Подборка стихотворений Людмилы Тобольской

Публикуемые стихотворения любезно предоставлены автором.

ДРУЗЬЯМ-ПОЭТАМ

Что делать, если – менестрель,
и дудочка в руке,
и снова выпало теперь
скитаться налегке?

И снова в небо петь лицом
и слезы по щекам…
А где твой стол и где твой дом,
о том не знаешь сам.

Вот он идёт – в глазах сирень,
улыбка на устах –
и нет ночей, есть только день,
есть радость, а не страх!

И что его заботит тут?
Слова в силок поймать –
и звонко дудочка у губ
поет,
как бы сама…

6 апреля 2001г.
Джорданвиль, Нью-Йорк

* * *
Опять осенние леса…
Как быстро осень наступает –
как быстро лето уступает
ей и цвета и голоса!
И под курлыканье с небес,
под тихий посвист трав крылатых
в две кисти красит пышный лес,
их обмакнув в пурпур и злато,
а после отнимает свет,
чтоб в плотных сумерках, в туманах
листвою укрывать поляны,
оставив лесу силуэт.

Дождям прикажет всё подряд
долбить, пятнать и делать серым
и вдруг – бежит пред снегом – первым! –
куда её глаза глядят!

Куда? Постой! Репьи в косицах,
босая легкая нога,
а взгляд назад, назад косится
и брызжут слезы на снега.

25 ноября 2001г.
Джорданвилль

ЗИМНЯЯ ЭЛЕНИЯ

На запорошенные грядки
Ложатся четкие следы;
В двух состояниях воды
Трава и снег играют в прятки.

Как всё сиротски безответно
Пред натиском снегов и тьмы!
И мы вступаем неприметно
В оцепенение зимы.

Оцепенение зимы…
Все страсти до весны отложим.
Как много раз впадали мы
Как в сон томительно-берложий
В оцепенение зимы!

Пречистый снег и звонкий холод
Теплом гнезда отдалены;
Рождественских пушистых ёлок
Такие тёплые огни!

Далёким отзвуком колядки
Сосулек звон под вой пурги…
Как сладко, как по-детски сладко
На кухне пахнут пироги…

Одеты окна перламутром,
И мир так свеж, как свежи мы
В ночь новогодней кутерьмы;
И странно выйти ранним утром
В оцепенение зимы.

В безбрежном снега колыханье,
Враждебном сути естества,
Насквозь промерзшему дыхань
Так трудно отогреть слова!

И, силясь запахнуть одежду,
Что ветер дико рвет с груди,
Так трудно отогреть надежду
На то, что лето впереди!

13-14 января 2002 года
Рочестер, штат НьюЙорк.

ВЕСЕННЯЯ ПЕНСИЛЬВАНИЯ

И – нет слов.
Твоё “море разливанное”
цветов,
Зелёных ростков кипение.
Всех! Вдруг!
и неуёмное пение
твоих пичуг.

И всюду сквозь щебет – шорохи
это растёт трава,
сухо взрываются сполохи,
сыплет дождём синева.
Солнцем и ветром швыряется на эстакадах
и зеркала разбивает на водопадах
Весна – Сорви Голова!

И сквозь лепестки вьюжные,
в запахах хвой и лилий
ленты сизых асфальтов утюжат
жуки-автомобили.

Ночью в дороге через Пенсельванию
22 апреля 2002г.

ВЕЧЕРНЯЯ ЭЛЕГИЯ

Уже вечереет, и солнце
уходит за холм вдалеке,
бросая пожаром в оконце
и кровью плескаясь в реке.

Как день мой был труден сегодня,
а завтра – быть может трудней.
Как тяжко дается свобода,
как счастье не связано с ней!

А звезды на бархате черном
так ясно, так вечно горят,
и души людские упорно
всю ночь о любви говорят.

* * *
…Пробили
часы урочные: поэт
роняет, молча, пистолет…
(А. С. Пушкин)

Судьба, стеченье обстоятельств,
и «светской черни» плотный круг.
Он в западне – поэт, писатель,
Отец и страждущий супруг.

