Стихотворения Марии Терентьевой
Музыка
Было в бараке темно и скученно,
Многие после работы спали,
А пальцы мои исполняли беззвучно
Концерт Чайковского на одеяле.
По нарам пальцы мои летели,
И в них восторг, протест и терпенье…
Мне слышалось не завыванье метели,
А первый гром — торжество избавленья.
Метель шагала от края до края,
Шагала, сугробами укрывая.
Мне слышалось, где-то скрипки звучали
И, будто в апреле, капели стучали.
Сверкали люстры в концертном зале,
Немая музыка каждый вечер
Меня, как птицу, ввысь поднимала
И вниз, и вниз бросала, калеча.
Не трикотаж распускать, не нити
Вязать, крутить крестом и на пяльцах, —
Меня по волнам судеб, событий
Несли уже сумасшедшие пальцы.
И я гребла локтями, ладонями
Против течения, против течения,
Чтобы, пробив пространства ледовые,
Музыка вырвалась из заточения.
Тюремная колыбельная
Утром рано, на рассвете,
Корпусно́й придёт,
На поверку встанут дети,
Солнышко блеснёт.
Проберётся лучик тонкий
За высокий щит,
К заключённому ребёнку
Лучик добежит.
Но светлее всё ж не станет
Мрачное жильё,
Кто вернёт тебе румянец,
Солнышко моё!
За решёткой, за замка́ми
Дни словно года́…
Плачут дети, даже мамы
Плачут иногда.
Но выхаживают смену,
Закалив сердца.
Мальчик мой, не верь в измену
Своего отца!
Как он вынес суд неправый,
Клевету, разбой?
В море го́ря и отравы
Встретится ль с тобой?
Тише, тише, дремлют дети,
Солнца луч угас,
День весенний, свежий ветер
Прошумят без нас!..
Москва. Часовая башня
Бутырской тюрьмы
Мать
Мне не забыть до скончанья дней
Тех, кого чёрной волной унесло…
Ребёнка не было с ней,
А руки искали его тепло.
И всё, казалось, там, на снегу,
Настойчиво детский голос зовёт…
В ту полночь, в яростную пургу,
Она бежала до самых ворот.
Хлеб, сбережённый ещё с утра,
Она протянула ему, ему…
Сквозь вой и свист два белых крыла
Помчали её в колючую тьму.
Псов отгонял и крутился снег,
Укрыл едва заметным холмом,
И где-то в самом последнем сне
Остался её разорённый дом…
Едва в сугробах заря зажглась,
Повеяло хрупкою тишиной.
И на поверке в который раз
Недосчитались ещё одной.
ПРУД
Могучих елей полукружье
У позабытого пруда,
Как проржавевшее оружье,
Под рыжей ряской спит вода.
Ни солнца блеск, ни вспышки зарев
Не различимы в глубине,
Во тьме смешенье липких тварей,
Гниенье трав на вязком дне.
Проникнувшие ввысь растенья
Безудержную сеть плетут,
Железно прочные сплетенья
Сковали онемевший пруд.
Пропали родники живые.
Где била чистая струя,
Наплывы тины.
Ножевые
Блестят осоки острия.
Стоят, как стража вековая,
Среди болотных сорняков
Пеньки,
пути перекрывая
Истокам новых родников.
МОСКВА ИЗДАЛЕКА
По-прежнему с небрежностью,
Теплом дыша,
Укачивает с нежностью
Вагон, спеша.
И за заставу, за предел
Моей мечты,
Где вечер так смертельно бел,
Белы кусты.
Студенческие корпуса
Еще в огнях,
Но стройки щебень и леса
Давно впотьмах.
Вперед тропинкой тоненькой,
Вперед, бегом…
Быть может, дом зелененький
Пошел на слом.
Быть может, ты одна, в слезах,
И все старей…
Взглянуть опять в твои глаза,
Обнять скорей.
С утра, пойдешь ли в очередь,
В делах простых
О несчастливой дочери
Горюешь ты.
И тяжки ночи звездные,
Все ждешь давно…
Я постучусь в морозное
Твое окно,
«Я крикну: “С вами снова я!”»
Но что со мной…
Темнеет даль суровая,
Туман сплошной…
И ночь разделяет нас черным крылом.
