Стихотворения Екатерины Яровой
ПЕСНЯ ПРО МОЁ ПОКОЛЕНИЕ
Семидесятых поколенье.
Какое время? Безвременье.
Какие чувства? Сожаленье.
А как зовут нас? Населенье.
Достались нам одни обноски:
Вставная челюсть на присоске,
Пятидесятых отголоски,
Шестидесятых подголоски.
Обозначены сроком
Между «Битлз» и роком,
Между шейком и брейком,
Между Кеннеди и Рейганом,
Между ложью и правдой,
Меж Кабулом и Прагой,
Между хиппи и панками
И всегда между танками…
Семидесятых поколенье,
Как отсыревшие поленья,
И не горенье, не гниенье,
А так, застойное явленье.
Смирившись, ни во что не лезли мы
И пережили двадцать лет зимы…
Заиндевевшим, каково теперь
Согреться в нынешнюю оттепель?!
Обозначены сроком
Между «Битлз» и роком,
Между шейком и брейком,
Между Кеннеди и Рейганом,
Между ложью и правдой,
Меж Кабулом и Прагой,
Между хиппи и панками
И всегда между танками…
Уже никто не ждет с волненьем,
Что скажет наше поколенье,
А должен быть как раз сейчас
Наш апогей, наш звездный час!
Тридцатилетние подростки,
У нас лишь планы да наброски.
На нас взирает как на взрослых
Поколенье девяностых.
Обмануть себя просто —
Нет с «потерянных» спроса…
Только совесть вопросом
Прорастет сквозь былье,
И душа на мгновенье
Вспыхнет, как на рентгене, —
Тут не спишешь на время
Прозябанье свое!
* * *
Зачем мы все живем начерновую
И вместо шелка носим джинсов сбрую?
Давайте день ненастный облюбуем
И в честь него достанем праздничный сервиз.
Когда настанет век, где все легально,
Где музыкальны все и уникальны,
Час радости длинней, чем час печальный,
Где каждый день — подарок и сюрприз?
Зачем трубить в ржавеющие трубы,
Зачем трудить надтреснувшие губы,
Зачем так примитивны мы и грубы
И на ночь совесть запираем на засов?
Оркестр играет свадебные марши,
День завтрашний вольется в день вчерашний,
И самый непреклонный, самый страшный
Звук незаметный — тиканье часов.
Мы мечемся, себя не понимаем,
Не тех, кого мы любим, обнимаем,
А тех, кого мы любим, отпускаем,
Не знаем мы, что с нами станет через год.
Гудят неумолкающие струи,
Звенят, звенят натянутые струны…
На нас, неблагодарных и безумных,
Вдруг благодатью мудрость снизойдет…
июнь 1982
Москва
КРАСНЫЙ УГ0Л0К
Радуйтесь, что вы не в тюрьме, не в больнице.
Если вас ведут в караульный участок, радуйтесь,
что вас ведут не в геенну огненную.
А. П. Чехов
Не в химчистке и не в бане,
Не в киоске, не в ларьке,
Я живу себе в нирване
В самом Красном уголке.
На просвет, как на рентгене,
Но ведь не на Колыме.
И не в огненной геенне,
Не в больнице, не в тюрьме.
Здесь ни пьяни нет, ни брани —
Рада вся моя родня.
И проводятся собранья
Прямо в спальне у меня.
Здесь благообразья царство,
А царем здесь комендант.
Охраняюсь государством,
Как музейный экспонат.
На подъезде нету кода,
Но решетка на окне.
И прибит Моральный Кодекс
В изголовье на стене.
Не страшны мне катаклизмы,
Что хочу себе пою.
В уголке социализма
Проживаю, как в раю.
Все ведут себя культурно,
Гости на пол не плюют.
У меня при входе урна —
В уголке моем уют.
Притащили мне трибуну
В мой прекрасный уголок.
Постучу по ней и сплюну,
Чтоб никто не уволок.
