дважды он мог бы стать королем, и дважды корона ускользала от него. А он и не пытался предъявить свои права на престол. Потому что был убежденным буддистом, проникшимся идеей кармы? Скорее, потому что был расчетливым политиком, не желавшим ввязываться в бесперспективные предприятия. Став победителем Тямпы, он сделался и властелином империи. На волне побед, Джаяварман решил до конца “отмстить ненавистным” тямам. Заручившись невмешательством вьетнамского правителя, Джаяварман опустошил столицу Тямпы – Виджаю, захватив в плен короля тямов Джая Индравармана. Тямпа на время стала провинцией Камбоджи.
Можно представить, с каким блеском возвращалась победоносная армия кхмеров на родину. Военный оркестр: раковины и трубы, гонги и барабаны, вся эта невообразимая музыка, перекрывающая топот слонов, бряцание оружия шагающих воинов. Длинные вереницы боевых слонов с военачальниками и лучниками на спинах. Седла, где находятся лучники или военачальники, похожи на небольшие платформы с перилами по бокам. Воины на слонах в панцирях, вооружены луками и несколькими колчанами стрел. В руках круглый или прямоугольный щит. Военачальники держат боевой топор и копье. Погонщики слонов в сампотах и коротких куртках орудуют жезлами с крюком на конце. Это шагают кхмерские “манипулы”, отряды, включающие в себя командира на слоне с погонщиком, четырех всадников и двадцать пеших воинов.
Всадники едут вряд впереди своего отряда. Они одеты в короткие куртки и сампоты. Конные воины вооружены боевыми топорами “пхкак”, саблями и копьями.
Пешие воины, одетые в панцири и сампоты, с четырехугольными и круглыми щитами, несут на плече длинные копья с железными наконечниками. Прямоугольные щиты похожи на щиты средневековых европейских рыцарей. На головах у многих воинов диадемы с изображением голов животных, фантастических птиц и чудищ. Изображения птиц напоминают Гаруду – мифическую птицу, которая помогает Вишну в борьбе со злом. Легкая пехота экипирована соответственно – на воинах одни набедренные повязки, в руках – короткие копья.
В триумфальном марше принимают участие и иностранные наемники. Вот отряд “галлов” кхмерской империи – тайцев. Эти усатые воины в долгополых одеждах носят шлемы с плюмажем. Их отряд такой же, как и кхмерский: слон, четыре всадника, пехотинцы. Начальник наемников вооружен луком и стрелами, остальные копьями, украшенными перьями.
Живописность маршу придают воины, несущие знамена, вымпелы, опахала, зонтики и жезлы. Эти воины играют важную роль. И в войске их всегда много. Сломанные или упавшие в бою знамена и зонтики знаменуют неминуемое поражение их обладателей. На первом месте по значению в кхмерском войске – зонтики. Их великое множество над колонной, где едут командиры. Эти зонтики самых разных цветов. А их количество зависит от знатности и чина военачальника. Чем выше чин военачальника, тем больше зонтиков несут за слоном, на котором он восседает. Другим знаком отличия служат опахала. Их несут за военачальниками на длинных бамбуковых шестах. У низших командиров – всего одно или два таких опахала. Зато за военными чинами повыше – целый лес опахал. Отдельные воины несут за командирами почетные знаки в виде жезлов с изображением Вишну и Гаруды.
Вслед за армией скрипят тяжело груженые телеги, запряженные буйволами. На них – захваченная во вражеской стране добыча. За телегами толпой шагают пленные тямские воины. За ними далее следуют возы “интендантской службы” и пестрая толпа “снабженцев” армии. Все военачальники берут в поход огромное количество слуг, а чины поменьше просто усаживают на возы свои семьи со всем скарбом.
Так выглядело кхмерское войско на марше.
Джаяварман VII прославился не только своими победами над Тямпой. За годы своего долгого правления этот государь повелел построить множество храмов, постоялых дворов и больниц, приобретая великие буддийские заслуги. Поражает воображение картина такой развитой социальной сферы. В больницах, устроенных королем, имелся целый штат персонала, начиная от лекарей и кончая людьми, растирающими травы для приготовления лекарств. Всего 98 человек в каждой такой больницы. А больниц этих было, по-видимому, не менее сотни. Все было строго регламентировано. Огромное количество продовольствия и медикаментов отпускалось из казны на содержание большой сети больниц. Картина нетипичная для средних веков. В этом виден король-буддист, который считал состраданье к живым существам верным средством приобрести хорошие заслуги.
