Стихотворения Елены Андреевой. Цикл “Посвящения”

МАШЕ И МИТЕ

Сегодня женится мальчишка,
(а для кого-то он – ученый,
и умница, и храбрый витязь),
а для меня – тот несмышленыш,
младенец с ясными глазами,
который стал надеждой светлой
для всех, кто ждал его прихода
в годах, где время незаметно,

где молодость еще в разгаре…
И вот уже его надежда
с пресветлым именем Мария
взошла, чтоб над судьбой безбрежной
сиять, даря земное счастье,
свершенья, взлеты… Лишь трамплином
пусть станут в жизни новой вашей
все нами взятые вершины!

Теодоре Стефановой

Мы с тобой через горы, равнины и снег
Долго жили одною границей,
Я мечтала, как ты, наяву и во сне
На родимой земле очутиться.

А сегодня я к ней припадаю лицом
и шепчу: «Дай-ка пустим по кругу
чашу радостной встречи и этим кольца
обведем наши судьбы, подруга».

В.А.

Я много терзалась
и мало любила я –
все старые боли
да верность постылая.
И вот подтвердила я
старую истину
о счастье нелегком,
о счастье с единственным.
Старею,
ловя его взгляды остывшие…
Дай руку, любимый!
Простите, любившие!

Л.В.

Как трудно быть доверия достойной,
как трудно все авансы оправдать,
ежеминутно ощущать, как больно
доверья даже каплю потерять.

Как нелегко умом ошеломленным
найти слова, достойные минут,
и бормотать «спасибо» отрешенно,
когда тебе вторую жизнь дают…

ПОДРУГАМ

Обвиняете –
парю
в небесах, мол, где-то,
старой дружбой не горю,
ею не согрета.

Но не надо той молвы!
Про себя гадаю –
может, выше головы
лишь своей взлетаю?

С вами – в радость и в беду!
Как могу не знать я,
что помягче упаду,
если вам в объятья?

К ЛЬВУ ТОЛСТОМУ

Целый день, сокращая
разрыв вековой,
все лечу и лечу
на свиданье с тобой –
через зелень равнин
и покой деревень
в твой застывший, высокий
волнующий день,
чтоб частичку его
унести, сохранить,
чтобы наши эпохи
на время сместить,
чтоб найти, угадать
пусть не жизнь – только час
этой жизни, что с нашими днями
слилась.

Г.Д.

Так вышло – за чужую радость
Всей женской долей заплатила.
С детьми она одна осталась.
Казалось, это не по силам –
Косые взгляды, осужденье
И за наряд и за прическу,
За все, в чем виделось спасенье,
За то, что жить пришлось не просто.
И все же были ожиданья
Того, который не вернется,
И было робкое свиданье,
Что позже болью отзовется…
А близнецы росли, в печали
Вливая радость неизменно.
И о возлюбленных мечтали –
Таких, как мама, непременно.
Для них она была всех краше,
В ней были всех начал начала…
Любовь сыновняя на страже
Ее судьбы теперь стояла.

СТАРЕЮЩИМ ЖЕНЩИНАМ

Да, нелегко, когда промчатся весны,
Сказать себе – все кончено, смирись,
Тебя давно к разряду «слишком взрослых»
Относит юность и уже корит
За яркий цвет костюма или платья,
А взгляд призывный не тебя зовет…
Уходят годы, и должна искать я
Свой день в конце умеренных забот,
Где все полеты сведены к раздумьям,
Где молодой задор уже смешон,
Где надо жить солидно и не шумно,
Где беспощаден старости закон.

Зачем об этом думы постоянно?
Видать, стою на грустном рубеже,
Когда листва осенняя багряна,
Но зимний ветер чудится уже.

ТАНЕ И ПЕТРУ

Скрипели простуженно ели,
Луна утопала в снегах.
Мы шли по тропинке и пели
О вольных российских полях.

Два голоса в песне сливались.
Я им подпевала едва.
Счастливая ваша усталость
Весомость вносила с слова.

С тех пор к вашим дням сопричастна.
Взгрустнется – ту песню пою.
Согрело меня ваше счастье,
Вошедшее в душу мою.

И.Л.

Я до тебя не понимала,
Какой недюжинный запас
Тепла, душевного накала
Вложил завод когда-то в нас.