-Как он смешон…
-Она невинна!?
-Есть письма…Более того…
-А что Дантес с Екатериной?
Бедняжка, ей трудней всего!

-Mon cher, всё слухи, ерунда.
-Дуэль? Смертельно? Боже правый…
И вечно – на финал кровавый:
“Кто мог подумать, господа…”

Не защищён ни чьей рукою,
он умер – и остался «быть».
А нам досталось лишь любить
И изумляться над строкою.

21 апреля 2003 г.
Рочестер, Нью-Йорк

ОБРАЩЕНИЕ К ПЕТЕРБУРГУ

Вся жизнь твоя – необычайна,
как сфинксов египетских тайна,
что дремлют у невской воды.
Твоих фейерверков букеты,
красавиц твоих и поэтов
на каменных плитах следы
и статуи Летнего сада,
и мрачной “Авроры” громада,
каналы, проспекты, мосты,
дворцов и фонтанов каскады
и страшное эхо блокады
о, Санкт-Петербург, – это ты!

Тебе изумляется всякий.
Здесь твой златоглавый Исакий
Парит над туманной рекой,
и здесь беломраморный камень
хранит в Петропавловском храме
царей православных покой.
Три века уже пролетело
с тех пор, как Европа узрела
Венеции Северной лик;
и в день твоего юбилея
содвинем бокалы теснее
со всеми – вблизи и вдали –
и с милыми сердцу тенями
Не Пушкин ли это меж нами
с искристым бокалом аи?
Но Медного Всадника очи
всё смотрят с тревогой сквозь ночи,
сквозь белые ночи твои…

11мая 2003г

ПРИНОШЕНИЕ ВЛАДИМИРУ НАБОКОВУ
триптих

НАБОКОВУ

Понять и руку протянуть…
Зачем – теперь? Промчались воды…
Уже твой горький, гордый путь
закончен в небесах свободы…

Зачем так хочется взглянуть
в глаза, что прячут память детства,
понять и – руку протянуть?
В волшебном сундуке наследства
с тобою вместе находить
свет куполов и отблеск окон
потерянных… С тобой входить
в лесной,
листвой дрожащий кокон
и знать, что всё:
стрижей полёт,
рябины кисть иль отзвук скерцо,
всплеск русской речи –
всё пройдет
как молния от сердца к сердцу!

Но поздно. Слов не произнесть.
И в нашем общем Мирозданьи
как мне осмелиться прочесть
тебе хоть строчку на прощанье
свою?…

НАШЕ
В.Набокову

В последний миг промчавшейся разлуки
с родимым домом, парком и рекой,
с грибной душистой рощей вдоль излуки
я счастье чувствовал
и призывал покой.

Как день сиял,
как было всё знакомо!
И даже ветер был такой родной!

И я проснулся на пути из дома
на дальней остановке в час ночной…

25 февраля 2002г.
Джорданвилль Нью-Йорк

ДАЛЁКО
В.Набокову

В моем окне пейзаж России зимней.
Конечно – поле и пучки травы ,
преобладанье неба со взаимным
смешеньем белизны и синевы.

Всё просто так..,
как в детском представленьи
о “чистом поле”, “синих небесах”;
ни времени,
ни точки нахожденья…
И рукопись – у кресла в двух шагах.
Ну, начинай!
Пусти по полю конных
с охотою,
с борзыми,
звук трубы
так станет внятен за стеклом оконным,
так одинок под небом голубым!

Иль протяни с востока и на запад
колонну пленных в синих киверах
наполеоновских…
и деревенским бабам
дай их вести с рогатиной в руках.

А нет – тогда чуть отстранись направо,
чтоб вдвинуть слева ёлку, тень ветвей,
представь, что из лесу,
как лебедь величава,
идет Снегурка
за мечтой своей…

Решать тебе.
Но только постарайся,
чтобы налево не открылся столб –
он очень близко за окном остался –
с латинской надписью на красном:
STOP!