На меня глядит с портрета
Ленин с кепочкой в руке…
Если жить в Стране Советов,
То уж в Красном уголке.
Не хочу я жить в квартире,
Мне теперь все нипочем!
Я пожить могла бы в тире,
Впрочем, все мы в нем живем…
* * *
Из Екатеринбурга родом,
Екатериною наречена,
Я под апрельским небосводом,
Я ранним утром рождена.
Не знаю, что меня забросило сюда —
То Божья прихоть или чья-то похоть…
Был первым плач — последним будет хохот.
Я здесь пролетом — там я навсегда.
Но в судный день, когда предстанут Божьи очи,
Мне от ответа не уйти.
Мне Бог простит мои хмельные ночи.
Он, может быть, немного побормочет,
Но все простит. Если захочет.
Из Екатеринбурга родом,
Екатериною наречена,
Я под апрельским небосводом,
Я ранним утром рождена!
1978
Москва
Красный уголок
Радуйтесь, что вы не в тюрьме, не в больнице.
Если вас ведут в караульный участок, радуйтесь,
что вас ведут не в геенну огненную.
А. П. Чехов
Не в химчистке и не в бане,
Не в киоске, не в ларьке,
Я живу себе в нирване
В самом Красном уголке.
На просвет, как на рентгене,
Но ведь не на Колыме.
И не в огненной геенне,
Не в больнице, не в тюрьме.
Здесь ни пьяни нет, ни брани —
Рада вся моя родня.
И проводятся собранья
Прямо в спальне у меня.
Здесь благообразья царство,
А царем здесь комендант.
Охраняюсь государством,
Как музейный экспонат.
На подъезде нету кода,
Но решетка на окне.
И прибит Моральный Кодекс
В изголовье на стене.
Не страшны мне катаклизмы,
Что хочу себе пою.
В уголке социализма
Проживаю, как в раю.
Все ведут себя культурно,
Гости на пол не плюют.
У меня при входе урна —
В уголке моем уют.
Притащили мне трибуну
В мой прекрасный уголок.
Постучу по ней и сплюну,
Чтоб никто не уволок.
На меня глядит с портрета
Ленин с кепочкой в руке…
Если жить в Стране Советов,
То уж в Красном уголке.
Не хочу я жить в квартире,
Мне теперь все нипочем!
Я пожить могла бы в тире,
Впрочем, все мы в нем живем…
* * *
Я играю вничью. Я — ничья.
Я не пешка, не ферзь. Я — ладья.
Рокировкой-сноровкой к королю,
Попадешься в ловушку — загублю.
Я по белым по клеточкам
Проплыву не спеша,
А по черным по клеточкам…
Замирает душа.
Черно-белое поле
Да яркие сны,
Белогривые кони,
Голубые слоны.
Я черна, как Лилит,
Как невеста, бела,
Аж душа заболит,
Как невинна была.
Я по минному полю
Пробегаю, зажмурив глаза.
Поскорее бы, что ли,
Эта белая полоса.
Я совсем заблудилась,
Вы меня не ищите,
Крест на мне поскорее поставьте,
Я его понесу, как распятье,
А по городу всем объявите:
Потерялся ребенок по имени Катя.
июль 1978
Москва
* * *
Машины, машины, машины,
Слепящие фары и шины,
Шипящие шины шершавы,
Шоферы откинувшись властодержавны.
Раздавят, расплющат, расплавят,
Живьем не оставят,
Преследуют, гонятся, давят
И самоубийцей ославят.
Им нету до грешницы дела,
Несутся вперед оголтело,
Затылком в асфальт порыжелый
Распластано тело.
1978
Москва
* * *
Я пролетом в твоих городах…
Я — прологом…
Но в своем прозябанье убогом
Я, как прежде, не проклята Богом,
Хоть давно потонула в грехах.
Может, мне искупиться, умыться,
Отрешиться, остепениться?
Может, это последний мой крах?
Но пронзителен вздох на губах…
В небесах и журавль, и синица.
Я пролетом в земных городах
И любви мимолетных капканах,
Оставляющих рваные раны.
