Стихотворения Марии Коростовец

КИТАЙСКАЯ ШКАТУЛКА

Небольшой ларец. Наверху дракон.
Красок нежен цвет. Потемнел лишь лак:
Соблюдая обряд, красоты закон,
Рисовал его несравненный маг.
И сквозь цепь годов, через много рук,
Меж кудрявых туч изогнув хребет,
Сторожа дворец, – тайный враг иль друг, –
Пролетал дракон, как туманный бред.
И в него, дрожа, не полночный вор,
При одной свече ростовщик-купец
Сыпал серебро, свой дневной позор,
И двойным замком запирал ларец.
И в него смеясь, – хорошо любить! –
Мандарина дочь убрала подвес,
Баночку румян, жемчуг, яшмы нить
И любовный вздор молодых повес.
И неверный раб, хоть годами стар,
Пав на землю в прах, полотна бледней,
Поднимал ларец, богдыхана дар,
А на дне шнурок вился, словно змей.
Исходя огнем, молодой поэт –
(«Пруд – луна – пион») ночи так тихи –
Куртизанки Сунн воспевал портрет,
Ей тайком в ларце отсылал стихи.
Старичок монах, нищий и мудрец,
Собираясь в путь, в отдаленный храм,
Чашу, свиток сутр, четки клал в ларец,
дело жизни всей посвятив богам.
Так скользит любовь, так скользит пророк,
Сводит с жизнью беспристрастный счет.
На ларце дракон, воплощенный рок,
Продолжает в даль, в вечность свой полет.
Он летит один между синих струй,
Средь кудрявых туч, через цепь веков,
Изогнувши мост золотых чешуй,
Равнодушный к лжи человечьих снов.

Пекин, январь 1941

ПОЭТ

Пусть нам скажут: «Поэт нам не нужен», –
Пусть смеются над нами в лицо –
Мы, поэты, смыкаемся туже
Не в кружок – в золотое кольцо.

Пусть, насмешливо вздернув плечами,
Разжиревший и наглый торгаш
Процедит размалеванной даме:
«Я бы отнял у них карандаш».

Но когда на душе неуютно,
Дождь дворы заливает кругом,
И, казалось бы, тут не до лютни,
Если входишь в нетопленый дом,

Мы подсядем к пустому камину,
И пустой загорится камин:
Я платок полинялый накину –
Горностаевый мой палантин.

И уйдем в недоступные страны
Мы жемчужной тропой в пустоту,
Где певуче-цветные обманы
Нам покажут в глаза Красоту.

Мы увидим такие рассветы,
О каких торгашам не мечтать:
Только дети, глупцы и поэты
Сохраняют еще благодать…

Пусть фонарь отражается в луже,
Освещая скупое крыльцо –
Мы, поэты, смыкаемся туже
Не в кружок – в золотое кольцо.

ПЕКИН

Самый странный город в свете,
Город ярких крыш,
Над тобою цепь столетий
Пронеслась — ты спишь!
Величавые громады
Храмов и дворцов
Под немолчный звон цикады
Видят стаи снов.
И задумчивые ивы
В зеркале озер
Наблюдают сиротливо
Лотосов ковер.
В парке — видела воочью —
Бродит Кубилай…
Или это сторож ночью
Обошел Бэйхай?
Город завтрашний — вчерашний
В зелени садов.
Под стеной у старой башни
Много верблюдов…
Желтый ветер крутит тонкий
Лёссовый туман —
Скачет в лесе копий звонко
Старый Тамерлан.
Нас влекут по глади четкой —
Тсс… не надо слов…
Ярко убранные лодки
Вглубь восьми веков.

