Автор: Илья Фоняков.
Майя Ивановна Борисова. 1932 – 1996.
Майю Ивановну Борисову (1932 — 1996) не надо никому представлять ни в Санкт-Петербурге-Ленинграде, где она родилась и училась, ни в Красноярском крае, где она работала несколько лет после окончания университета, и где выходили ее первые книги. Да и в других городах, всюду, где есть люди, читающие и любящие стихи, ее имя отнюдь не безвестно.
Вернувшись в свой родной город, Майя Борисова выпустила несколько ярких поэтических сборников, с годами стала обращаться и к прозе. В отличие от многих, она не утратила и навыков научно-исследовательской работы, привитых ей в студенческие годы. В итоге появилось художественно-документальное повествование “Птенцы под шапкой Мономаха”, посвященное драматическим судьбам детей и подростков, в разное время оказывавшихся на русском троне или в числе ближайших претендентов на него. При жизни автора книга не была опубликована. Посмертно — в 1998 году — две главы напечатал петербургский журнал “Нева” (№ 4). Одна из них посвящена умершему от оспы в четырнадцать лет императору Петру П (много ли мы знаем об этом царе-юноше?), вторая — Алексею Николаевичу Романову, сыну Николая П.
Две другие главы (хронологически и композиционно — как раз первые, начальные), так же, как и вступительная главка, в которой писательница развивает и обосновывает свои взгляды на историю, предлагается вниманию читателей впервые. Судьба царевича Дмитрия Ивановича, сына Ивана Грозного, в общих чертах известна многим (хотя бы по “Борису Годунову” Пушкина), однако Майя Борисова дополняет читательские представления некоторыми новыми штрихами и соображениями. А вот сведения о Федоре Борисовиче, сыне Годунова, у большинства читателей практически исчерпываются короткой сценкой из той же самой пушкинской трагедии (“Учись, мой сын: наука сокращает нам опыты быстротекущей жизни…”). Работа Майи Борисовой в какой-то мере восполняет пробел и несомненно будет прочтена с благодарным интересом.
Пожалуй, не лишним будет повторить при нынешней публикации и короткую заключительную главу (“Кровавый круг замкнулся”), хотя она и печаталась уже в “Неве”. Ее композиционная роль очень велика: возвращаясь к началу, в годы “смутного времени” на Руси, автор вспоминает самого, наверное, юного участника растянувшейся на столетие драмы — Ивашечку, “воренка”, сына Лжедмитрия П и Марины Мнишек. Происхождения он был, что и говорить, не лучшего, но сам-то он чем был виноват, за что был подвергнут мучительной казни (петля не затягивалась — легонький) по приказу кроткого царя Михаила Федоровича? А очень просто: во имя будущего.
В качестве превентивной “меры безопасности”. “Не напоминает ли нам эта сцена другого события?.. — спрашивает Майя Борисова… — Тогда казнил невинного первый Романов. Позже казнили последнего Романова, столь же невинного. Что тут скажешь?” Насилие и жестокость родились не в нашем веке и не в прошлом. Разомкнется ли когда-нибудь страшный круг?
ПРЕДЫДУЩИЙ ЧОКНУТЫЙ
Рассказ
Митрофанов Сергей в свои двенадцать лет был человеком вполне
самостоятельным. Если случалось ему участвовать в каких-нибудь
сомнительных школьных проделках, он при разбирательстве никогда не
говорил, что его, мол, заманили или что как все, так и он. Да этому бы и
не поверили, поскольку знали: Митрофанов Сергей живёт своим умом.
Предыдущий Чокнутый впервые пересёк жизненный путь Митрофанова Сергея
зимой, во время школьных каникул. Впрочем, «жизненный путь» — выражение
чересчур громкое и неточное. Речь идёт о лыжне.
Митрофанов Сергей шёл лесной просекой по накатанной лыжне. Лыжи
скользили легко и быстро, как по рельсам. Короткий зимний день перевалил
на вторую свою половину. Было безлюдно и тихо.
Внезапно Митрофанов Сергей заметил лыжный след, решительно свернувший
в чащу. Кто-то совсем недавно сошёл с просеки, поднырнул под заснеженную
еловую лапу и двинулся по лесу неизвестно куда и неизвестно зачем.
Митрофанов Сергей постоял в задумчивости. А потом неожиданно для себя тоже
поднырнул под еловую ветку, задев её при этом головой и получив хорошую
порцию снега за шиворот.
Скоро он убедился, что тот, за кем он пошёл, какой-то чокнутый…
След его петлял вокруг стволов, иногда замирал, глубоко оттиснув в снегу
полозья лыж и кружки палок, менял направление без видимых причин… Между
тем снег становился всё рыхлее, кусты — всё непролазнее. Потом след
переполз через канаву, которую Митрофанов Сергей решил одолеть «лесенкой»,
но оступился и угодил рукой в притаившуюся под тонким льдом тепловатую,
пахнущую химией воду. Рукав куртки намок до самого локтя.
Митрофанов Сергей ругательски ругал себя за глупость, но повернуть
назад казалось ещё глупее, и он продолжал тащиться по лесу, мысленно грозя
Чокнутому всяческими карами и одновременно умоляя его выбраться поскорее
на открытое место.