28 февраля 2002г.
Джорданвилль, Нью-Йорк

* * *
Когда в Содоме и Гоморе
Господь попустит жизнь начать,
когда разврат, и стыд, и горе
затем придется испытать;

Когда бежать не будет средства
и жить не станет средства тож
и даже за мечту о бегстве
обступят темный страх и ложь,

и лучшие друзья оставят,
потом родные проклянут
и тут узнаешь, как бесславят
и лицемер, и жалкий плут,

о, как томительно, как больно
спасение рукой Твоей,
когда привычно и невольно
мы ждем его лишь от людей!

Как сладко, ново знать и верить,
что не забыт Тобой никто,
благоловлять Тебя за то
и всё иною меркой мерить,

и находить в своей душе,
испорченной грехом и страстью,
пути к совсем иному счастью,
давно забытые уже.

12 февраля 1995 г.

СВЯТАЯ ЛЮДМИЛА

Святая Людмила, твой шарф не даёт мне покоя
Твой лёгкий, твой белый струящийся шелковый шарф-
Он взнак послушанья Христу твою голову кроет,
Легко за плечами, как ангела крылья, шурша.

Не надо короны княгини! Лишь мудрые книги,
Да белая церковь, да внуков мерцающий смех.
О, не отнимайте детей! Дайте мне их подвигнуть
К Христу, к Небесам от языческих ваших утех!

Мой князь, Боревой, мой герой, мой защитник и рыцарь
Уж мечь не возьмет и узду не натянет коню…
От вражеской злобы приходится мне удалиться,
И здесь я в изгнании Божьи заветы храню.

Дорога до церкви идёт сквозь высокие травы.
Пойду помолюсь, лобызая алтарный порог,
О внуках своих, о надежде своей – Венцеславе…
Но тени убийц на тропинку легли поперёк.

Как цепки наёмные пальцы, как холодно сердце убийцы!
И плотно вкруг шеи ложится твой шелковый шарф.
Сквозь годы я слышу твой крик, как у раненной птицы,
До сердца паденья, до голлюцинаций в ушах!

Примером и веры и верности вплоть до последнего шага
Лежишь ты высоко-высоко над Влтавой- рекой,
Тобою хранима, шумит под горой Злата Прага
И шарфом туман опоясал твой Вечный покой.

9 августа 2002г.
Джорданвилль.

* * *
Сгиньте, сомненья и слёзы,
ибо что значите вы,
когда сгинуло частье взаимной любви
и стынет душа на морозе?

Каждый день, просыпаясь, твёрдой стопой
делать шаг в этот мир,
повторяя себе: “Божий мир – мой” –
словно день за днём покорять Памир.

И ещё: нужно знать о преградах на каждом пути
и об омутах в каждой реке,
но иметь солнце веры и воду надежды в груди
и семена в руке.

21 марта 2001г.
Джорданвиль.

НОЧНОЕ

Не оставляйте меня, любимые,
Если б вы знали, как в темной ночи
Теплое,
мудрое,
смертное,
зримое
Сердце мое стучит!

Как оно рвется увидеть всё милое,
Только взглянуть,
ничего не сказав!
Ах, если б можно обресть за могилою
Вечной любви глаза!

19 ноября 2002 г., Джорданвилль

ВОСПОМИНАНИЕ О ЛИРНИКАХ

Как пошел детинушка
По свету гулять –
Позабыл детинушка
Про родную мать,
Позабыл детинушка
Про свою семью,
Позабыл детинушка
Про любовь свою.

Что любовь? Утешится –
Божий мир широк!
Кто там в век наш бешеный
Долго плакать смог?!

Что друзья-товарищи?
Светом клин на нём?
Новизны пожарище
Сердце жжет огнем.
Объяснит ли матери
На письмо её,
Как с другими ладили
Новое житьё?

Сам себя выкручивай,
Делайся другим,
Прежнее вышучивай,
Подражая им.

И стыдись показывать
Жалость или страх,
Боль свою не сказывай
На чужих путях.

И увидел дитятко –
Аж пробила дрожь! –
Что души, единой-то,
Вчуже не найдешь!

Опостылел дитятке
Бурной жизни путь,
Захотелось дитятке
На родных взглянуть.