ФЕНИКС
Девочка скользнула, торопливо
Стянутыми ножками ступая.
На восток, где одинокой ивы
На траву ложилась тень густая.
Серебром браслетов прозвенела,
Оглянувшись, нет ли там погони:
Вдруг увидит мать, что так, без дела
Скрылась помечтать на этом склоне?
Желтолицая, глаза раскосы,
Разметались рукава халата,
Красной шерстью перевиты косы,
В волосах горит цветок граната.
Хорошо сидеть, обняв колени,
На причале у реки любимой
И следить, следить, как в грязной пене
Щепки по воде несутся мимо.
Мимо, вдаль, куда-то — неизвестно.
К новым городам, в жару иль стужу,
И она, покинув это место,
Уплывет на лодке вместе с мужем.
А теперь смыкаются ресницы
От объятий алого заката.
Что? Из солнца вылетает птица,
Осиянна, радужна, крылата.
Будто птицы с материнских чашек!
Ближе. Ослепительно сверкнула
Яркой молнией цветных стекляшек.
Девочка в том блеске потонула.
А потом от всех блюла ревниво
Тайну лучезарного виденья
Птицы царственной под сенью ивы.
Протекли года с того мгновенья —
Девочке правления кормило
Рок вручил, отметив: пронеси!
И она в историю вступила
С августейшим именем Цы Си.

РОССИЯ
О, Русь! Утерянная скиния,
Куда нам заповедан вход,
Среди снегов в узорах инея,
Где вьюг нестроен хоровод:
В лесной глуши ты дышишь тайною.
Как кипарисовый киот,
И лишь тропинкою случайною
Наш вестник до тебя дойдет.
Через века — веками строилась —
Нам принесла ты благодать,
И много светлых упокоилось,
Тебя пришедших защищать.
И много темных с дерзновением
Искали троп, чтобы сломить
Тебя, но тайным мановением
Судьба спряла иную нить.
И вот теперь стоим, усталые,
На рубежах иных времен
И верим: вспыхнут зори алые,
Рассеивая скучный сон.

«Четвертый раз расплавленный металл…»
Четвертый раз расплавленный металл
Налили в форму, слаженную туго,
Но колокол опять не зазвучал,
И спрашивали люди друг у друга:
«За что на нас прогневался Господь?
Все эти неудачи не случайны».
И мастер изнурял постами плоть,
Моля открыть ему звучаний тайны.
Открыть на все терзания в ответ
Тот перезвон серебряного сплава,
Который, словно ангельский привет,
С холма на холм несется величаво.
В его ушах струится этот звон,
То уходя, то подступая снова.
«Любовь и жертва! — пел, казалось, он, —
Любовь и жертва!» — два заветных слова.
И сердце мастера все расцвело,
В его груди заискрившись огнями:
Несказанно-блаженное тепло!..
Все человечество с его грехами,
Приняв, он безвозвратно полюбил,
Ему хотелось о сладчайшей жертве
Петь колоколом из последних сил…
Один прыжок — в объятья красной смерти.
Искали мастера, но не нашли,
Отливку без него благословили,
И звон прошел во все концы земли,
Единственный по красоте и силе.

КАМЕЯ
Мастер, к станку наклонясь, точит овал сардоникса.
И под нажимом резца рушатся стены веков:
Вот выступает, угрюм, профиль орлиный поэта.
Без Беатриче и рай муками ада томит.

МЫ ПЛЕТЕМ КРУЖЕВА
В отсыревшем подвале у ткацких станков
Толпы девушек нити ткут.
Те слепые ткачихи живут без снов,
Ибо вечный удел их — труд.
Они трудятся утром, сгибаются днем,
Даже ночью шуршит челнок,
И всегда в темноте — для чего с огнем? —
Не кончая, кончают урок.
И испуганно радость зовут бедой,
И сердца одевают льдом,
А жестокая смерть непреклонной рукой
Их уводит в свой вечный дом.
Но сказала одна: «Я раскрою глаза!»
И другая: «Ведь я же не крот!
Пусть захватит, закружит, затреплет гроза,
Мы изменим станка поворот!
Нам раздвинется небо — крутой водоем,
И душа затрепещет, жива.
Пусть растают сердца! Мы не ткем, мы не ткем,
Мы плетем кружева!»