Но невозможно делать все сразу; вести войны, поддерживать сеть больниц и строить бесчисленные храмы. А затраты на храмы? Тонны золота, серебра, десятки тысяч жемчужин. Горы продовольствия, одежды, утвари. Сотни тысяч крестьян были приписаны к многочисленным святилищам. Например, только храму Преах Кхан и зависимым от него храмам принадлежало 306 372 человека. Все эти ресурсы оказались выключенными из общественной жизни. Оставить без движения огромные массы золота, серебра, сотни тысяч людей, значит остаться в убытке.
Кхмерский автор Тхать Ван Пхат в очерке “Причины упадка Ангкорской цивилизации” (“Тепда Ангко”, Пномпень, 1989) усматривает некоторое историческое сходство между Джаяварманом VII и французским королем Людовиком XIV. При “короле-солнце” абсолютизм во Франции достиг своей наивысшей точки, за которой начинался закат солнца французской монархии. Непомерные расходы двора, беспрерывные войны сделали царствование Луи XIV тяжелейшим испытанием для народа. К концу его долгого правления Франция оказалась в плачевном положении, под натиском врагов, обескровленная строительством пышного Версаля, расточительной роскошью двора.
При Джаявармане VII развернулось беспрецедентное по масштабам строительство храмов. По всей стране возникали все новые и новые свидетельства заслуг Будды-короля. Хотя правитель и был буддистом, индуистский культ девараджи продолжал процветать. Традиция. В культе буддизма махаяны есть некоторые особенности, позволяющие приспособить его к идее бога-короля в облике Будды Локешвары. Что и было сделано. Сотни храмов с каменными изображениями Будды – Джаявармана были воздвигнуты в годы правления этого короля. Архитектор, строитель, каменотес были, по всей вероятности, самыми востребованными профессиями древней Камбоджи.
Никакие надписи или другие источники, естественно, не упоминают о том, сколько людей погибло на стройках культа. В районе Ангкора много воды, поэтому нередкими бывали вспышки малярии среди населения. По мнению Тхать Ван Пхата, число людей, погибших на строительствах грандиозных храмов в эпоху расцвета империи, не меньше числа погибших в многочисленных войнах. Гигантомания – болезнь деспотических режимов. Символы величия призваны поражать воображение. Наши современники восхищаются красотой и великолепием древних храмов и дворцов Ангкора. В числе жемчужин кхмерского искусства, несомненно, находится и знаменитый храм Байон, воздвигнутый по повелению Джаявармана VII. Четыре лика на башне – портреты самого Джаявармана, погруженного в священные размышления, хранят загадочные полуулыбки, будто само божество, прикрыв веки, снисходительно и отрешенно взирает в мыслях на суету безумного мира. Все проходит. В конечном счете, от былых времен остаются лишь памятники культуры и искусства. Люди полны благоговения перед творческим гением предков. И никто не вспоминает, какой ценой создавались величайшие ценности искусства!
Считается, что Джаявармана VII обратила к буддизму его вторая жена – Индрадеви. Это имя известно каждому кхмеру. Женщина – ученый, философ, она мастерски владела поэтическим искусством. В ней можно усмотреть определенное сходство с Екатериной Романовной Дашковой, которая первой из женщин в России стала президентом академии наук. Индрадеви – первая известная в истории Камбоджи женщина – ученый и поэтесса. Но, в отличие от Дашковой, которая жила все-таки в XVIII веке и оставила после себя подробные воспоминания, Индрадеви, жившая на рубеже XII – XIII столетий, не оставила потомкам никаких опубликованных произведений, кроме надписей на камне. Особенности кхмерской литературной традиции вынуждают читателя полной грудью вдыхать аромат цветов неимоверного красноречия, блуждать в толпе божественных образов, поражаясь их блеску и величию. Опьяненному терпким ароматом, ослепленному нестерпимым блеском, читателю подчас трудно докопаться до сокрытого в тексте смысла. И это одно из наивысших достоинств подобных традиционных произведений. Так сказать, ожидаемый эффект. В этом особенность не одной только кхмерской литературы. В эпоху всевластия классической поэзии такое отношение, противопоставление изящества стиха грубой прозе простолюдинов, было характерно и для других стран Индокитая. Главное – красота формы. Петербургский востоковед Ю.М. Осипов приводит интересную оценку, данную старинным бирманским книжником некому сочинению Тилавунты: “Сия поэма столь глубока по смыслу и так искусна, что недоступна простому разумению, трудно сыскать творение удачнее”. (Цитируется по: Ю.М. Осипов, Литературы Индокитая. Жанры. Сюжеты. Памятники.; с. 79). При этом очень скромными, почти незаметными цветочками в роскошных гирляндах поэтического языка предстают крупицы исторических фактов, которые авторы сочли необходимым включить в драгоценную ткань своих произведений. Поэтому о самой Индрадеви известно очень немного. Первая кхмерская поэтесса была женой Джаявармана VII. Известно, что эта выдающаяся женщина принимала участие в государственных делах, преподавала в школах при монастырях. Надпись из храма Преах Кхан, автором которой возможно была сама Индрадеви, говорит о том, что «женщинам, которые избрали своим наслаждением науку, она раздавала королевские милости как чудесный нектар в виде познаний» (А. Миго, с. 128).