А в моих сокровенных садах
Мало избранных — много званых.
Сентябри вы мои, сентябри,
Убаюкивающе-крахмальны,
Паутиной меня оплели
Погребальной.
Никакой мне не надо отсрочки,
Родилась и умру не в сорочке.
Просто как-то прохладной порой,
Не оставив ни сына, ни дочки,
Не поставив последнюю точку,
Я легко вознесусь над землей…
июль 1978
Москва
* * *
О чем кричит ночная птица?
Мне это снится иль не спится?
Нам суждено с тобой проститься —
Оставь же мне печаль свою.
По гулким улочкам поспешно,
Скрываясь в темноте кромешной,
Я у иконы потемневшей
Ночь на коленях простою.
По-лебединому кричала
И зверем загнанным молчала,
А может, все начнем сначала —
Ведь нам лететь в одном строю.
Моих счастливых дней посредник,
Мой молчаливый собеседник,
Ночной певец, я твой наследник,
Лети, я песню допою.
июль 1979
Москва
Фиеста
Все кончается на свете,
вслед за летом — дождь и ветер,
как всегда.
Вот и кончилась фиеста,
оглянись — на прежнем месте
ни следа.
Вот и листья облетают,
и в осенней дымке тают
города.
И как призрак исчезают,
и конечно, не вернутся
никогда.
Лишь мелькнет бесплотной тенью
на какое-то мгновенье
образ твой.
После вспышки ослепленья
легкий выдох сожаленья:
«Боже мой…»
Вот и кончилась фиеста,
оглянись — на прежнем месте
ни следа.
Все кончается на свете,
вслед за летом — дождь и ветер,
как всегда.
Поезд мчит — ни оглянуться,
ни очнуться, ни проснуться,
ни свернуть.
От себя не убежать,
чтоб не кричать — ладонью рот зажать,
и в путь.
Канут в Лету это лето
и мои младые лета —
не вернуть.
А забрезжит луч рассвета —
мне б допеть конец куплета
как-нибудь.
Лишь мелькнет бесплотной тенью
на какое-то мгновенье
образ твой.
После вспышки ослепленья
легкий выдох сожаленья:
«Боже мой…»
Вот и кончилась фиеста,
оглянись — на прежнем месте
ни следа.
Все кончается на свете,
вслед за летом — дождь и ветер,
как всегда.
июль 1979
Москва
* * *
Когда мне кажется, что всеми позабыта
И что живу среди хапуг и паразитов,
Что моя жизнь никчемная разбита
И помощи мне неоткуда ждать,
Я вдруг пойму, что двери в доме не забиты
И далеко мне до разбитого корыта,
Я вдруг пойму, собака в чем зарыта —
Мне двадцать пять, мне только двадцать пять!
И будет жизнь: и взлеты, и паденья,
Лишь дай, Господь, мне чуточку терпенья,
И будут мне даны восторг и вдохновенье,
Фортуна улыбнется мне опять.
И верю, явится мне чудное мгновенье,
И моя жизнь исполнится значенья,
И встречу песней не одной зари рожденье,
Мне двадцать пять, мне только двадцать пять!
Все впереди: и сказочные страны,
Где птицы райские и пенные фонтаны,
Все впереди, и унывать мне рано —
Свершившегося не переиграть.
Я залижу воспоминаний раны
И наплюю на все обиды и обманы,
Да будет так! Иначе было б странно,
Ведь двадцать пять, мне только двадцать пять!
июль 1979, 1982
Москва
* * *
Уходит молодость, а с нею и любовь.
Уходят вместе, молча за руки держась.
Гляжу им вслед — покой и воля, стынет кровь, —
Осуществят свою губительную власть.
Как устоять, как пережить сей скорбный день,
Измерить чем такой потери глубину?
Уже их нет, от них осталась только тень,
Каким созвучьем мне измерить тишину?
Их задержать сам Бог не в силах мне помочь,
Раз не смогла их удержать в своей горсти.
