)
, )
)
* * *
Читатели России знают Ольгу Кучкину как острого журналиста, вдумчивого эссеиста, добросовестного прозаика. Менее известна она как своеобычный лирический поэт. Поэзия наших дней колеблется в амплитуде от эклектики до постмодернизма, но настоящий поэтический голос живет своей жизнью, не присоединяясь к литературным тусовкам. Он дышит воздухом творчества, а не соображениями эстетической коньюнктуры. Это требует культурного мужества, но окупается независимым результатом – который в случае Кучкиной налицо.
Юрий Кублановский, 2002
* * *
Эти стихи каждый должен читать один, для себя. Это особого рода стихи. Меня книга удивила и даже потрясла. Во-первых, какой-то молодостью удивительной. Во-вторых, тем, что она ни на кого не похожа. Мы дико устали от проповедей, а теперь устаем от исповедей, особенно женских — женщины несут все свои беды и на нас обрушивают, да каждая еще громко, да еще с истерикой, по принципу выведения шлаков. Кажется, что у Кучкиной – другое. Она ни от чего не освобождается. Боль остается с нею, а вот как бы тень боли, дыхание, ветерок от этой боли достаются нам. И вообще она не навязывает себя. Наоборот, показывает себя нам как бы в перевернутый бинокль. Тут благородство. Это редкий случай. Я даже, по-моему, этого еще не встречал. Она пришла и перевернула все мои представления о поэзии. Я думаю, что каждый поэт, если он настоящий, приходит и переворачивает наши представления. Если он не переворачивает, он во втором или третьем ряду.
Владимир Корнилов, 1999
* * *
…В лирике Ольги Кучкиной есть своя скрытая драматургия, стихи ее идут от истинного переживания. И написаны своими словами.
Владимир Соколов, 1990
* * *
…это очень женские, т.е. непредсказуемые стихи: наивные и горькие, искусные и беспомощные, запинающиеся, как будто главное не то, что человек говорит, а где он проговаривается, досказывает, перебивая себя, переходит на жесты, не находя слов, а потом опускает руки и молчит…
Олег Чухонцев, 1998
* * *
Стихи Ольги Кучкиной сложны. Они сложны своей почти невозможной концентрированностью. Они сложны тем, что насыщены и перенасыщены — переживаемым и пережитым. Порой тяжелым, как пытка, и потому уже не соприкасающимся с обычным словом. Обычное слово уже и не вместило бы такого страдания и такого сочувствия страждущему миру…
Новелла Матвеева, 1994
* * *
«ДУХ ДЫШИТ, ГДЕ ХОЧЕТ». Ольга Кучкина и её сборник стихов “Итальянская бабочка”
…Не так уж много случаев в истории литературы, когда стихи начинают писаться уже после прозы, после драматургии. Хотя «казус журналистики» — особый. В конце концов Ольга Кучкина сначала журналист, потом — писатель. Однако рамки очерка становятся вдруг тесны. А чужие судьбы, те, что в проживании рождают классную публицистику, рано или поздно начинают заслонять, замещать собственную личность. И тут требуется немало душевных сил, чтобы вернуться к себе. Но тогда-то, быть может, и начинается настоящая поэзия. Та, что не встает в газетную полосу, но (и потому, может быть, тема «свободы духа» одна из ключевых для этой поэтики) чужой взгляд все равно проступает, и где бы ты ни был, образы слетаются к тебе, как бабочка из заглавного стихотворения. И сам поэт — эта бабочка: «Так задумала природа, / нет вины, а есть свобода. / Но семья не без урода — / ты в чужой горсти, прости».
Об этом необходимом и подразумеваемом возвращении — к себе — неявно говорит и сама композиция книжки (обратная или, если угодно, возвратная), где раздел «Из ранних тетрадей» отнесен в конец, и в этих тетрадях больше неверия и какого-то неженского нигилизма, чем в последних стихах Кучкиной…
Но главное, будет ли в уже сбывшейся жизни — новая жизнь, как новая свобода упорхнувшей-таки из чужой горсти — пустой — бабочки. И чем заполнить пустоту ладоней?..
Корм этой поэзии — чувство. И оказывается, что сегодня можно писать не только «про текст», но и про себя самого. Себя саму — узнаваемую и тем не менее скользяще неуловимую.
Александр Вознесенский , «Независимая газета» – Ex-Libris , 18 ноября 1999
* * *
О книге стихотворений Ольги Кучкиной “Високосный век”
Наиболее полное на сегодняшний день собрание стихотворений Ольги Кучкиной, которую большинство читателей «Комсомолки» знают как первоклассного обозревателя, а знатоки российской драматургии — как одну из лучших учениц Арбузова… Радостно видеть, что журналистика не съела этого обаятельного и оригинального поэта. Стихи ее не претендуют ни на что — это в подлинном смысле слова лирический дневник; автор не слишком заботится о соблюдении ритма, может себе позволить неточную рифму или прозаизм – не в них дело. Она заговаривает собственную тоску, а в результате помогает и читателю. В общем, иногда поэтом становится тот, кто меньше всего на это рассчитывает – просто пишет урывками в свободные минуты и все.
