Стихотворения Марии Лёвберг
* * *
Удлинила брови чёрной краской,
Напоила взгляд кошачьей лаской,
Синее надела кимоно.
Посмотрев задумчиво в окно,
Прошептала: “чай — моё вино”,
И решила, что она в Китае.
Перед нею чашка золотая.
Нарисованный китаец, полный грёз,
Улыбается, о родине мечтая…
У неё в причёске, вместо роз,
Притаилось золото мимоз.
Мы вдвоём, серьёзные, как дети,
Сочиняем вместе сказки эти.
Настоящей жизни больше нет.
Мы, баюкая молчанием наш бред,
Задвигаем шторы на рассвете.
1915
* * *
…Я вышел как-то из дома,
Без взрослых, совсем один.
Со мною встретились гномы
В саду у пестрых куртин.
Все с ветками темной ели,
И только один с жезлом;
Они смеялись и пели,
И звали меня в свой дом.
Так звонко они смеялись,
Как будто им было смешно,
Смешно, что они притворялись
Веселыми очень давно…
Латинские ямбы
1
Над миром праведной тоскою
Прошли церковные века.
Но моему близка покою
Их ненасытная тоска.
Она в монашеском обете,
И на апостольском челе;
Ей императоры и дети
Обручены в Святой земле.
Ей жег великий инквизитор
Свой человеческий костер;
Она в цветных каменьях митры
Вошла в готический собор.
В столице мира старый запад
Воздвигнул вечный ей престол,
Чтоб власть Господню Римский папа
В земное царствие низвел.
2
В нежданном мире посвященья
Душа спокойная чиста.
Я мудрый холод отреченья
Кладу к подножию Креста.
Пускай вступающего брата
Ведет на подвиг брат седой, —
Пойду, как маги шли когда-то
За Вифлеемскою звездой.
За мной земную дверь закрыли,
Мой хладный приняли обет:
Я буду верен. Большей силы
И власти большей в мире нет.
3
Но в новом брате светлой веры
Не встретит престарелый брат.
О, Матерь Божия! Химеры
Твою обитель сторожат.
В гранитных выступах собора
Они над юдолью земной
Стоят, пока не кончит спора
Святая церковь с Сатаной.
Отныне я на страже Божьей
Блюду грядущие века,
И сыновей Господних строже
Его помазанный слуга.
***
Мне снилась сегодня пустыня,
Томительно жаркий песок.
И воздух особенно синий
Над скучною пылью дорог.
Я думал: в далеком скитаньи
Ни славы, ни отдыха нет,
Но где-нибудь в мире есть тайный
И все очищающий свет.
Мне чудится солнцем сожженный,
Веками проложенный путь…
Но огненно-желтые клены
Сказали мне тихо: «забудь».
На набережной
О гранитный берег бьются волны,
Над Невою дремлют фонари.
Я на мой вопрос ответ безмолвный
Получу от утренней зари.
В этот час, святой или лукавый
Город спит. И Петр на коне,
Отдает приказ о вечной славе
Петербургу, ночи и весне.
В этот час хочу я вынуть жребий.
Перед всадником, как жрец у алтаря,
Буду ждать, когда на светлом небе
Загорится желтая заря.
***
От двух свечей неровен желтый круг.
Уходит медленно последний вечер…
Он ворожбою горькою разлук
В календаре неведомом отмечен.
Над ним грядущего не властен час…
С тобою, брат, простимся мы сурово.
Мы устоим в последний раз
Перед соблазнами несказанного слова.
В пыли и скорби горестных дорог
Мы будем петь и плакать одиноко.
…И никакой ликующий пророк
К нам не придет с далекого востока.
Проводы
За обедней раннею просили
У заступницы Небесной избавленья.
Мимо церкви быстро проходили
Ратники второго ополченья.
Они шли размеренно и пели
Как поют за деревенским плугом,
И какой то радостью горели
Высоко взнесенные хоругви.
За колонной серого отряда
Любопытные бежали дети,
Будто им, как взрослым, было надо
Знать про все тяжелое на свете.
За обедней раннею просили
У заступницы Небесной избавленья
И печально дьяконы кадили
Пред иконой светлого Успенья.
1915
Прощальный сонет
Мне не понять уклончивой игры
И остроты несбывшихся желаний…
Змеиной мудростью печального познанья
Мои давно отравлены пиры.
Напрасно шлет веселые дары
Лукавый Эрот. Неизменной дани —
Он не получит от меня страданий, —
Их ждут иные, высшие миры.
Скорей вином наполни старый кубок:
В предсмертный час твои целуя губы,
Я не скажу последнего «прощай».
На острие заветного кинжала
Я унесу с собою в дальний край
Твоей любви отравленное жало.
«Новый журнал для всех». № 11, Ноябрь 1915
Диалог
“Вам не нравится,
Что я крашу пасхальные яйца,
Запачкал зеленым манжеты?”
– Рыцари знают сами,
Что нравится Даме.
“Я знаю, Дама любит сонеты…
Но ведь я не рыцарь Ваш,
Только паж”.
– Настоящий паж из сказки
Никогда не красит яйца
Перед Пасхой.
То была страстная пятница
1916
***
Удлинила брови чёрной краской,
Напоила взгляд кошачьей лаской,
Синее надела кимоно.
Посмотрев задумчиво в окно,
Прошептала: «Чай – моё вино»,
И решила, что она в Китае.
Перед нею чашка золотая.
Нарисованный китаец, полный грез,
Улыбается, о родине мечтая…
У нее в прическе, вместо роз,
Притаилось золото мимоз.
Мы вдвоем, серьезные, как дети,
Сочиняем вместе сказки эти.
Настоящей жизни больше нет.
Мы, баюкая молчанием наш бред,
Задвигаем шторы на рассвете.
1915
***
Эле Р.
Он потушил мою лампадку,
Он грусть последнюю унес.
«Моя любовь, не надо слез,
Ведь послезавтра будут святки!»
Так, значит, надо домино
Кроить из черного атласа?
И сок душистый ананаса
Вливать в бургундское вино?
И повторять: «Печали нет»,
И знать, что тихий свет не нужен:
Он только в горести жемчужин
И в ласке старых ариэтт.
Молить о счастье перед сном
Не надо больше. Скоро святки.
Я, может быть, мою лампадку
Зажечь сумею и потом
1915
***
Чуждых образов проходит вереница,
Я спокойнее, чем бледный свет зари…
От меня ушли живые лица,
Повторяя тихое “умри”.
Я поверил в гордую измену –
Отреченья сладок странный яд.
Но и ты, мой юноша надменный,
Ты ушел, мой брат.
И в последний раз, с тоской тревожной,
Я смотрю на запертую дверь.
Я совсем один. Совсем свободен. Боже,
Ведь я Твой теперь?
1915
***
Отравили нежные стихи…
Что с тобою делать мне теперь?
О заре пропели петухи.
Скрипнула незапертая дверь.
День начнется скоро, полный шума,
Прозвучат обычные слова.
Ты, мой друг, найдешь меня угрюмым, –
Я один уйду на острова.
Потому что слаще нет отравы,
Чем печаль звенящая стихов.
Все соблазны тонки и лукавы
В ритме слов.
1916