Долго ли, коротко ли
Шел да тосковал,
А пожал он горькое,
Горше, чем мечтал:
И любовь утешилась,
И друзья ушли,
Не докличешь матушку
Из сырой земли,
Свет-то-мир ровнёхонек-
Куда хошь иди! –
Вот тогда захлынуло
У него в груди.

Принакрылся инеем,
Бравый взор угас:
“Вы простите, милые,
Что забыл я вас!
Как мне окаянному,
Дальше жизнь вести?
Сытому ли, пьяному,
Где найти пути?”

А тоска зеленая
мучит день и ночь…
В храм идет детинушка,
Чтоб душе помочь.
У киота древнего
Слышит чудный глас:
“Знать настал для молодца
Монастырский час,
Знать настал для молодца
Покаянья час!”

Вот как старец сказывал
На Руси у нас.

19 ноября 2002 года
Джорданвилль

ПРОЗРЕНИЕ
Посвящается м.Ф.

В той тишине, что бредит пустотой,
Перенаселена слоями быта,
В той тишине, что так и не избыта,
И прогоняет чувства, как сквозь строй,
Я руки подношу – рука с рукой –
Ко лбу, что замыкает все орбиты,
И только чувствую, как из-под век рекой
Струится мука пополам с обидой.

Вот я. Вот жизни пустотелый дом.
Он крепок, точно остов динозавра,
Но связь времен распалась воплем мавра
О том, что правды не найти в другом.
Свершилось. Протокол мечты как лом,
здесь предстает крушителем метафор.
Яд сладостно напоминает сахар.
И каждому герою – поделом.

Сначала – две реки в одну, потом –
Опять на два мучительных отрезка…
А жизнь – как недописанная фреска
В церковном нефе, гулком и пустом.
Лишь Мастер знает, что придет потом, –
Что будет там, за этой арабеской.
Мы изумимся, мы очнемся резко:
“Так вот о чем! А вовсе не о том…”

15 декабря 2002г.
Джорданвилль

* * *
Мне не переиначить этот взгляд
И эту поступь не переиначить…
Но, Боже правый, что всё это значит-
Зачем озноб
и руки так дрожат?
Зачем, взглянув на эту красоту,
Уже не помнишь ничего другого,
И сердце петь и праздновать готово
И верить в воплощенную мечту?!
Как холодно!
То Ангел от меня
Уходит, опустивши долу очи,
И я молю в пространство душной ночи,
Его рукой слабеющей маня:
“Не оставляй, прости меня, постой –
Я не хочу блаженствовать без Бога!”
И он мне чертит огненной рукой
Стрелу от искушения порога.

16 декабря 2002г.
Джорданвилль

* * *
А всяких идей громыханье
и “славные” наши дела –
есть только небес потрясанье
на грани “была-не была”.

И чем оно здесь плодотворней,
чем радужней славы венец,
тем горше страшней и позорней
раскаемся мы наконец,

когда истончаясь и тая
покинем сей бренный удел
и Тайная Сила Святая
поставит нас фронт наших дел…

Дай Бог не увидеть тогда,
что всё, чем мы жили – ничтожно,
что лишь суетились года,
а переиграть невозможно,

что шли мы гордыни дорогой,
манящей нас, как колдовство,
презревши С л у ж е н и е Б о г у
и тем потерявши родство…

Рочестер, штат Нью-Йорк 10янв. 2000г.

* * *
Я всё люблю: стеной идущий ветер,
цвет яблони, и струнный перебор,
и то,как говорят друг с другом дети,
И пахнущий смолой сосновый бор.
Как сладостно изведать жар и холод
И трогать чудо шелка и мехов,
И чувствовать неутолимый голод,
под утро оторвавшись от стихов!
Как запах трав и ладана, и воска
един! Как кружит голову озон!
Как ночь темна и как ярка полоска
рассветная, что ширит горизонт!
Бедна я – и в богатстве утопаю,
Одна – и с целым миром визави…
Всё это счастье я не променяю
На счастие единственной любви.

12 апреля 2003 г.