Несмотря на то, что Индрадеви исповедовала буддизм, ее стихотворные произведения на санскрите не нарушают канонов дворцовой литературы, характерных для периода индуизма. Те же величественные образы, тот же поэтический арсенал. Кхмеры придают большое значение Индрадеви и ее творчеству. Ее именем назывались литературные конкурсы в Камбодже дополпотовских времен.
Джаяварману VII удалось лишь на некоторое время возродить былое величие кхмеров, однако после его смерти силы кхмеров истощились в междоусобных и внешних конфликтах. Золотое солнце империи неуклонно близилось к закату. Привыкшие гордиться победами кхмеры стали одно за другим терпеть поражения от соседей – вьетов и тямов. Рядом с дряхлеющей империей крепло молодое энергичное государство тайцев, которое, в результате, и нанесло ей решающий удар. Еще двести лет длилось угасание, божественный дух покидал Ангкор. В 1431 году после длительной осады тайцы окончательно разрушили и разграбили некогда цветущую столицу. Кхмеры навсегда покинули Ангкор, не пытаясь восстановить его. На многие столетия символ величия кхмеров поглотили густые джунгли. Вместе с империей канула в небытие и ее блестящая столица.
* * *
Эпоха надписей не закончилась со смертью Джаявармана VII. Но завершилась эпоха расцвета придворной поэзии на санскрите в Камбодже. После тринадцатого века число произведений на санскрите резко упало. Сказалась и смена религий. В годы смуты, когда мир, казалось, перевернулся, и небо рушилось на землю, буддизм Малой колесницы больше соответствовал переживаниям измученной души человека. Все меньше желающих было увековечивать факт своих даров храмам. Да и тех, кто вообще мог что-то подарить, видимо, оставалось немного. Храмы потеряли свое былое значение в глазах людей. Звучный санскрит был вытеснен языком буддийского канона- пали. С XV столетия санскритские надписи в Камбодже исчезают вовсе.
Мы рассмотрели несколько относительно небольших литературных произведений Камбоджи времен империи. Теперь можно представить себе, какова была придворная традиционная поэзия тех далеких лет. Ведь благодаря классической традиции по немногим образцам воссоздается вся картина в целом. Как говорится, замысел ясен. Мы знаем, в каких выражениях восхваляли усердные поэты своих покровителей – государей. Не только тех, о ком шла речь здесь, но и всех других императоров. В течение веков литераторы не отступали ни на шаг от традиции. В их арсенале были определенные наборы образов, созданные еще в Индии. Обитатели дворцов помнили о своих арийских корнях. Произведения древних литераторов отличались друг от друга лишь по степени владения поэтическим языком, количеством образов. Каждая культура имеет свой собственный набор выразительных средств, художественных образов. Поэты лишь старательно занимались огранкой текста. Каждое из стихотворных произведений на санскрите похоже на драгоценный камень в массивной золотой оправе, блеск и красота которого сочетаются с богатством и роскошеством оправы.
Создавались ли в период расцвета кхмерской империи большие литературные произведения? Очень возможно. Во всяком случае, знаменитая «Риемке» («Слава Рамы») относится кхмерскими исследователями к XII-XIII веку. Эта эпическая поэма, написанная на кхмерском языке, основана на сюжете индийской «Рамаяны». Судьба ее очень запутанна. Говорят, при последнем разграблении Ангкора, тайцы вместе с другими произведениями кхмерского искусства вывезли эту книгу, и на ее основе создали свою «Рамакиен». Но приключения кхмерской «Рамаяны» – это уже отдельный разговор.
