Стихотворения Софьи Солуновой

Камыши

 

Мы жнем камыш, как жнут хлеба в июле.

Кругом снопы и солнечная тишь.

Но берега в сугробах утонули.

Мы жнем камыш.

Звенят серпы над хрупкими стеблями.

Слова простые редки и скупы.

Зима и солнце в заговоре с ними.

Звенят серпы.

– 193 –

Пушистый снег пока нам греет плечи,

Как лучший мех.

Так пусть летит к нам весело навстречу

Пушистый снег.

Мы будем жить. Растают льды в апреле.

Весна, ликуя, встанет у межи.

В глаза беды бесстрашно мы смотрели.

Мы будем жить.

Пусть край суров, но небо примеряет

Все лучшие шелка невиданных цветов.

Нас каждый новый день надеждою встречает

. Пусть край суров.

И тут поют, кружась над степью, птицы

И гнезда в камышах весною также вьют.

Они еще не раз над нами будут виться,

Не раз споют.

Пока ветра лениво прикорнули

У дальних крыш.

Мы жнем камыш, как жнут хлеба в июле.

Мы жнем камыш.

1939. Акмолинский лагерь

 

Ведь хороши и зимние рассветы

 

Пока в зрачках живые краски дня,

А мысль и воля разуму подвластны,

Всему живому в мире я причастна —

Ему любовь и ненависть моя.

Я знаю цвет и крови, и воды,

Весенних дней и хмурых дней ненастья,

И ночи той, когда хрустело счастье

Под каблуком немыслимой беды.

Меня заботят люди и цветы,

Судьба Вьетнама, рвущего тенета,

И смелые межзвездные полеты,

И рукописи начатой листы.

Я дорожу улыбками друзей,

Дождем июньским, солнечным закатом

И каждою снежинкою мохнатой

Над улицей широкою моей.

И пусть весомей времени шаги,

Считать не стоит старости приметы:

Ведь хороши и зимние рассветы,

И жизни убывающей круги.

***

Топочут малыши в саду,
Как воробьишек резвых стая.
Им жить в двухтысячном году,
Век двадцать первый раздвигая.

Мильоны лет земля кружит.
У мира новые заботы.
Им брать Вселенной рубежи,
Как брали деды вражьи дзоты.

Пока же топчут свежий снег,
Хватают в голые ладошки.
Им времени не страшен бег,
Они еще на первой стежке.

Они у счастья на виду.
Отчизна их оберегает.
Им жить в двухтысячном году,
Век двадцать первый раздвигая.

 

ЧСИР*

Нас породнила горькая беда.
Родство такое громче зова крови.
За нами лет угрюмых череда
В разлуке с правдой, волей и любовью.

За нами нар холодных неуют,
Решётки тень, тяжёлый шаг конвойных.
Всё то, что люди сразу не прочтут
В улыбке редкой, жестах беспокойных.

Где муж и дети? Рядом пустота,
Кордон колючий, вышки угловые.
Но оставались песни и мечта
Да руки наши и сердца живые.

Как мы трудились, обогнав рассвет,
В полях пшеничных, джунглях камышовых!
И здесь мы шли за Родиною вслед –
Невесты, жены, матери и вдовы.

Нас было много, – юных и седых,
Светловолосых, смуглых, белокожих.
На вырванные вместо лебеды
Колосья злаков были мы похожи.

Но злаки гибнут, – мы остались жить,
Водой живой нас Родина омыла
И, подобрав с затоптанной межи,
В родную почву вновь пересадила.

Прекрасен мир без вышек и оград.
Без страха, мозг терзавшего ночами.
И дети наши снова мирно спят
И спать спокойно мы привыкли сами.

Всё унесла весенняя вода:
Решётки, нары, узел в изголовье,
Но породнить успела нас беда,
Пожалуй, крепче, чем единой кровь.

1960

_____
*ЧСИР – член семьи изменника родины.
Так называлась литера, согласно которой
репрессировали жён и ближних родственников
«врагов народа».