* * *
Я помню, поднимаясь в глубине
и подчиняясь времени устоям,
и словно воскресая, жизнь во мне
тянулась к свету с каждою луною.

И эта затаённая мольба
порой мольбою так и оставалась
по Божьей воле, а порой судьба
мне в ликах детских счастьем отзывалась;

и это всё, с безумьем соловья
и колыханьем шёлковых объятий,
с писанием стихов и сменой платьев,
всё это называлось- жизнь моя.

И был ещё неодолимый зов
узнать, понять, запечатлеть, увидеть,
поправиться и всё начать с азов,
не зная, что любить и ненавидеть:

И в омутах лодья моя кружила,
и снова, отдышавшись на песке,
душа неслась, где пело и пуржило,
и стыла на ветрах и сквозняке;

и счастье, подходя ко мне вплотную,
И нестерпимо мне слепя глаза,
меняло радость всякую земную
монетой, адекватною слезам.

Что это было? Женская судьба
иль жизни безразличное теченье?
В чем Божие моё предназначенье?
Я дочь любимая или раба?

Когда бы знать, на что душе дерзнуть,
когда уйду из жизненного плена!
Должна ли смело руки протянуть
или упасть коленопреклоненно?

Зачем, ломая кисти и перо,
я тщусь найти земному отраженье?
Зачем так манит звезд ночных круженье
и песни Арлекина и Пьеро?

И почему так хочется обнять
всё, что цветет, щебечет и резвится,
всё, что не знает, что придет пора
закончиться, смениться, превратиться?

И почему остановить нельзя
мечту о той стране отдохновенной,
где все увидят образ несравненный
и полные иной любви глаза?

28нобря 2001 г., Джорданвиль

* * *
Ярко светится “Blockbuster”,
Анилин съедает тьма;
Упакованные страсти,
Распакуй – сойдешь с ума.

Всё побеги, всё убийства
И любовь, любовь, любовь,
Кражи, ужасы, вампирства
И всё время льётся кровь.

Редко искру откровенья
среди них отыщешь ты;
рынок, бездна самомненья
и победа суеты:

Но всегда жива надежда,
тем врагу и хороша:
раскрываем наши вежды –
погубляется душа.

Апрель 2003г., Рочестер, Нью-Йорк

В ПУТИ

Тихое небо, тихое поле
искры росы, как алмазная пыль;
в утренней дымке встаёт Джорданвилль-
брани духовной вольная воля.

Русский пейзаж на нерусской земле,
смотрят родными индейские травы…
Тени под сенью еловых аллей,
цапля над прудом кружит величаво.

Тихо пешком по дороге иду,
автомобили проносятся мимо;
мне б отрешиться от суетных дум,
хоть в воскресенье побыть пилигримом.

Там, в окруженьи спасённых святынь
буду молиться, с братией стоя.
Радость, не гасни, душа, не остынь,
память, храни это время святое!

Тихое небо, тихое поле
искры росы, как алмазная пыль.
Место надежды моей, Джорданвилль-
брани духовной вольная воля.

28 июля 2003 г.

МОЛИТВА СЕМИНАРИСТА

Господи, я не достоен…
Как я посмел прийти?!
Я никакой не воин
на православном пути.

Своды Твоей семинарии-
школа души моея.
Так. Только истину старую
сам теперь чувствую я:

что без тебя- ничесоже
не изменю в судьбе…
Дай же, Великий Боже,
мне возрастать в тебе!

Сквозь отреченья Петровы
и недоверье Фомы
дай же мне снова и снова
петь со слезами псалмы!

С ветхим в себе Адамом
дай победить бои!
Краеугольный камень –
заповеди Твои.

Дай исполнять неложно
грозный закон бытия!
“С Господом всё возможно” –
смело взываю я.

Жизнь ХХI-го века,
гордость и страх наших дней,
всё торжество человека
в отчей деснице Твоей!

Пастырем стать пожелал я,
дерзость мою прости,
благослови, Владыко,
на многотрудном пути!