Нас на чужих меридианах
Завод – такой далекий свет –
Вдруг одарил теплом нежданным,
Родней которого и нет.

В нем – те заветные истоки,
Которым мы всю жизнь верны.
Они, как вешние потоки,
От заводской бегут весны…

ВО ФРАНЦИИ
Е.Осетрову

За древним Парижем, в поречье Луары
Немало диковинных мест.
Здесь жили правители, замков их старых
Немало разбросано здесь.

Наш гид как горох нам на головы сыпал
Былых королей имена…
Буклетов и планов припас для нас кипы.
А кто-то спросил: «Здесь видна
Какая-то крепость,
а может, и замок.
В программе поездки он есть?»
«Нет, – тон был у гида обыденный самый, –
Он пуст,
погребен только здесь
Старик – Леонардо да Винчи,
а был он
Сюда приглашен королем.
Король просвещенный», – продолжил он с пылом…
«Так что ж мы туда не идем?» –
Прервали его… Над Луарою замков
Немало, но память хранит
Один как святыню –
Заброшенный, старый,
Где гений сном вечности спит.

АЛЕКСАНДРУ НЕВЗОРОВУ

Когда в ночи на стылом пустыре
Вам прямо в сердце целился Иуда,
он верил – мир забудет о добре,
и без того с добром сегодня худо.

А кто-то ждал, убийцу к Вам послав.
Он знал, что Вы отчаянны безмерно.
Вы – дерзости с доверчивостью сплав.
Поступки Ваши рассчитали верно.

Тот, кто, Невзоров, целил в сердце Вам,
стрелял в надежду русскую и совесть.
Вы, бросив вызов смутным временам,
среди бесчинств свою писали повесть.

И многих жгли правдивые слова…
«600 секунд» войдут в свои права!

НЕПОЛЕТЕВШИМ КОСМОНАВТАМ

Наверно, это нелегко –
боль, напряженье, перегрузки…
А цель еще так далека!
В отважном сердце – всплески грусти.

Кто знает – может выйти так –
года, упорство, тренировки…
Потом какой-нибудь пустяк –
бессонница, ступил неловко,
шум в сердце – и конец мечте…
Но верю, быть вам, безымянным,
душой на той же высоте,
что для взлетевших стала главной!

К СОБРАТЬЯМ ПО ПЕРУ

Поверьте, собратья, сейчас не до формы,
сейчас надо твердо стоять на платформе
родной, корневой, и не гнуться, чтоб новой
исполнились силы деянья и Слово.

ПОЭТУ АЛЕКСАНДРУ ТИХОМИРОВУ

Ты жил негромко и друзей
своих умел любить негромко.
И, может, в гибели твоей
нас обвинят еще потомки.
Все, что при жизни на потом
отложено тобою было,

мы в день грядущий понесем,
не опустив с тобой в могилу.

НАД ЧУЖИМИ СТИХАМИ

Сажиде Сулеймановой

Я собирала чужие стихи –
автора не было больше на свете.
Я понимала святые грехи,
чувства и мысли, что жаждущим светят.

Я постигала чужую любовь,
и материнскую боль, и печали.
Я постигала всесилие слов,
билось в них солнце и вьюги рыдали…

Я собирала стихи, чтоб они
книгою стали – посмертной, судьбовной.
Жизнью чужой я жила в эти дни.
Только моей она сделалась словно.

Да, мы уходим, но если стихи
душу и сердце волнуют, то значит –
чувства живут, то шальны, то тихи,
снова сулят то беду, то удачу.

Мне те стихи не давали уснуть.
Я постигала бессмертия суть…

ПОЭТУ-ПЕРЕВОДЧИКУ ВЛАДИМИРУ НЕЙДШТАТУ

Вы книгу подарили мне когда-то:
«Елене от Владимира Нейдштата…»
Великодушно ниже приписали,
что как поэт Вы все уже сказали,
что Ваш подарок – это эстафета,
и что мне завтра быть, как Вы, поэтом.
Пятнадцать лет тогда мне было только.
А в двадцать пять я сожалела горько,
что прозаично стала инженером.
Жизнь стала вдруг унылою и серой.

