Стихотворения Милицы Нечкиной

***

Все, что имею, дарю без слов
В теплой июльской тиши.
Нечего дать тебе, кроме стихов
И кроме моей души.

Полный любви и девичьих грез.
Дар мой беден и мал.
Ты улыбнулся, стихи унес,
Только души не взял.

Прощание

Родной мой!
Я люблю тебя.
Сильнее любви не бывало на свете.
Я преображаюсь,
Когда слышу твои шаги,
Поднимающиеся по ступенькам,
И привычный стук – тихонько три раза…
Я становлюсь совсем другою –
Счастливейшею из женщин, –
Когда руки твои ложатся на плечи.
Когда губы твои прижимаются к губам.
Когда легкие снежинки
на твоих бровях и ресницах
Тают от тепла моих губ.
Я люблю серые крапинки в синеве взора,
Быстрый поворот головы на оклик,
Сдержанный смех в уголках глаз,
И теплоту мужественных рук, –
Сожмут, – и боятся, что больно…
И способ перелистывания книг –
От верхнего уголка страницы,
И удивительное умение
Быстро принимать решения.
И не уставать
После трех ночей
В кипеньи работы.
Родной мой,
Я люблю тебя!
Я прожила с тобою
Всю совою долгую жизнь,
Не расставаясь ни на минуту
В самые черные дни.
Но страшное несчастье
Состоит в том,
Что тебя никогда не было.

Я никогда не видела тебя,
Ты никогда не встречался со мною.
Тебя не существовало.
Ты никогда не поднимался по лестнице
И никогда не стучал в дверь.
И я не знаю,
Как ты стучишь, –
Три раза или иначе.
Твои руки
Никогда не ложились на мои плечи,
И губы
Никогда не прижимались к моим.
И понятно, что снежинки
На твоих бровях и ресницах
Не могли таять
От тепла моих губ…
Тебя никогда не было.
Это я тебя придумала.
Вот и все.
На этом можно кончить.

Но ты никогда не понимаешь, что я не могу
Кончить на этом.
Я всю жизнь ждала тебя.
Всю жизнь, – ведь дольше, чем жизнь,
Ждать не возможно.
Я всю жизнь ждала
Легких шагов,
Стука в дверь,
Твоего поцелуя,
Прикосновенья твоих рук
Но ты не пришел, а жизнь прошла.

Я пряталась от горя в книги.
Я измеряла жизнь шорохом страниц –
Вместо часов:
Вот прошла минута –
И пальцы легли на уголок страницы,
Вот прошла другая –
И страница перевернулась.
На мое горе глядели
Библиотечные полки.
Шли годы, и полки становились выше,
И книг становилось больше.
Я сама их писала.
И когда из типографии
Приносили тугую пачку
Авторских экземпляров
Все думали: “Счастливая женщина!”
А я думала: “Вот прошел еще год,
А я его не встретила…”
Вот это самое страшное.

Я знаю, ты жил не свете,
Даже, может быть, сейчас живешь
Или будешь жить.
Просто я тебя не встретила.
Как просто!
Ты – настоящий.
Ты – живой – из плоти и крови.
Иначе, почему же
Я так ясно вижу тебя.
И знаю твое имя,
И рост, и поступь, и цвет глаз,
И голос, – я его узнаю из тысячи.
Я давно заметила
Что дель Сарто
Положил твои тени у глаз Иоанна Крестителя,
А Леонардо да Винчи
Нарисовал твои руки
У Христа на тайной вечере.
Значит ты жил на свете!
Или, может быть, ты еще будешь жить,
Когда я умру, – через сто лет или больше.
Просто я тебя не встретила.
Как просто.
Родной мой,
Не было минуты,
Чтобы я не искала тебя.
Я не виновата, что не нашла,
А жизнь закончилась…
Седеющий профессор поднимается на кафедру –
Женщина в темном платье –
И говорит:
“Сегодня лекция
Будет посвящена тому-то…”

Отчаяние!
Мне больше нечего сказать, –
Ты видишь –
Я говорю простыми словами,
Первыми попавшимися…
Я не могу
создать о своем горе
ни образов, ни рифмованных строчек.
Но, уходя из жизни,
Родной мой,
Я кладу свои легкие руки
На твои сильные плечи,
И губы
Прижимаются к твоим
И снежинки
На твоих бровях и ресницах
Тают от прикосновения
Моих губ…

***
Мой первый был больной. Ходил он вечно с палкой.
В его устах «люблю» — как стук надгробной крышкой.
Мой первый был больной. Его мне было жалко.
И я ему носила книжки.

Второй мой был стальной, с холодным гордым взглядом.
К нему влекло меня неотразимой силой.
Он не любил меня. И если шли мы рядом,
То книжки я сама свои носила.

Мой третий — словно день. Но это сердце брать я
Не стану. Он хорош, высок и строен ростом.
Он полюбил меня нежней, чем любят братья.
И носит книжки мне.
Все это очень просто.
* * *

Тяжелую божественную кару
Смиренно нес согбенный Авраам.
Была любима, но неплодна Сара,
Неся в неплодьи тяжкий женский срам.

Но Бог явился к Аврааму сам
И сына обещал как благость дара.
Смеялась Сарра: «Нет покоя старой!
Мне скоро сто. Как мужу сына дам?»

Лишь через год свершился божий знак,
И сыну дали имя – Исаак –
И на отца он походил немного,

Но сотворилось ведомо для всех,
Что имя это означает смех –
Смех женщины над запоздалым Богом!

Из цикла «Десять» (В.Эрлиху)
Я войду к тебе – тихонько, без стука,
Когда спустится ночь над нами.
Спи, маленький. Я буду баюкать
Тебя твоими именами.

Только без тебя призвать мне не с кем
Имена твои из тумана.
Спи. Иоанн с Рафаэлевой фрески,
Мальчик с картины Тициана.

Спи. Иаков, любимый Рахилью,
Душа Суламифи и Давида.
Спи. Алонзо с картины Мурильо,
Из раскалённого Мадрида.

Спи, мой ласковый пушистый Волчонок,
Разбужу тебя на рассвете.
Спи, мой принц, мудрей Соломона, –
В бархатном берете.
1921

***
Все, что имею, дарю без слов
В теплой июльской тиши.
Нечего дать тебе, кроме стихов
И кроме моей души.

Полный любви и девичьих грез.
Дар мой беден и мал.
Ты улыбнулся, стихи унес,
Только души не взял.

Хочу быть роялем
Исчезнуть. Вдруг ответить тишиною
На крик своих восторгов и мучений.
И стать твоей – неслыханной ценою
Нежнейшего из перевоплощений.
Вот – крышка черная. Под нею – ожиданье
Из тихих струн – лежащей арфы вроде.
Вот налетел с бушующим рыданьем
Прибой неумирающих мелодий.

Из смерти – жизнь. И к новой жизни чтобы
Воскресла я. И ты. И я с тобою.
Ты без меня – бессилен. Только оба
Даем мы жизнь поющему прибою.

Принадлежать твоей певучей славе
И крепости твоей неутомимой,
Лечь пред тобой покорным рядом клавиш –
Навеки нужной и всегда любимой.