Стихотворения Тамары Андреевой

Лестница в облака

Всхожу бледнея на ступени,
Конец которых — в облаках,
Под шепот, трепеты и пенье
Многокрылатого стиха.
И, запахнувшись вместе с музой
В широкий эллинский хитон,
Иду вперед, ресницы сузив,
Мельканьем света ослеплен…
Когда же перейду преграду,
Готов молиться, петь готов, —
Из поэтического сада
С улыбкой выйдет Гумилёв,
И, поманив меня рукою,
Он скажет тихое: «Войди…»
Кругом — благоуханье хвои
И хор бессмертных впереди.

 

***

Волнистой линией тянулся горизонт,

Холмы сияли тусклой позолотой,

Над зеркалом черневшего болота

Раскрыло небо лиловатый зонт.

 

А в городе, по тротуарным латам,

Мелькают кляч избитые бока,

И рикши потные, в подоткнутых халатах

Глядят в заплаканные облака.

 

Волнистой линией тянулся горизонт,

Холмы сияли тусклой позолотой,

Над зеркалом черневшего болота

Раскрыло небо лиловатый зонт.

 

А в городе, по тротуарным латам,

Мелькают кляч избитые бока,

И рикши потные, в подоткнутых халатах

Глядят в заплаканные облака.

 

Холодный ветер

Холодный ветер все продул насквозь,
Туман завесою спустился над бульваром,
Пора бы, кажется, уж расходиться врозь
Так странно медлящим в задумчивости парам…
Как холодно!.. Как воздух мокр и стар!..
Полоски розовые на востоке встали,
Чуть слышно сквозь осенний мерзлый пар
Печальной песней блики заиграли…
Родине
Мерцающее марево закатов,
Чернеющий зазубринами лес
И холст оранжевых небес —

Все в памяти ненарушимо свято.

 
Но почему мы все тоской объяты?
Здесь облака такие же, как там,
Легки, округлы и крылаты,
Подобно нашим русским облакам…
Нет! наши облака — сияющие латы,
А здесь они, как жертва под ножом,
И мы — в тоске, за дальним рубежом,
О том, что в памяти ненарушимо свято…

 

***

Китайцы тихо пели песню
Печальную — из одних гласных.
И в полосах вода лиловых
У берега, а дальше — в красных…
О, почему, глазами щуря,
Мы сотнями проходим мимо,
Не зная ни того, что буря —
Сиянье крыльев серафима,
Что свет на небе не погашен
И в облаках, плывущих сонно,
Отражены громады башен,
Рекой когда-то поглощенных?

 

В черных джунглях

«…В мерных джунглях, мерная девушка».

                                          Райдер Хаггард
Тут плясала Джинна, блестело лицо,
Она — красивее всех…
У нее в губе золотое кольцо
И бусина, как орех.
Нагуа живого львенка принес —
Недовольна осталась она:
Захотела серьгу разноцветную в нос
И много клыков слона.
Потом пришел белый, бил Нагуа в спину,
А Джинне дал много бус…
Она пошла к сиди, в его долину,
Сказав: «Нагуа — трус».

 

Эпитафия

О, да, я была гетерой!
О, да, я была блудницей!
Жила я водной из улиц
На западной стороне…
Когда я кордакс плясала —
Мужчины менялись в лицах,
Кусали женщины губы
И перстни бросали мне…
Про мой синеватый пеплум,
Следы от моих сандалий
И голос, что был то нежен
Или по-мужскому груб, —
Теперь вы слышите в песнях,
Которых много слагали
За мой поцелуй поэты —
За детскую жадность губ.

 

В храме Ми-Син

Г. Д. Гребенщикову

Пейзаж китайский примитивно прост.

Тут верная жена нашла блаженство,

Чешуйчатый дракон свивает в кольца хвост

И тайных знаков страшно совершенство.

В одеждах длинных старец и монах,

Безмолвные, о чем-то грозно спорят;

Потоки золота в округлых облаках

Бросают свет на розовые горы.

И женщины, сгибая тонкий стан,

Храня торжественность на плоских лицах,

Следят, как медленно уходит караван

Нестройною и пестрой вереницей.

Харбин 1931

 

Ми-Син

По вечерам, средь запаха растений,
Обрюзгший бог, скрестивши ноги, спит.
Он очень стар. Отяжелел от лени,
Раскормленный, как годовалый кит.

Пока он спит, медлительные бонзы
Сжигают свечи, ударяют в гонг.
Но замер он, весь вылитый из бронзы,
Под медленно струящийся дифтонг.

Он слушает несущий звуки вечер
Отвисшим ухом с золотым кольцом…
Рокочет барабан. Треща, пылают свечи
Пред сонно улыбнувшимся лицом.

1931

 

Сон

Кругом пустынно. Снег и снег.
И я бегу. Лицо закрыто.
И мне навстречу человек,
Но он не тот, кого любила…

А вот еще – чужой старик…
Кругом так тихо и пустынно,
И месяц высунул свой длинный
Такой опошленный язык…