Нина Ивановна Петровская
(1879 (1884) -1928)
Я думаю о любви… Всегда о любви.
Н. Петровская
Писательница, литературный критик, хозяйка литературного салона, жена и помощница владельца издательства «Гриф» С. А. Соколова.
Впервые выступила в печати на страницах альманаха «Гриф» в 1903 г. В дальнейшем печаталась в символистских изданиях “Весы” «Золотое руно», «Русская мысль», альманахе «Перевал», газетах «Утро России» «Голос Москвы», «Руль», «Новь» и др.
В 1908 г. выпустила единственный сборник рассказов «Sanctus amor» («Святая любовь»).
Нина скрывала свои года. Она родилась приблизительно в 1880 году. Дочь чиновника. Кончила гимназию, потом зубоврачебные курсы. Была невестою одного, вышла за другого. Прошлое казалось ей бедным, жалким. Она нашла себя лишь после того, как очутилась среди символистов и декадентов, в кругу «Скорпиона» и «Грифа».
Здесь жили особой жизнью, непохожей на ее прошлую. Жили в неистовом напряжении, в вечном возбуждении, в обостренности, в лихорадке. В конце концов, были сложнейше запутаны в общую сеть любвей и ненавистей, личных и литературных. Вскоре Нина Петровская сделалась одним из центральных узлов, одною из главных петель той сети.
Нина Петровская из символизма восприняла только его декадентство. Жизнь свою она сразу захотела сыграть – и в этом, по существу ложном, задании осталась правдивою, честною до конца. Она была истинной жертвою декадентства. Любовь открывала для символиста иль декадента прямой и кратчайший доступ к неиссякаемому кладезю эмоций. Достаточно было быть влюбленным – и человек становился обеспечен всеми предметами первой лирической необходимости: Страстью, Отчаянием, Ликованием, Безумием, Пороком, Грехом, Ненавистью и т. д. Поэтому все и всегда были влюблены.
Нина Петровская не была хороша собой. Но в 1903 году она была молода – это много. Она тотчас стала объектом любвей.
Первым влюбился в нее Бальмонт, влюблявшийся просто во всех без изъятия. Он предложил ей любовь стремительную и испепеляющую. Отказаться было никак невозможно.Она уверила себя, что тоже влюблена, но эта “испепеляющая страсть” оставила в ней горький осадок. Она решила “очиститься”, надела черное платье, заперлась у себя и каялась.
Тут на ее пути появился золотокудрый, синеглазый Андрей Белый. Он пожалел ее и стал ее спасать. Она с восторгом признала в нем “учителя жизни”, пламенно уверовала в его светлое призвание, стала носить на черной нити деревянных четок большой черный крест. Такой же крест носил и Белый. В 1904 году Андрей Белый был еще очень молод, золотокудр, голубоглаз и в высшей степени обаятелен. Газетная подворотня гоготала над его стихами и прозой, поражавшими новизной, дерзостью, иногда – проблесками истинной гениальности. Им восхищались. Кажется, все, даже те, кто ему завидовал, были немножко в него влюблены. Общее восхищение, разумеется, передалось и Нине Петровской. Вскоре перешло во влюбленность, потом в любовь.
Но и эта любовь продлилась недолго. О, если бы он просто разлюбил, просто изменил! Но он не разлюбил, а он «бежал от соблазна». Он бежал от Нины, чтобы ее слишком земная любовь не пятнала его чистых риз. К Нине ходили его друзья, шепелявые, колченогие мистики, – укорять, обличать, оскорблять. Нина оказалась брошенной да еще оскорбленной.
К 1905 – 1906 гг. относится роман Петровской с В. Брюсовым, сыгравший в их жизни и творчестве огромную роль. “Грустная и поучительная история состоявшегося поэта и несостоявшейся писательницы, из коей становится ясно, что не следует путать поэзию с жизнью и любовь с жертвой, и талант – не оправдание всему содеянному, и самоубийство – не способ заставить себя уважать…” – скажет об этом романе Ходосевич.
Вначале Брюсов подчеркнуто не замечал ее. Но тотчас переменился, как наметился ее разрыв с Белым, потому что, по своему положению, не мог оставаться нейтральным. Он был представителем демонизма и предложил ей союз – против Белого.
Брюсов в ту пору занимался оккультизмом, спиритизмом, черною магией, – не веруя, вероятно, во все это по существу, но веруя в самые занятия, как в жест, выражающий определенное душевное движение. Нина относилась к этому точно так же. Вряд ли верила она, что ее магические опыты, под руководством Брюсова, в самом деле вернут ей любовь Белого. Но она переживала это как подлинный союз с дьяволом. Она хотела верить в свое ведовство. Она была истеричкой, и это, быть может, особенно привлекало Брюсова. Но постепенно он стал охладевать к ней. Ему тягостно было бесконечно переживать все одни и те же главы. Все больше он стал отдаляться от Нины. Стал заводить новые любовные истории, менее трагические. Стал все больше уделять времени литературным делам и всевозможным заседаниям, до которых был великий охотник. Отчасти его потянуло даже к домашнему очагу (он был женат).
Для Нины это был новый удар. Она тщетно прибегала к картам, потом к вину. Наконец, уже весной 1908 года, она испробовала морфий. Затем сделала морфинистом Брюсова, и это была ее настоящая, хоть не сознаваемая, месть. Осенью 1909 года она тяжело заболела от морфия, чуть не умерла. Когда несколько оправилась, решено было, что она уедет за границу: «в ссылку», по ее слову. Брюсов и я проводили ее на вокзал. Она уезжала навсегда. Знала, что Брюсова больше никогда не увидит. Уезжала еще полубольная, с сопровождавшим ее врачом. Это было 9 ноября 1911 года.
Из Италии она приезжала в Варшаву, потом в Париж. Здесь, в 1913 году, однажды она выбросилась из окна гостиницы на бульвар Сен-Мишель. Сломала ногу, которая плохо срослась, и осталась хромой.
Война застала ее в Риме, где прожила она до осени 1922 года в ужасающей нищете, то в порывах отчаяния, то в припадках смирения, которое сменялось отчаянием еще более бурным. Она побиралась, просила милостыню, шила белье для солдат, писала сценарии для одной кинематографической актрисы, опять голодала. Пила. Порой доходила до очень глубоких степеней падения. Перешла в католичество.
С 1908 года, после смерти матери, на ее попечении осталась младшая сестра, Надя, существо недоразвитое умственно и физически Это было единственное и последнее существо, еще реально связанное с Ниной и связывавшее Нину с жизнью. Всю осень 1927 года Надя хворала безропотно и неслышно, как жила. Так же тихо и умерла, 13 января 1928 года, от рака желудка. Нина ходила в покойницкую больницы. Английской булавкой колола маленький труп сестры, потом той же булавкой — себя в руку: хотела заразиться трупным ядом, умереть единою смертью.
Смертью Нади была дописана последняя фраза затянувшегося эпилога. Через месяц с небольшим, собственной смертью, Нина Петровская поставила точку.
В ночь на 23 февраля 1928 года, в Париже, в нищенском отеле нищенского квартала, открыв газ, покончила с собой писательница Нина Ивановна Петровская.
Из жизни бедной и случайной
Я сделал трепет без конца –
эти слова, сказанные Петровской в адрес Бальмонта, с полным правом могла бы сказать и о себе. Из жизни своей она воистину сделала бесконечный трепет, из творчества ничего. Искуснее и решительнее других создала она «поэму из своей жизни». Надо прибавить: и о ней самой создалась поэма.
