Стихотворения Веры Аркавиной

Одиночка
(Внутренняя тюрьма)

Так день за днем, за годом год
Растёт кругом, стегает подлость.
Так жизнь пройдёт и смотришь — вот
Твоя в борьбе увяла гордость.

Но силы есть, и я кричу:
Конец тяжелому удушью!
Я в век мучительный живу
Притупленного равнодушья.

Не хватит сил, не станет дум,
Кричать я буду ярым криком,
Глушить неправый гулкий шум.
За истинным гонюсь я ликом.

За тем, что спит, но что от сна,
Мне верится, опять проснется,
Ведь жизнь когда-нибудь взметнется
И под ударами хлыста.

Кричу призывным, ярым криком,
Пророчу новую зарю.
Россию с исступленным ликом
Я в крике слышу и люблю!

И ей — мучительную гордость,
И ей крепчающую месть
Сквозь жизни оробелой подлость
Мне хочется в душе пронесть.

1923

Суздаль, политизолятор

Неделя сменяет неделю,
Встревоженно падают дни.
Широким размахом — качели,
Кривые, как старые пни.

И ночи как будто темнее
И глуше суж;нный поток.
Но в возгласах слышу яснее
Все то же бурление вод.

Уже не потоком — ручьями,
Клочками взволнованных дум
Осенними зреет ночами
Неясный, но крепнущий шум.

Каким разольется простором,
Раздольем, победы тоской?
Солдатки неслаженным хором
Надрывно кричали: «Домой!»

И дважды вскипающей пеной
Плевался суж;нный поток.
Впервые июлем, изменой,
Вторично — в спадании вод,
В октябрьском восстанье угрюмом…
И кто-то над рвущимся шумом
Сказал: «Непростительный ход!»

Все трудной измерено мерой,
Впервые ты стал одинок
И видел, как новую эру
Гнетущий туман обволок.

Впервые не слитый с толпою
Отринул толпу, не народ.
Стоял пред томительной тьмою.
И кровью был залит восход.

1924

Эпоха

Эпоха, как сырая глина,
(В том горькая ее беда!)
В ней каждый шаг неотвратимо
Оставит вмятину следа.

Цари, вожди, ассаргадоны,
Ее месившие конем,
Месили только глины тонны,
Не обжигая чувств огнем.

В жестокости своей ты льстива,
Ты можешь засосать на смерть,
Но отщипни кусочек глины,
Чтоб теплотой руки согреть,

И зазвенит, как песня, глина,
И не сумеет умереть!

Есть врезанный в ней отпечаток
Давно умолкнувшей струны,
След Прометеевой ступни,
Жар первых и неравных схваток
Всечеловечности и тьмы…

В тюрьме

(Из ненаписанного дневника)

Я дни люблю, когда стрижи
Крылом касаются сирени,
И облака уже с зари
Дают прохладу влажной тени.

Я дважды вижу проблеск дня
В окошке, схваченном решеткой. —
Сперва одним движением четким,
Затем средь влаги и огня.

В колодце узкого двора
Бреду извечно-скучным кругом.
Птиц легкокрылых детвора
Кругами чертит небеса,
Виска касается в испуге.

Здесь будешь прошлым жить, как тень,
Как отражение событий.
Но жарким, жизненным наитьем
Ты вновь осилишь этот день.

И будешь счастлив вопреки
Всему, что отняла неволя.
Ведь счастья нет, есть только воля
В потоке суженной реки.

А в промежутке был допрос
(Исчадье дней, исчадье ада),
Но раз ты жив и перенес,
То лучше вспоминать не надо!

Но даже там, в бесчасье ночи,
На грани «Придушу, скажи!»,
Где все людское рвалось в клочья,
Мне снились клены и стрижи.

И забывая все от боли
(Чем били: каблуки, хлысты),
Я знала, что не сдашься ты,
И значит хватит сил и воли,
Чтоб не согнуться, все снести.

Твой образ я гнала в испуге,
Но чувств и мыслей кутерьма,
Сцепившись, бились в узком круге,
И круг выбрасывал тебя…

Как тускло брезжил нам рассвет,
Как густ был теплый привкус крови.
Всем существом кричала: «Нет!»,
И в крике «Нет!» рождались зори.

