Интервью Елены Константиновой с Риммой Казаковой “Сюжет надежды”.

Опубликовано в газете “Труд”.

Несколько лет назад поэт и автор популярных песен (“Ариадна”, “Ты меня любишь”, “Музыка венчальная” и др.) Римма Казакова убежала из писательского дома в Протопоповском переулке и поселилась в “профессорском” на улице Чаянова. Потому как родители и взрослые дети (сын Егор Радов – прозаик), считает она, должны жить отдельно, иначе незаметно превратишься в домработницу… Проявляла характер Казакова не однажды. После окончания исторического факультета ЛГУ вместо аспирантуры уехала в Хабаровск, чтобы “разобраться в самой себе”. Там, в глубинке, в 1958 году вышла ее первая книжка стихов “Встретимся на Востоке”. В 1959-м вступила в Союз писателей. Позже была секретарем правления СП СССР (единственная женщина, занимавшая этот пост). “Просто в ЦК сказали, – говорит Казакова, – что надо одну женщину, и выбор пал на меня. Наверное, это была их ошибка. Потому что я проработала всего один срок и меня, что называется, не по доброй воле заставили уйти”. Сейчас возглавляет Союз писателей Москвы. На днях Римма Федоровна отметила свой юбилей.

– Римма Федоровна, видно, что свою новую квартиру вы обустраиваете с заботой и любовью. У вас так уютно…

– Спасибо. Стараюсь окружать себя только теми вещами, которые нравятся. Люблю искусственные цветы, считаю их частью интерьера. Картины мне подарила перуанская художница, а мой портрет – художник Дима Шабунин. И хотя очень любила тот дом, в котором прожила почти 20 лет, этот мне нравится все больше и больше. Сбылась моя голубая мечта – хотелось жить одной. У меня всегда была очень большая семья. Гораздо приятнее принимать детей и внуков в гостях, чем “возиться” с ними с утра до ночи.

– Вам кто-нибудь помогает по хозяйству?

– Нет, никто. Когда надо помыть окна, кого-нибудь позову. А так все по дому делаю сама.

– Как вам дышится вне этих стен?

– Ощущение, что это и Москва, и провинция одновременно. Метро “Новослободская” – север Садового кольца. В принципе это центр Москвы. И в то же время тишина, покой, отдаленность от столичной суеты. Как будто живешь в каком-то сибирском или уральском городке. В мои окна смотрят деревья. О том мои стихи:

Живу – как будто бы в деревне,
Живу на уровне деревьев
И окон, где – почти что я –
В халатике, с постели вставши,
Такой счастливой, не уставшей,
Глядит в глаза мне жизнь моя…
Второй этаж, конечно, низко,
Зато к траве бессмертной близко
И к пешеходам под окном.
Читаю их шаги и лица
И знаю, за кого молиться
В своем отечестве родном.

– Где и как вы отдыхаете?

– Отдыхать не умею и вообще не знаю, что это такое. Если выпадает свободный вечер, иду слушать музыку. Реже хожу в театры. Некогда. Терпеть не могу ночные клубы, но, когда меня зовут туда мои поющие друзья-музыканты, приходится идти.

– Почему же с такой неохотой?

– Я уже не в том возрасте, чтобы получать удовольствие от танцев или ресторанной еды. Конечно, там, как и на модных сейчас тусовках или презентациях, возможно полезное общение. Среди собравшихся найдешь того, кто нужен, отметишься, засветишься, как сегодня говорят. Особенно молодому человеку толкаться там надо. Ну а для меня толчея – она и есть толчея. Лучше уж дома с кроссвордом, или газетой, или книжкой. Люблю пешие прогулки.

– Вас, наверное, часто узнают на улице…

– В общем, да, узнают. Вначале меня это смущало. Как-то выхожу из бани, а одна женщина говорит: “А я вас знаю”. – “Ну и что?” – “Почему вы так грубите? Разве я сделала вам что-нибудь плохое?” – изумилась она. Я извинилась… На самом деле бываю очень тронута, когда мне просто говорят: “Я вас знаю”. Отшучиваюсь: “Надеюсь, не с плохой стороны?” Иногда тут же просят меня прочесть стихи.

– Вас подобные просьбы не обижают?

– Конечно, нет. Если это искренне. Большое счастье, что на улице я чувствую себя как дома. Это все я предсказала себе когда-то в стихах:

Я своя у своих.
Меня каждое дерево примет.