Но за меня Вы были не в ответе,
ведь Вас тогда уж не было на свете.
Вам не понадобились оправданья
девчонки, обманувшей ожиданья.
Я Ваш подарок часто доставала,
с тоской надежды наши вспоминала,
считала книгу всем, что мне осталось
от времени, когда легко мечталось.

Потом? Потом всего так много было.
Статьи писала я, переводила,
ждать научилась, усмирять желанья,
терять друзей, не верить в обещанья.
И вот однажды сообщила пресса:
«Свои стихи читала поэтесса…»
Меня впервые нарекли поэтом,
но Вы услышать не смогли об этом.

АЛЕКСАНДРУ КРАСНУХИНУ

«Был ранен и умер от ран…» –
бесстрастно-скупа похоронка.
Шестнадцатилетний пацан,
меня называвший сестренкой.

Кто рядом был в смертный твой час?
Жена, мать, невеста чужая?
Так судьбы сложились у нас –
не помню тебя и не знаю.

Но верю – нашли для тебя
те женщины нужное слово.
Война – грозовая судьба,
где не было горя чужого.

Ушел на войну старший брат,
когда я ходить начинала.
Всю боль невозвратных утрат
я только теперь осознала.

ПОРФИРИЮ ИВАНОВУ

Исцели меня, Учитель, помоги!
Есть и хвори, есть и горе, и враги.
Слово ближнего сражает наповал.
Жизни груз в моем бессилье тяжким стал.
И с природой я утрачиваю связь…
Лишь работа на износ, крушенье, грязь…
Странно рушится все то, что создаю,
И умру в смиренье долгом, не в бою.

Поведи меня, Учитель, научи,
Как найти к природным таинствам ключи,
Почерпнуть в них силу. Мне уже давно
Бодрой быть и быть спокойной не дано.

Мне не выбраться из дебрей наугад.
Знаю, всем помочь при жизни был ты рад.
Но бессмертна, верю, мысль, из темноты
Мысли луч послать на Землю сможешь ты!

В ПЕТРОПАВЛОВСКЕ-КАЗАХСКОМ

А.Каныкину
Здесь для кого-то родина и дом,
и все полно особого значенья,
и этот старый парк с большим прудом,
и цветники, и площадь – судеб звенья.

Здесь все как было в давние года,
ничто не рушилось и не менялось,
здесь все стабильно, словно навсегда.
И мнится, здесь пора надежд осталась.

Здесь даже статуй гипс ласкает взгляд
и голос низвергателей не слышен.
И город солнцу, листопаду рад,
и веришь, здесь покой под каждой крышей.

Иду неспешно в желтой тишине
под листопадом в городе далеком,
что здесь уже была я, мнится мне,
и оттого мне здесь не одиноко…

О СЧАСТЬЕ
Кларе

Все было в юности моей –
Картофельный дымок,
Сирень в венке беспечных дней,
Разбег больших дорог.

Они бежали по долам,
Врезались в глушь лесов,
Вели к далеким городам…
На сотни голосов

мне о неведомых краях
все пела, пела даль.
Не знала я, что значит страх,
сомненья и печаль.

Я шла вперед года подряд,
чтобы понять потом,
что счастье – это путь назад,
к березам, в отчий дом. .

Н.Г.

Чувства – наполовину,
дружба – наполовину.
Выбрали мы с тобою
странную середину.

В этом – недотянули,
в чем-то – переборщили
и безнадежно тонем
в вязком словесном иле.

Дружбою не едины,
чувствами не согреты
и не сильны доверьем –
вышло ни то, ни это.

С.М.

Болотными травами
Стелется ложь.
Обида не пыль,
С рукава не стряхнешь.

Надежды увязли
в трясине вражды.
Несут отрезвленье
Слепые дожди.

А вкрадчивый голос
Из дальних болот
Чего-то сулит
И куда-то зовет.

Дрожит над трясиной
Нестойкая гать.
Я к ней устремляюсь –
Надежды спасать.

АЛИШЕРУ САМАТОВУ

Пять жарких дней в холодном январе –
Порою приключается такое,
Ты о весне шептал мне на заре
И о крылатом юном непокое.
В глазах бездонных трепетал вопрос,
Сгибал безмерной тяжестью ресницы –
А если эти дни для нас всерьез,
То сколько счастье зимнее продлится?
А я молчала и ждала чудес…
Свершилось чудо – ты ведь не исчез…