Я знала, что еще живу,
Борясь за лучшего бессмертье,
Что верю,чувствую, дышу,
Люблю — и значит, нету смерти!

И значит, я опять снесу,
Чтоб ночи длились как столетья
У самой смерти на весу,
Забыв страданий междометья.

Реквием

Был ветреный день. Комья рыжие стыли.
Рыдал растревоженный болью Шопен
Над прямоугольником свежей могилы,
Над вязкой неровностью глинистых стен.

Пусть нет у могилы сегодня лафета,
Но длится упорный и горестный бой.
Потомки безмолвно берут эстафету
И борется Тиль с непокорной слезой.

Дочь (из стихов 1937 г.)

I Чему нет слов

Так просто: отобрали дочь.
Гудок. Свет фар автомобильных
Кричит, и беспощадна ночь,
И перед нею все бессильно.

В тот миг ты вся в моих руках
Горячим стоном трепетала.
Вот улица в скупых огнях,
Вот поворот – и все пропало.

Еще живет прощальной лаской
К щеке прильнувшая ладонь.
Засовов лязг. И черной краской
Мир перечеркнут и сметен.

Там все осталось: жизнь и дочь, –
Вдруг полоснет ножом: навеки…
Как мне осилить эту ночь,
Как это можно человеку?

Ты молча стынешь на пороге,
Темнеет на дверях печать.
Так было в снах: скрипели дроги,
В могилу увозили мать.

Да, у тебя теперь нет дома
И ты одна, совсем одна.
И у соседей чуть знакомых
Та ночь пройдет без слез и сна.

А завтра ты начнешь шагать
Совсем не детскою дорогой,
Шагать, не попадая в ногу,
И слишком многое скрывать.
Все просто – отобрали мать…

II Заклинание

Пойми, поверь и знай. Пока
Ты отнята, ты не со мною,
Все непосильно, как тоска,
И все отравлено тоскою.

Пойми, как трудно пульс ни бьется,
В ударе каждом слиты мы,
Пока в тоске не оборвется
Прибой стареющей волны.

Здесь горю не дано смириться,
Но боли велено молчать,
Здесь надо страшные страницы
В тупом отчаянии листать.

Но сердцу не дано не биться,
Пока ты в нем тревожной птицей
Кровавишь крылья об окно…
Ты слышишь, как стучит оно?

III Испания
(отступление от темы)

Быть там, где сестры Ибаррури,
Сдают в слезах за пядью пядь,
Где судьбы мира, не Астурий
Друзьям приходится решать.
Где чумный тлен стать хочет бурей –
Вот где бы надо нам стоять!

Испания, прости меня,
Что не сумела быть с тобою,
Ты вся на линии огня,
Я – за бессмысленной стеною.

Молчащий сам сдает оружье,
Уходит с линии огня.
А нам стоять бы надо грудью.
Испания, прости меня.

IV Возвращение к теме

Поймешь ли ты, что это значит,
Когда людей наотмашь бьют,
Когда твою простую суть,
Оклеветав, переиначат.
Ты знаешь ли, что это значит,
Когда не видится конца,
Когда молчат, когда не плачут,
Хоть все в тебе кричит? Когда
Ничто нельзя переиначить,
И ты теряешь вдруг себя.
Поймешь ли ты, что это значит,
Такой поймешь ли ты меня?

V Но вопреки всему живу…

Но вопреки всему живу,
Живу и чувствую, и знаю:
Уж тем одним, что правды жду,
Я силу правды утверждаю.

Жить, волю крепко сжав в кулак
(Лишь было бы чему сжиматься).
Жить просто: день за днем, но так,
Чтоб от себя не отрекаться.

Живому сердцу надо биться.
И верю: будет нам дано
И эту дочитать страницу
Спокойно, сдержанно, как то,
Что миновало и прошло,
Чтоб никогда не повториться.

Мы вновь глядим и вдаль, и вширь
Взыскательней, мудрей и зорче.
Так взором проникает в мир
Его преобразивший зодчий.

1937 – 1950-е

Пурга

Больше стихотворений и информации о Вере Аркавиной: https://stihi.ru/avtor/arkavina?ysclid=meraxjt38z429917604