Дмитрий Быков «Собеседник», №9, март 2002
МУЗА, СТАВШАЯ ПОЭТОМ
Новую книгу стихов Ольга Кучкина назвала «Високосный век» (издательство «Слово», Москва, 2002 год).
Часы, отмеряющие ощущения жизни, не показывают суету сиюминутности и тщету спешки. Аккумуляция чувств занимает многолетие – в сборнике стихи 1980-х и написанные только что.
Вот любовь, боль тут же, рядом. Прогноз и констатация. Нерешаемые задачи. Работа над ошибками. Отчаяния нет. Иначе и один високосный год не вытянуть.
Я живу каждый день огромный,
растворяясь
в сухом остатке
красных листьев,
ноябрьского грома,
чаепитья в простом порядке.
Ольга Кучкина – сильный хрупкий человек. Магией очарования владеет в совершенстве. Профессионализм журналиста зашкаливает. Дар драматурга естественным образом сочетается с чутьем критика. Одна из красивейших женщин столетия…
Прекрасно то, что муза, вдохновляющая, сама играет лирику.
Екатерина Дробязко, «Новое время», № 7,2002
ПРИКОСНОВЕНИЕ ЛУЧА
В тот день, когда пришла пора писать статью о стихах Ольги Кучкиной, в тот день, когда мне осталось дочитать последние стихи, вошедшие в книгу “Високосный век”, вдруг неожиданно я услышала в моем сердце словно бы прикосновение луча. Не солнечного, не лунного, а духовного, не имеющего названия на земном языке, слышного, конечно же, как всякое дыхание духа любви.
В этот день я закрыла книгу “Високосный век”, наполненную тем же почти неразличимым духовным дыханием.
“Високосный век” – век поэта, он наполнен приметами времени и чувствами: весельем, печалью, бедой, любовью. К кому? К какому-то персонажу? Нет. Любовью к слову, исполненному смысла, выражающему драму и радость бытия. Но для того, чтобы выразить драму и любовь, нужна особая поэтика, в которой и господствует смысл, будь в стихотворении всего четыре строки или в десять раз больше…
Почему високосный век? Мы знаем, что високосные годы отличаются от обычных тем, что февраль в них длится чуть больше, чем в не високосных. Бытует мнение, что високосный год сулит несчастье. А високосный век? Конечно же, это образ, символ некой полноты, насыщенности существования в его различных ракурсах, где пережитые боль и утраты влияют на восприятия жизни.
Ольга Кучкина – поэт посткоммунистической России. Стихи ее боятся декларативности, риторики, восхвалений и прочих атрибутов поэзии доперестроечного времени торжества социализма. Ее лучшие вещи вызваны желанием постичь и выразить сложность причин и следствий живого, внешнего и внутреннего. При этом у нее легкий стих. Она вошла в поэзию, отказавшись от культуры подмен, так распространенной в нашей стране. Опьянение поэзией и стало результатом поисков смысла иного бытия. Что там – за завесой дня и ночи, что движет мной и тобой и где скрыта суть всего?
Что же, значит, это философская лирика? – могут спросить меня. Да, многие стихи, призванные поэтом для того чтобы прикоснуться к смыслу явлений, к отблескам, вызванным духовным и душевным знаком проживания, принадлежат к философской лирике…
Мысль поэта касается, казалось бы, извечных тем: разлука, смерть, печаль, отчаяние. Но рядом с этим возникает чувство иного бытия – мимолетное, но драгоценное, а вместе с ним рождается желание познать стихом – что там, проникнуть куда нельзя, однако стихи могут стать неким инструментом, вскрывающим сущностное…
Читая стихи 90-х, понимаешь, что российская почти бескровная революция августа 1991 года разомкнула мертвое пространство, и “пролились отворенные слезы”. В этих стихах чувство времени автора раскрылось с наибольшей полнотой. Пространство разомкнулось, и в нем открылась новая реальность – Бог и сотворенный Им мир, который никому не удастся похитить.
Однако, как оказалось, еще не пришло время праздновать победу… Человеку, будь он поэтом или бухгалтером, не дано всегда быть победителем пространства, сотворенного Богом…
Любовь врывается в жизнь поэзии, но поэзия верна себе, своему мирочувствию. Не поэт, а стихи его первичны – поэт лишь записывает их. Так записывали все истинные поэты.
“Опьянение Божественным присутствием”, о котором говорил афонский старец Иосиф Исихаст, не постоянно. Это – дар. Дар пребывания в ином духовном пространстве, оно и взывает к душе поэта, словно требует его открыться. И здесь нужна особая работа – сосредоточенность для познания вечного блага жизни. Это прочитывается в стихах Ольги Кучкиной, как прочитывалось в стихах Бориса Пастернака, поэтическая приверженность автора которому несомненна…
Зоя Крахмальникова, “Культура”, 13-19 июня 2002