29 июля 2003 года

ВЕЧЕРНЯЯ ЭЛЕГИЯ

Уже вечереет, и солнце
Уходит за холм вдалеке,
Бросая пожаром в оконце
И кровью плескаясь в реке.

Как день мой был труден сегодня,
А завтра – быть может трудней.
Как тяжко дается свобода,
Как счастье не связано с ней!

А звезды на бархате черном
Так ясно, так скорбно горят,
И души людские упорно
Всю ночь о любви говорят.

2003

ОПЛОТ

Приходят, получают послушанье,
работают, на клиросе поют.
Экзамены, домашние заданья
и кельи аскетический уют.

Проступки, покаяния, посты,
духовности высокой постиженье
и наконец всего труда свершенье –
диплома долгожданные листы.

Подруг самоотверженных находят
и начинают окормлять приход,
и чнрндой идет за годом год,
и старятся, и на покой уходят…

И новые стучатся у порога
весь этот путь с начала повторить,
чтоб нам за литургией славить Бога
и дверь в исповедальню отворить.

ЕЛИЗАВЕТИН СКИТ

За горами, в Новом Свете
от России вдалеке
новый скит елизаветин
поднимается в леске.

То цветами опоясан,
то снегами перевит,
неприметен и прекрасен,
“миру” противостоит.

“Мир” – во зле:
дорог широких
он без счету проложил
и без счету душ высоких
в тех бореньях погубил…

И тебе, Елизавета,
с горсткой близких и родных
погибать от силы этой
в штольнях гулких и пустых.

Ты была для всех княгиня
И царицына сестра –
как случилось, что в пустыне
погибать пришла пора?!

Зря душа моя стремится
вам в отчаяньи помочь
и летит, рыдая, птицей
в алапаевскую ночь!

Временных пластов развилки,
ни глотка “живой воды”!
Зарастают ежевикой
злодеяния следы…

Но звучат её моленья
за убийц, за тех, кто слеп
и предсмертных песнопений
затихающий напев.

И в Небесные Селенья
след её из шахт идет,
и в Святой Земле колени
всё клонит пред ней народ…

Потому-то в Новом Свете,
от России вдалеке
скит Святой Елизаветы
поднимается в леске.

2003

* * *
Высокое и тайное блаженство –
слагать стихи
и жизнь свою двоить
межь явию и вымыслом (а может
безумием?)
и наслажденье длить…

Да полно, есть ли явь?
И наслажденье ль
вот этот труд, в котором ты – мишень
безвестного глухого вдохновенья ,
к твоим мольбам глухого ночь и день?!

И муза ли которая диктует?
А если муза, от кого она?
Посланница небес иль ада дна?
Чего своим приходом так взыскует?

Пока ты с нею, жизнь твоя как сон
летит,
летит, едва касаясь нитей
сердечных чувст,
мечтаний
и событий,
а ты в свои писанья погружен;

А после – отпускаешь их на волю
судьбы превратной,
чувствуя тогда
с такой тоской, с такой сердечной болью,
что их пути сокрыты навсегда:

чьё сердце осветит, кому поможет,
кого смутит неосторожный стих,
и что на небесах тебе положат
потом “за искушенье малых сих”?

Вот почему поэт, должник у Бога,
не должен быть игралищем страстей
и мира поднебесного тревоги
доосмыслять молитвою своей.

22 февраля 2002 года, Джорданвилль

* * *
Не всякий, кто терпел от мира,
достоин славы в небесах.
Не забывай, что до могилы
ты всё равно – лишь только прах.

Когда несчастья и гоненья
заполонили жизнь мою –
Бог подал мне тогда спасенье
у самой бездны на краю…

Когда ж в восторге счастья зыбком
я миру петь просила сил,
то Ангел с кроткою улыбкой
к губам мне палец приложил,

чтоб необдуманное слово
мне не пришлось произнести,
затем что сердце не готово
взывать и за собой вести,

чтобы не счесть себя пророком
и, взор свой в душу углубя,
таить дар песенный до срока
и Бога славить про себя.

23 февраля 1996 г. Ричфилд Спрингс, Нью-Йорк