Тебя я, молодость, гнала скорее прочь,
Тебя, любовь, не узнавала я, прости.
Когда и тень от них исчезнет в облаках,
Мне на прощанье даже не взмахнув рукой,
Тогда помогут удержаться на ногах
Взамен оставшиеся воля и покой.
* * *
Кто ты, Артист?
Жизнь твоя просто пропала
В тот же момент, как попала
В черные дыры кулис.
Кто ты, Артист?
Время давно миновало
Не бенефисов — провалов,
Тех, когда топот и свист.
Где ты, Артист
Каждою клеточкой кожи,
Чтобы кидали из ложи
Розы и возгласы «бис!»?
Кто ты, Артист?
Глупый паяц или дьявол?
Рвущий рубаху по пьяни
Плачущий мазохист?
Ты за гроши,
Ты за смешную зарплату
Делаешь за день стократно
Перелицовку души.
И за пятак
Вечно доказывать должен,
Что невозможное можешь,
Жалкий великий чудак!
«Закружит ветром лист осенний…»
В. Рыбакову
* * *
Закружит ветром лист осенний,
И нет от осени спасенья,
По-сумасшедшему завертит
Моих земных дорог веретено.
А лето было так давно,
Что трудно этому поверить,
Каким аршином жизнь измерить?
Как трудно не свершить того, что суждено.
Закружим, полетим с тобой однажды утром сонным,
Как страшно, как прекрасно быть бездомным
И ничего у Бога не просить.
Как сладко увидеть под собою город спящий,
Лишь ветер, ветер, ветер уносящий
Рвет памяти невидимую нить.
Закружит, унесет от дома
К каким-то далям незнакомым,
На паутине невесомой
Вершит Земля свой плавный оборот.
И вот уже не лист парящий,
А белый снег, глаза слепящий,
Куда-то в небо уходящий,
И снова вниз, и все наоборот.
Закружим, полетим с тобой однажды утром сонным,
Как страшно, как прекрасно быть бездомным
И ничего у Бога не просить.
Как сладко увидеть под собою город спящий,
Лишь ветер, ветер, ветер уносящий
Рвет памяти невидимую нить…
сентябрь 1981
Хабаровск
Один
По воде, яко посуху,
или по воздуху
шел и летел Он — один.
Был Он наг.
Каждый шаг
измерялся столетьем,
и руки, как плети,
лишь вздох из груди:
ОДИН…
Брел по камешкам звезд,
обжигая ступни, не считая верст.
Без надежды глядел на сверхновые звезды
и взрывы галактик.
Он искал…
Он искал ту планету людей,
где когда-то его называли Богом.
Но пока Он другие миры открывал,
изменилось так много!
Где тот шар
голубой и мерцающий,
дышащий, теплый,
как сердце Вселенной?..
Лишь пожар…
Кровоточит Земля,
словно рек перерезаны вены.
Эти люди
считали его всемогущим,
всесильным, всезнающим,
видно, напрасно.
Он не знал.
Не умел и не мог
начинать все сначала.
Ведь только одно
бывает Начало.
По воде, яко посуху или по воздуху
шел и летел Он один. Был Он наг. Каждый шаг
измерялся столетьем, и руки, как плети,
лишь вздох из груди: ОДИН… ОДИН…
* * *
Мир так жесток,
Лишь ступи за порог —
Полон крови, страданий, насилья.
В мире горя и слез
Всемогущий Христос
Оказался и слаб, и бессилен.
И никто не видал,
Как он ел или спал,
Его голос был тих или звонок.
Что за детский наив —
К благородству призыв?
Видно, Богом был просто ребенок.
Всех веков лейтмотив
Этот детский наив —
От Христа вплоть до нашего века.
Не на вечных китах,
А на детских мечтах
Еще теплится жизнь человека.
* * *
Катится колясочка
Сквозь дожди, снега и вьюги,
Сказочка за сказочкой,
Что-то будет, что-то будет?