Лишь отсвет Москвы в полумраке ночном,
Лишь отсвет любви твоей в сердце моем.
Разговор со звездами
Мир не так просторен и прост,
как казалось ещё вчера,
но спокойствию
учусь у звёзд
в одинокие вечера.
За барачным низким окном
тени синие пролились.
Я весь двор
прошагаю кругом
и смотрю в огромную высь.
Чуть морозит,
и звёзды смелей
начинают со мной разговор.
Жизнь моя? Что сказать о ней?
Подымать ли старинный спор?
Вот в колодце с водой ледяной
отразилась внезапно звезда.
Так бывает теперь
со мной,
так надежда мелькнет иногда.
Приглушён здесь голос и взгляд.
И в само́й тишине —
непокой,
часовые на вышках стоят
над безсильной нашей тоской.
И огромный серый паук
ткёт узор обречённых лет…
Или жизнь —
заколдованный круг,
из которого выхода нет?
Даже зверь, в неволе суров,
о квадраты решётки стальной
растирает раны —
и кровь
отмечает след круговой.
Даже пёс — он к цепи привык —
часто воет ночь напролёт…
Как сдержать
безпрестанный крик,
мне изрезавший сжатый рот?
Как поверить,
что надо так,
чтобы честных простых людей
угоняли в холод и мрак
казематов и лагерей?
Как уйти хоть на миг, на час,
если мы остаёмся людьми,
от бездомных
загнанных глаз
матерей, разлучённых с детьми?
Как решить неотступный вопрос:
кто ответит: «Зачем? За что?
Что же сделалось, что стряслось
с нашей Родиной, с нашей мечтой?»
Угасает созвездий игра,
звонче шаг по мёрзлой земле…
Одинокие вечера,
вечера в затерянной мгле!..
Метелица
Метелица, странница всея Руси,
Дорогу связала мохнатым узлом.
Товарищ!
До света огня не гаси,
Навстречу мне вихри летят напролом,
Волнистые гривы полнеба метут!
Времён перекличка,
Мельканье минут.
…На белых носилках парнишка в бреду,
Мы шли под обстрелом в 20-м году,
Он был не по росту в шинельку одет,
Парнишке навечно четырнадцать лет!..
А я подрастала.
Шагала потом
В сверкающий мир, в наш приветливый дом.
Ромашковый луг в озареньи берёз,
Когда ж ты железной осокой пророс?
Дразнящий, дрожащий луны каравай,
Безглазые зданья,
Разбитый трамвай…
Уходит к Неве за водою сестра,
Бела, будто лучик, в провале двора.
Но даже испивши водицы живой,
Не встанет сестра с ледяной мостовой…
И долго, и долго
В блокадной ночи
Сирена над ней
Причитай и кричи!
Не ветер затих,
Зов далёкий ослаб.
Чуть виден за снежной завесой этап,
Тысячеголосый, придавленный гул
Всё дальше,
И я различить не могу,
Любимый, тебя,
Снег надвинулся, снег…
И тесно в душе от ушедших навек!
О вопли метелицы всея Руси!
Товарищ!
До света огня не гаси!..
Над ручьем
Ко всему теперь приучена,
Потемневшая лицом,
Ты пришла, бельём навьючена,
И склонилась над ручьём.
Взявшись вместе, со сноровкою
Отжимая грузный жгут,
Мы услышим, как за бровкою
Тропки дальние зовут.
Тополя весной овеяны,
А за ними, где темно,
Поднялись мужья, затеряны
И загублены давно.
Оклеветаны, обмануты,
Незабвенны на века,
Руки чёрные протянуты,
Ищут нас издалека́.
Их теней сомкнулись полосы
Под тускнеющим лучом,
Запеваем мы вполголоса
«Варшавянку» над ручьём.
Петь, однако, не положено,
Но всё громче мы поём…
И на вышке настороженно
Зашагал стрелок с ружьём.
Рослый парень, добрый парень,
Ты с ружьём наперевес
Тихих женщин строишь в пары
На корчёвку в дальний лес.
Истомлённых и одетых
Неприглядно, кое-как,
В неуклюжих жар-жакетах,
В деревянных башмаках.
По бокам, как ассистенты,
Две овчарки начеку,
Тропок траурные ленты
На нетронутом снегу.
