Антология женской поэзии

Есть точка на большом Холменском поле —
и прямо в небеса там дождь забит.
На нем, как ковшик, облако висит.
И птичий дождь стекает поневоле
за шиворот.
Я там давно стою —
разглядываю родину мою.

* * *

Грачи шуршащею рекой
текут с разбоя на покой.
Течет из гнезд со дна ночей
дыханье тысячи грачей.

Вот почему в покое —
смятение такое.

* * *

Всю жизнь,
всю жизнь —
на этот холм
за молоком
и с молоком,
с ведром воды,
с глотком беды
и счастьем.

Тут его следы
с холма на холм
и по холму —
к тебе, любимый.
К одному.

* * *

Такая полнота в природе,
что выйди в поле и завой!

Лишь пугало на огороде
качнет порожней головой.

Такая полнота — живая!
Что ни подумаешь — свершишь,
пока, травы не задевая,
к поленнице крадется мышь.

Снесешь, пока не холодает,
любую ношу на горбу.
Меня в деревне осуждают
за бледность и за худобу.

А вдруг и правда, что не сдюжу,
просуечусь по мелочам?
В себе не умещаю душу.
И то все больше по ночам.

* * *

По елям заплутало лето,
уже изжитое на треть.

Была б и я тобой воспета,
когда б сумела умереть.

Глаза б огромнее синели,
как будто свет сквозь облака.

Так к дому вышедшие ели
куда видней издалека.

* * *

Под яблоней укрылась от дождя.
Но брызнул свет немного погодя.
И я, в ладони света нацедив,
пошла по бархатной подкладке нив
под жаворонком.
Над своей судьбой.

С тобой.

ОКНО ЗАКОЛОТИТЬ

Геннадию Русакову

В распахнутом окне
разбег полей
не заслонён забором боязливо…
Такую руку удержать в своей
почти что двадцать лет без перерыва!

Но воздух, напряжённый точно нить,
не мне ослабить до разумной меры:
жить без тебя – что поле заслонить,
окно заколотить
фанерой.

***

Что это? Что это он?
Что он гудит над нами?
Воздух переплетён
Яблоневыми ветвями.

Точно в саду живём,
В яблоневом плетенье
Не вдвоём, не втроём –
Целое поколенье.

Нас пронесли сквозь войну
Точно в корзине прочной
В глубину, в тишину
Возле воды проточной.

Воздух переплетён
Временем – как ветвями.
Что это? Что это он?
Что он гудит над нами?

* * *

Окна оттаяли. Холода жаль.

Настежь открылась приокская даль,
каждое дерево в дальнем лесу,
каждая птица: перо — на весу.
Пепел печной или снег на груди?

Окна оттаяли. Вот и гляди.

* * *

Сидели, галдели, взлетали —
и каждой весной все шумней.
Березу грачи расшатали —
тяжелою тучей на ней.

Расшатано небо в селенье.
Расшатан костяк тишины.
Полено распилено тенью
грача.

Но уже со спины
он ясно на яблоне виден
и плод недозрелый клюет.
Хозяйки на птицу в обиде.
А я даже наоборот.

* * *

…И столько ветра, что гудит
округа. Полчища ракит
на освещенной стороне
влезают на гору ко мне:
по стенам и за кромки крыш,
в трубу — и рушатся в мой дом.
Не слышу, что ты говоришь.
С кем я?
С дроздом.
С гнездом.
С кустом.

* * *
От недосыпа отчетливей суть —
вся шелуха отлетела.

Пробую небо, как ветку, прогнуть —
ну и смертельное дело!
Воздух, он мягкий, а вряд ли согнешь:
точно пружина в прогибе.
Вот почему ты, мой ветер, поешь
в поле — и все про погибель.

* * *

Наконец-то хлынул ливень —
небо в перекосах линий.

Наконец-то ты приехал…
И заждавшееся эхо,

точно голос твой, в раскат
обегает палисад.

Обегу тебя рукой,
как слепая: кто такой?

* * *

Земля, подстели мне сенца,
когда я спускаюсь в излуку
и чувствую холод конца…

И больше нет сил на разлуку.

* * *

И ем, и пью –
не умираю,
хоть без тебя и день не в день.
За огород ветла сырая
пошла, откидывая тень.

И если я за нею в поле
по следу влажному иду,
то это делаю неволей, –
как позабывшийся –
в бреду.

НАПЕВ

Я плету плетень с одного
конца,
А с другого он расплетается.
Для чего стучат, как одно,
сердца,
А настанет день –
разлучаются?
Ты плетись, плетень, я тебя
скреплю
Свежей лыкою,
Милый друг, я тебя люблю,
не любовью дня, а великою.

* * *

В ус закручен огуречный,
полдень спал на грядке.
Вдруг ударил дождь заречный
пяткою по кадке.

Поперхнулся головастик
дождиком спросонья.
Подалась навстречу счастью
яблоня-тихоня:

обдавай сады, водица,
песней недопетой,
чтобы длиться ей и длиться
все большое лето!

* * *
Спать бабуля отходила,
в сотый раз мне говорила:
“Что ты свет не выключаешь?
Все читаешь и читаешь
до утра без сна!
Заболеешь и не будешь
Геночке нужна!”