Сквозь года и города,
Через тыщи километров,
Прибавляя без труда
Сантиметр за сантиметром.
Балаганчик на колесах —
Там игрушки оживают,
Там и радости, и слезы
Проживают, проживают.
Нет, никто не отгадает —
Повезет — не повезет…
Лишь колясочка все знает —
Куда надо, привезет!
Катится колясочка
Сквозь дожди, снега и вьюги,
Сказочка за сказочкой…
Что-то будет, что-то будет!
ноябрь 1981
Хабаровск
* * *
Ужели костер догорает, едва разгоревшись,
И, следуя долгу иль глупости, пламя потушим?
И долгие годы поститься, едва разговевшись,
О, Боже, спаси наши души, спаси наши души!
Не нами под деревом райским запрет был нарушен.
За что ж нас караешь не нашей, чужою виною?
О, Боже, спаси наши души, спаси наши души,
А мы уж грехи и свои, и чужие отмоем.
Не сами придумали это, придумали это…
Какие там к черту зароки, обеты, запреты?
Не разум, а душу свою ты послушай, послушай,
И Боже спасет наши души, спасет наши души.
Ужели костер догорает, едва разгоревшись,
И, следуя долгу иль глупости, пламя потушим?
И долгие годы поститься, едва разговевшись,
И Бог никогда не спасет наши мелкие души.
декабрь 1981
Хабаровск
* * *
А праздник только начался
Под звуки флейты.
Я к вам зашел на полчаса,
Вина налейте.
И с апельсинов кожуру
Срывают пальцы.
И, видно, только поутру
Затихнут танцы.
И смех, и дым от сигарет,
Балкон распахнут.
На рюмках от помады след,
И ночью пахнет.
Я к вам зашел на полчаса,
Уйти нет силы.
Вино, и ночь, и голоса,
И апельсины.
Но ночь минула, и пора
Нам всем проститься.
Как апельсинов кожура,
Помяты лица.
Ведь нас покинула давно
Веселья муза.
До капли выпито вино
Ночных иллюзий.
январь 1982
Свердловск
По дороге из «Домодедово»
Стелется дым по промерзшей земле…
Был ты со мной или не был?
Ты улетел, и тоска по тебе
Точкой серебряной в небе…
Время течет бесконечной рекой,
Мы же секунды считаем.
Я на стекло натыкаюсь рукой —
Миг — и ты недосягаем.
Как без тебя опустела Москва.
Тихо в пустой электричке.
Сквозь дремоту долетает едва
Дальних гудков перекличка…
Ослабевает прошедшего власть,
Тает оно, как в тумане.
Вот потихоньку и боль улеглась,
Словно чаинки в стакане.
апрель 1982
Москва
* * *
Душа устала от порывов.
Устала и жива едва.
От неродившихся мотивов
Отяжелела голова.
Где ты, любовь, что вне сезона,
Что вне обид, что вне измен?
И совершать нам нет резона
Претензий мелочных обмен.
Любовь исторгнет звук печальный
И завершит прощальный круг.
И будем за сервизом чайным
Семейный проводить досуг.
На долгое существованье
Моя любовь обречена,
И в цепи разочарований
Она навек заточена.
И, пожонглировав словами,
Загоним мы себя в тупик…
Но, словно белый флаг, над нами
Взойдет округлый детский лик.
апрель 1982
Москва
* * *
Любовь не пернатым ангелом
пришла, не игривым скерцо.
Схватила, как жрица агнца,
железной рукою за сердце.
Не милостями одаривает,
а, выстрелом оглушив,
На адском огне поджаривает
лучший кусок души.
Губы не медом обласканы,
а перцем обожжены.
Любовь не песней, не сказкою —
ухмылкою сатаны.
Оборотень! Ты серной
прикидывалась, губя?
Маску сдирай, стерва!
Любовь, я узнала тебя.
* * *
Над Москвою, над Москвою
Ветер носит облака.
Крылья за моей спиною
Не расправились пока.
Это крылья или память
Как во сне прошедших лет?