Вязнут ноги, наст некрепок,
И в глазах от снега боль,
Но кричит стрелок свирепо:
«Поворачивайся, что ль!»
Снег и ветер в поле чистом,
И идут, ровняя строй,
Жёны русских коммунистов,
Как, бывало, шли на бой.
Парень русый, парень рослый!
Лица женщин, окрик свой
Ты, наверно, вспомнишь после,
Покачаешь головой.
Но ведь служба, долг солдата,
Всё втолковано ему:
Если взяты —
виноваты,
Сталин знает, что к чему.
Кто ж из них, зачем ночами,
Мирным снам наперекор,
Материнскими очами
Смотрит на тебя в упор?
Маленькому сыну
Из моих доверчивых рук
Слишком много жизнь отняла,
Но с тобою, маленький друг,
Как же я расстаться смогла?
Нам навстречу рдела заря
В путевых, тревожных бросках,
Я тюрьму, этап, лагеря
Прошла с тобой на руках.
Тёмный ветер трудной поры
Нас кружил с каждым днём сильней,
Я согретые солнцем миры
Находила в улыбке твоей.
И как храбро ты, наконец,
Зашагал впервые ко мне,
Так кидается в воду пловец,
Вскинув руки, бежит к волне.
За забором шумы́ лесов,
Дали синие широки́,
Нам отмеряно двести шагов
Для прогулок, надежд, тоски.
За работой и за игрой
На примятой, скудной траве,
Обрывая ромашковый рой,
Мы гадали о милой Москве.
Да заладил дождь обложной,
И потёк барак — наш причал…
Безучастный, совсем больной,
Ты, как взрослый, только стонал.
Всю бы кровь свою отдала,
Чтобы хрупкую жизнь удержать…
Свет мигал, срывалась игла,
В неумелых пальцах дрожа.
А потом иней пал вокруг.
Над двором, над скопленьем бед
Уносились птицы на юг,
Ты смеялся, махал им вслед.
До сви-дань-я! Вольный полёт
В детский сон войдёт тишиной:
И безправье, и долгий гнёт
Ты не будешь делить со мной.
До свиданья! Поезд, стучи
По мостам и пространства рви,
Только ты, заплакав в ночи,
Больше маму свою не зови!..
Запуржило пути. Снег кружит
Белым вихрем по всей стране…
Брату старшему ты скажи,
Что не надо скучать обо мне.
Мир молчит. Над мёрзлой листвой
Дней пустых сочится вода,
И не знать о вас ничего,
Может, месяцы, может, года…
Тот же тесный, замкнутый круг
Снов обманчивых, тяжких дум,
И ненужного сердца стук
Заглушает машины шум.
Обступила, сдавила стена.
Но настанет же день иной —
Не покинет нас наша страна
Даже здесь, за этой стеной.
Не сдавайся, малыш, держись,
Я к свободе, к счастью приду
И за ручку тебя поведу
В длинный путь, что зовётся — Жизнь!
Я иду тропою потаённою
Сквозь метели и туман застылый,
Где же, где снегами заметённая,
Безымянная твоя могила?
Годы, годы без пути обратного
С тяжестью непоправимой боли,
В смутном свете неба незакатного
Я ищу следы твоей неволи…
Вышки, как скелеты позабытые,
Не припомнят, грузно провисая,
Даже слухи, временем размытые…
Здесь с косой прошла сама косая.
Над тобою ветры безутешные
Стонут-плачут за горой крутою, —
Не в огне войны, не пулей бешеной, —
Ты сражён постыдной клеветою.
Но одна рука удар направила
И в того, кто пал на поле боя,
И в того, чьё имя не прославили
В песнях и легендах о героях.
Так проснись, восстань, погост взволнованный,
Загреми рекой по перекатам,
Голос правды, ясный и раскованный,
Безпощадный счёт ведёт утратам.
Тех преступных лет безумье минуло.
Встань же, друг мой, близкий и незримый,
Сколько книг задумано, да сгинуло,
Сколько на земле тобой любимо!
Распрямись, пройди сквозь стены зыбкие
И у жизни вырви хоть мгновенье.
Называют запросто ошибкою
Эти муки, гибель и гоненья…
Нет, не встанешь. Там, за далью грозною,
Скованы уста твои навечно.
Научи же нас хоть правдой позднею
Жить умней — добрей и человечней!..
<1959>