Я больна.
Любимый рядом.
Свет двоится.
В окнах — даль.
Только долго ли продлится
эта пастораль?

* * *

Не у поля на краю —
в горле у тебя стою
приворотною водой.
Непроглотною бедой.

* * *

Когда любимый мирно спит,
а мне от радости не спится,
тьма половицею скрипит,
по-детски на меня косится.

Ну и дитятя! В кувырок
сурок пустился у оврага.
И сплющен воздух между строк
так, что выстреливает влага.

* * *
Нельзя уйти и оглянуться
на луг, на пойменное блюдце.

Со стороны оно б видней…

На жизнь мою, пока ты в ней.

* * *

Худые птицы и леса худые —
кощеева в природе худоба.
Хоть с полгорсти воды б теперь!
Воды бы!
Уж очень разохотила ходьба…
Ручей блистает. А подходишь — льдышка.
Как проволока, вздыбилась с земли.
Ни колоска, ни малого излишка:
все суслики по норам разнесли.

* * *

Отложим на осень дожди:
утраты ещё впереди.

Ещё мне бывает легко,
и видно в лугах далеко,
и ходит под ветром трава.

А главное: мама жива.

***

Звери, которые видели нас

(ёжик под яблоней нас разбудил).

Птицы, которые слышали нас

(дрозд нас оклёвышем вишни кормил).

Да, я забыла — ещё и лиса

В поле по житу неслась без оглядки.

Лоси волнами текли сквозь леса.

Крот выпирал, точно репа, из грядки.

Разве мы можем расстаться теперь,

Если нас видели птица и зверь?

* * *

Пока мы под темною крышей живем,
скворец представляет себя соловьем.
А я представляю, браслетом звеня,
что ты еще рядом и любишь меня.

* * *

Во влажные, слепые вечера
спукаюсь я во впадины прохолмья,
где спят грачи на ветках до утра
и в дальнем небе — воздух, точно комья
грачиных перьев. Слепота и тишь.

И ты в такие полночи не спишь?

* * *
Пусть брызнет дождь
по ветру вкось.
Я не могу с тобою врозь.
Пусть ночь срастется,
словно кость.
Я не могу с тобою врозь.

Так все сплелось,
так все сошлось —
я не могу с тобою врозь.

* * *

С тобою
я была и не была —

за облаком,
за воздухом плыла.

Перо дождя
к ногам твоим кладу.

Дождь клюнул метко
яблоко в саду.

* * *

…А рвет меня тоскою по тебе,
как острою травою по губе.

Остались три кровавые полоски.
А губы — как песчаный берег, плоски.

Лети ко мне и губы мне вспаши —
пусть вспухнут, словно вскопанные грядки.

Такие у Больших Разлук порядки.

* * *

На этой земле и картошка вкусней.
И звезды над снегом намного крупней.

На ней я смеялась.

И плачу на ней.

* * *

Так и жила.

На мир глядела,
весь в полосах косых дождей.
Не торопясь вникала в дело.
Вживалась медленно в людей.
С дождем свилась.
В тебя вжилась.

* * *

Стают снега, и в порожнюю бочку
дождь голенастый шагнет,
Самую оголодавшую почку
удочерит небосвод.

Время забыть о зиме и утратах,
жить на свету и ветру!
Дождь голенастый нам будет за брата.
Яблоня нам — за сестру.

* * *

На этой дивной и мучительной земле,
в снегу пушистом и в сухой золе
мы выстоим, любимый.
Устоим.
Не в одиночку жить нам.
А двоим.
Что будет с нами,
знать нам не дано.
Оно и лучше.
Так заведено.

***

Всё было на земле —

и слава Богу.

Не я одна глядела на дорогу.

Не я одна —

как первая —

ждала.

Всё было на земле.

И я была.

Донской монастырь

Иду по липовой аллее.
Надгробья, по бокам белея,
напоминанием стоят
или в разрядку, или в ряд.

Слежу рисунок керамичный.
В Коломне тоже есть такой
единорог. А день привычно
клониться начал на покой.

Я тоже на покой отбуду —
в соседней клинике отбой.
Гремит немытою посудой
столовая сама с собой.

* * *

Лежит в траве осколок дня —
слепит стекляшкою меня.

Моей руки не выпускай —
пускай и спит в твоей. Пускай.

Бабушка

Ты такая ж, как я — горемычная”, —
мне давно говорила бабушка.

И зачем говорила, старая,
и концами платка утиралась?

(Я спала на веранде солнечной,
раньше милого просыпалась…)

И зачем говорила, старая?..

(Было солнечно, было ветрено…)

Я б не знала, что я — горемычная.
Что печальная — не заметила б.

* * *

Паука смету в углу.
А подпечную золу
под крыжовник брошу —
прямо на порошу.

Затопила. Можно жить,
раз к тому душа лежит.
Если лечь со мной спешит
тот, к кому душа лежит.

* * *

За изломами земли
прячутся озера.
По дороге не пыли —
утомишься скоро.

Вызревает в поле тишь,
как посевы эти.
Принялась за колос мышь,
зоркая, как дети.

* * *

Гвозданулась головой
о печной баран.

Я зато опять с тобой.
Ты из дальних стран
прибыл в нашу наконец,
дочери моей отец.

Снова близкий и живой
мне на радость дан.
Я от счастья — головой
о печной баран.