Словом, я чувствую себя частью этой земли, этого народа и, если хотите, того Тверского района, где живу. Моя не так давно написанная с композитором Андреем Савченко песенка “родом” из этих мест. По-прежнему путаюсь в Тверских-Ямских улицах. Как-то шла по одной из них, и сами собой сложились строки:

На Тверской-Ямской на Третьей,
Ну а может, на Второй
Я тебя однажды встретил,
Как случается порой.
И одета модно очень,
И собою хороша,
Да к тому же, между прочим,
Оказалось, есть душа…
Тверская-Ямская,
Течет толпа людская,
А я с тобой шагаю
И не сверну с пути.
Тверская-Ямская,
История такая.
Счастливая такая,
Счастливая такая,
Что лучше не найти.

Я люблю Москву. Она соответствует моему внутреннему ритму. Здесь я чувствую себя наиболее комфортно.

– Ваши новые книги выходят?

– Выходят. Да что толку в этакой безделке? Серьезная литература не приносит нынче доходов. Раньше, когда выходила книга, можно было полгода-год на эти деньги жить. Теперь за книжку тиражом 10 тысяч экземпляров получаешь гонорар в 2000 рублей. Это как понять? Литература совершенно не ценится.

– Кем именно: читателями, издателями, государством?

– Да никем! Конечно, нормальные читатели по-прежнему любят стихи. Но их – горстка. В массе же читают детективы и любовные романы. Словом, позвольте самоцитату: “Стихи уже – не утоленье жажды”. Любовь к стихам не прививают. Поэтических вечеров нет. Стихи не издаются.

– Вы, по-видимому, давно не были в книжных магазинах?

– Ну почему же? Захожу и в книжные магазины, и на книжные ярмарки. Не спорю, хорошие книги, в том числе поэтические, издают и покупают. Но гораздо меньше, чем так называемое чтиво. Людям хочется хоть как-то отвлечься от житейских проблем, им не до серьезных книг. Они думают, как заработать на жизнь, как накормить и во что одеть детей, как найти деньги на их образование.

– Читатели вам пишут?

– Нет, писем от них давно не получаю: нет повода и причин. Но встречи с читателями, если они вдруг случаются, мне по-прежнему дороги. Потребность души. К таким выступлениям отношусь с прежним трепетом. Что же до моих песен, то их действительно поют, и пусть себе поют… Обычно, когда песня исполняется, ни имени автора слов, ни автора музыки даже не называют…

– Что еще навевает печаль?

– Что значит “печаль”? Порой я прихожу в ярость от каких-то вещей. Бурно переживаю. Уже сколько времени так и не принят закон о творческих организациях. С точки зрения закона, дворник – это человек трудящийся. А писатель – нет. В 1991 году нас лишили всех льгот. Раньше нас любили, считали избранными. А сейчас от нас отмахиваются, мол, до вас ли, когда страдают от безденежья медики, учителя, шахтеры?..

– Похоже, живете в том же темпе, что и, скажем, лет десять назад: “Вот опять счастливая, слепая в неосуществимое влипаю, смелым сердцем стену прошибаю и все так же не щажу его!”

– Нет, теперь учусь соизмерять свои силы, убеждаю себя: “У тебя больное сердце. Всех дел не переделаешь. Подумай, какие из них можно отложить…” А в молодости на такую постановку вопроса я не имела права. Вскакивала и бежала – бывало, и не по делу.

Как-то при Центральном Доме литераторов в Москве я создала Клуб одного стихотворения. На первой же встрече сказала молодежи: “Это – не для меня, а для вас. Вам нужна среда для общения, вы должны читать друг другу свои стихи”. И вдруг со временем обнаружила: в клуб приходят отнюдь не молодые дарования, а стихотворцы из литобъединений, графоманы, да и просто одинокие люди. Поначалу сильно из-за этого огорчилась. А потом успокоила себя. И решила продолжать встречи с теми, кто остался. Ведь эти люди тоже нуждаются в душевном сочувствии, диалоге и, возможно, в отзыве на их произведение человека, которого они уважают.

…Пока дышу – дрожу, надеюсь.
Гляжу на кустик облетевший…
Жизнь – вся! – и никуда не денусь –
сюжет надежды.
Жить без надежды вряд ли выйдет.
Нас на плаву она и держит.
Не видим мы, а сердце видит
Сюжет надежды.