Лес наконец расступился, и Митрофанов Сергей очутился на горке, давно
и хорошо ему знакомой. Справа по некрутому, но длинному спуску можно было
съехать как раз к дороге, которая вела в посёлок и на станцию. Слева же с
этой горки съезжать было опасно, потому что и обрыв тут был, и яма, а
внизу маячили огромная сосна и телеграфный столб.
И тут Митрофанову Сергею стало нехорошо: след Чокнутого загибался
влево и круто срывался вниз.
Один голос внутри Митрофанова Сергея сказал ему: «Это же псих
ненормальный! Он тебе не указ!»
Другой голос внутри Митрофанова Сергея сказал: «Он посмел, а ты — не
смеешь! Тебе — слабо…»
Митрофанов Сергей повернул налево, приблизился к обрыву и без
задержки, чтобы не позволить страху одолеть себя, оттолкнулся палками.
Он упал уже на ровном месте, благополучно пролетев над ямой и
счастливо миновав сосну и столб. А Предыдущий Чокнутый свалился раньше!
При этом, видно, упустил лыжу: к подножию горы спускались глубокие
отпечатки его ботинок.
«Хоть посмотреть бы на тебя, полоумного», — уже весело, без злости
думал Митрофанов Сергей, возвращаясь в город на электричке.
Часть лета Митрофанов Сергей провёл с родителями, а на третью смену
его отправили в пионерлагерь. Лагерь располагался на отшибе от станции и
от деревни, по соседству виднелась лишь одна изба. Первым же утром,
выбежав на построение, Митрофанов Сергей услышал детский плач. Он
доносился из окна избушки, на крыльце которой сидела собака суровой
наружности. Если кто-нибудь пытался подойти к калитке, собака начинала
грозно рычать.
Ребята рассказали Митрофанову Сергею, что живёт тут одинокий старик,
который зимой охраняет лагерь. На лето к нему приехали дочь с младенцем,
да заболела, её увезли в больницу, и старику приходится на рассвете
спешить в деревню за молоком. А младенец остаётся с собакой.
— Вы что, не сообразили, что ли, молоко носить по очереди? — спросил
Митрофанов Сергей.
— По очереди старик не согласен, — ответили ему. — Собака на каждого
новенького лает, младенец просыпается и ревёт. А если собаку к каждому
приучать, какой из неё потом сторож?
— В первой смене, говорят, нашёлся один чокнутый, — добавили ребята,
— каждый день до линейки в деревню бегал с посудиной. Но таких чудаков —
один на миллион…
Тут Митрофанов Сергей понял, что снова влип. Он постучался в калитку
старикова дома и попросил деда, чтобы объяснил, у кого брать молоко, и
чтобы выставлял с вечера бидончик. Собака приблизилась к Митрофанову
Сергею без лая, молча обнюхала его и сдержанно повиляла хвостом.
Всю смену Митрофанов Сергей вставал с петухами, бежал в деревню, а
возвращаясь, успевал ещё искупаться в речке. Уже и старикова дочка вышла
из больницы, и нужда в этих походах отпала, но Митрофанов Сергей привык,
втянулся…
А на Предыдущего Чокнутого ему по-прежнему хотелось поглядеть.
Вернувшись в город, Митрофанов Сергей не стал изменять приобретённым
привычкам: так же вставал с первыми позывными радио, делал зарядку в
лоджии, потом становился под душ. Сначала воду надо было пускать загодя,
чтобы шла похолоднее, потом она уже сразу была холодной, а потом
Митрофанов Сергей перешёл на обтирание снегом.
В одно тёмное и промозглое утро Митрофанова Сергея окликнул сверху
жалостный голос:
— Эй, ты что, вовсе чокнутый? Ты что, на всю зиму свою физкультуру
затеял?
Митрофанов Сергей подошёл к ограждению лоджии и задрал голову. Этажом
выше смотрел на него, перевесившись, растрёпанный мальчишка, синий от
холода и злой как чёрт.
— Но ведь ты тоже вроде бы зарядку делаешь? — спросил Митрофанов
Сергей. — Я давно слышу: пыхтишь и топочешь…
— Да я следом за тобой, как идиот последний…
— Никто ж не заставляет, — резонно заметил Митрофанов Сергей.
— Ага, значит, ты — можешь, а мне — слабо?! — взъярился мальчишка. —
А я, если хочешь знать, уже гирю жму до полста раз!
Он скрылся, а Митрофанов Сергей пошёл в ванную. Растираясь жёстким
полотенцем, он глянул в зеркало, и ему вдруг стало смешно: из зеркала на
него смотрел Предыдущий Чокнутый верхнего мальчишки!
Поступок: Сборник рассказов / Составл. Е. Стрельцовой;
Предисл. и комментарий С. Соловейчика; Рис. и оформл. А.
Маркелова-Быстрякова. — Изд. 2-е. — Л.: Дет. лит. — 1991. — 160 с.,
ил. — Литературно-художественное издание. — Для младшего и среднего
школьного возраста.
ISBN 5-08-000282-4
В сборник вошли рассказы и отрывки из повестей современных
советских писателей о воспитании характера, о попытках понять себя и
других, об умении решаться на поступок.
ИБ 12 162
Тираж 100 000 экз. Цена 1 р. 90 к.
Редактор-составитель Е. М. Стрельцова
Художественный редактор В. П. Дроздов
Технический редактор О. Е. Иванова
Корректоры И. В. Гармашева, Л. А. Никифорова
