* * *
После долгого молчания
после долгого прощания
я пишу тебе, кума.
Как дела? И как сама?
Дети как – всё разлетаются?
Счастье как – всё намывается?
Ухажёры? Ха-ха-ха,
далеко ли до греха!
А здоровье? Не кряхти,
вынь очочки и прочти.
Хоть тебя мне не видать,
да больше некому бурчать
день какой, который год,
скоро память подведёт.

Нет, не заново родиться
и не вновь омолодиться
попросила б, коль смогла.
Кто бы спел мне, как синица
тихо за морем жила…

* * *

Но если ты не помнишь обо мне,
то почему являешься во сне
с какого-то совсем другого света?
Причуда подсознания? Примета
просроченного памятью привета?
Так письма «до востребованья» – знаешь? –
хранишь, хранишь, хранишь и – забываешь.
Так долго не являлся адресат,
что жизнь прошла. Никто не виноват.
Но если ты не помнишь обо мне,
то почему являешься во сне?..

* * *

Насквозь простуженный вагон
из незапамятных времён
в ночную смену на завод
трамвайных вишенок везёт.
А сказка длится, сказка длится,
уже которая страница,
уже невеста под венцом,
и перед сказочным концом
мрак консистенцию сгущает –
то разлучает, то стращает.
Ты в жерло ночи не гляди –
перетерпи, пересиди,
пусть сказка длится, длится, длится.

Вдали взметнулось вороньё,
мелькнула красная шапчонка…
Ах, поздно! В лес ушла девчонка,
уже не вызволить её.

Колыбельная для внука

Не твоя, малыш, вина,
что у нас война.

По земле и по воде
ты пройдёшь везде
без оглядки на судьбу,
со звездой во лбу.

Не твоя, малыш, вина,
что молюсь без сна:
не накрыла бы тебя
чёрная волна,
не изъела бы вражда,
не погасла бы звезда…

Как ты выжил –
будем знать только мы с тобой.
Спи покуда, баю-бай,
мальчик золотой.

Триптих

1.
Бровью звёздной двинул Бог –
ангел свечечку зажёг –
проступил сквозь толщу лет
чей-то милый силуэт.

Свечка плавно оплыла,
каплей воска обожгла
сердце.

2
Высоко взлетать,
падать низко –
божья благодать
с долей риска.

Бездна обняла,
но не страшно.
И любовь не зла –
бесшабашна.

3
Мы уже вошли в эту воду,
сдались в плен глубинных течений.
Бог мой, не обманешь Природу –
смыты все мосты отступлений.

Мы как океан интравертны,
столь безумны, сколь благоверны.
И печаль одна – что мы смертны,
и один из нас станет первым.