Птица в небе, змей на камне
Свой не оставляют след…
Моих чувств сложна соната —
Не получится на «бис».
По канату, по канату,
Что над пропастью повис.
Если мы прохладным утром
Вместе полетим с тобой,
Будущее — парашютом
Распахнется за спиной.
И походочкой легчайшей
Я по жизни пробегу,
Переполненную чашу
Не пролью, уберегу.
А пока что над Москвою
Ветер носит облака…
Крылья за моей спиною
Не расправились пока.
июль 1982
Агудзеры
* * *
Доколь играть чужую роль?
Любовь моя — одна утрата.
Какая грусть, какая боль,
Что мы не встретились когда-то.
Когда была я молода,
Душа моя была тогда,
Как родниковая вода,
Когда еще был непочат
Незнанья клад, сомненья яд,
Душа была цветущий сад.
Нестроен был страстей оркестр,
В нем флейта громче всех звучала,
В жизнь, как в залитый солнцем лес,
Я так стремительно вбежала.
Ты пишешь мне, что я нежна,
Добра, умна, чиста, красива,
А я боюсь, что я грешна,
Глупа, груба, властолюбива.
Когда была я молода,
Душа моя была тогда,
Как родниковая вода,
Когда еще был непочат
Незнанья клад, сомненья яд,
Душа была цветущий сад.
Не знаю я, как дальше жить.
Ну где мне взять большие крылья,
Каких богов еще молить,
Чтобы нам встречу подарили?
Меня далеко не ищи.
Лишь завершу я путь свой млечный,
В субтропиках твоей души
Поверь мне, приземлюсь навечно.
Доколь играть чужую роль?
Любовь моя — одна утрата.
И все ж какая это боль,
Что мы не встретились когда-то.
июль 1982
Новороссийск
«Ах, мы с тобой друзья по переписке…»
В. Рыбакову
* * *
Ах, мы с тобой друзья по переписке,
Как это ни печально, ни смешно,
И так ты далеко, что даже близко…
Сижу я, как в глухонемом кино.
Ах, милый друг, к чему нам эти строчки?
Ты приезжай, живьем поговорим.
О том, о сем, о милой нашей дочке,
Я жду тебя! Но ты неуловим.
Легендами покрыт, овеян славой,
Когда б ты ни приехал — будешь мил,
Афиш, рецензий бесконечной лавой
Свой путь тернистый лишь бы устелил.
Я тоже тут зря время не теряю:
Дитя на лето к морю вывожу,
Пишу стихи и песни сочиняю,
Но замужем ли — не соображу.
Ты пишешь, мол, скучаю, приближаюсь,
Из пункта А в пункт Б так сложен путь,
А я все удаляюсь, удаляюсь…
Ты как зовут меня не позабудь.
Так будем мы с тобой по белу свету
Искать друг друга, чувствуя без слов,
Надежда есть! Ведь круглая планета!
Что ж, встретимся с тобой в конце концов!
июль 1982
Новороссийск
* * *
Когда зимы проходят сны
Мы с нетерпеньем ждем весны
Как путник ночью заблудившись ждет рассвета
И только лето
Мы с сожаленьем провожаем
И это так переживаем
Как завершение любви
Уходим в осень
Печальны наши настроенья
И лета лучшие мгновенья
В душе незыблемо храним
Когда весна закончит путь
Мы не печалимся ничуть
Мы солнца ждем и ждет земля тепла и света
И только лето
Мы с сожаленьем провожаем
И это так переживаем
Как завершение любви
Уходим в осень
Печальны наши настроенья
И лета лучшие мгновенья
В душе незыблемо храним
Когда же нет конца дождям
И нет конца осенним дням
Мы ждем зимы как в Новый год подарка дети
И только лето
Мы с сожаленьем провожаем
И это так переживаем
Как завершение любви
Уходим в осень
Печальны наши настроенья
И лета лучшие мгновенья
В душе незыблемо храним
июль 1982
Новороссийск