Леа Гольдберг. Радиолекция Зои Копельман.

Леа ГОЛЬДБЕРГ

11-я радиобеседа из цикла «Российские евреи – ивритские писатели» расскажет о замечательной поэтессе, педагоге и писательнице для детей Лее Гольдберг.

Леа Гольдберг родилась в 1911 г. в Восточной Пруссии, в Кенигсберге (сегодня – Калининград, Россия), но первые годы ее жизни прошли в Ковне (сегодня – Каунас, Литва). По ее словам, Ковна была похожа на русский провинциальный городок и не изменила свой облик даже тогда, когда в 1920 г. превратилась в столицу Литвы (до 1940 г.). Леа Гольдберг на всю жизнь сохранила память о реках, на берегах которых раскинулся город, – Немане (Нямунас) и Вилии (Нярис), о живописных зеленых холмах и городской архитектуре. Семья Гольдбергов жила не в еврейском квартале. Их каменный дом стоял в окружении маленьких деревянных домиков, где в каждом палисаднике цвела сирень.

Первые слова (как потом – первые свои стихи) девочка  произнесла по-русски – это был язык, на котором разговаривали в семье. Семья была довольно ассимилированная, но хорошо сознающая свое еврейство: это в немалой степени определяло круг общения и в дальнейшем повлияло на  выбор школы (еврейской гимназии) для единственного ребенка.

С начала войны 1914-го года по дорогам России потянулись обозы с десятками тысяч еврейских беженцев, в одни сутки лишившихся крова и имущества. Наскоро организованные еврейские комитеты помощи не могли решить всех трудностей. Выселенная в одночасье вместе с другими соплеменниками семья Гольдбергов сначала скиталась по Белоруссии, а затем перебралась на Волгу и осела   неподалеку от Саратова, в маленьком городке Балашове, где нашли временный приют многие изгнанные из прифронтовой полосы евреи.

Самые яркие детские впечатления будущей поэтессы (с трех до семи лет) «связаны с окрестностями Волги. Очень маленький и не очень красивый Балашов… Воспоминания о днях зимы, о снеге, о снежных горках, которые мы строили, о снежных  бабах, которые мы лепили, о катании на санях»¹. В воспоминаниях сохранилось и то, что успело стать важной частью жизни – Леа очень много читала: «Перед этим, в бытность мою в Витебске, я вдруг обнаружила, что умею читать».

Семья Гольдбергов успела покинуть Балашов незадолго до того, как там начались антиеврейские погромы, и пережила несколько лет скитаний. Когда по окончании войны Гольдберги вернулись в Ковну, Литва, которая к тому времени больше века входила в состав России, уже провозгласила себя независимой республикой (1918).

Литву не зря называли «Эрец-Исраэль де галута» («Земля Израиля в мире изгнания»): на протяжении многих поколений еврейская община Литвы стяжала себе славу одного из важнейших культурных, религиозных и национальных центров мирового еврейства. В 1919 г. евреям Литвы предоставили социальную и культурную автономию, в рамках которой была учреждена система общин во главе с Еврейским национальным советом. 90% еврейских детей обучались в еврейских школах разного направления. В одну из таких школ – ивритскую гимназию в Ковне – поступила семилетняя Леа Гольдберг и проучилась там с первого до последнего класса (1918–1928).

В школе Леа чувствовала себя несчастной и одинокой, особенно первые три года. Дети в классе разговаривали на идише, а Леа его не понимала. К тому же она была очень стеснительна и страдала от этого. Поэтому «в 8 лет я придумала себе мир из книг, а свою настоящую жизнь видела, как плохой сон». Ее интеллектуальные способности проявились рано, и директор гимназии часто повторял ее родителям, что их дочь – необыкновенная девочка.

Неизвестно точно, когда Леа Гольдберг начала писать стихи на иврите. Первые стихи она складывала по-русски, еще не умея читать и писать, – просто сочиняла и проговаривала вслух. И в школьные годы продолжала писать по-русски. Но с 1923 г. в ее дневниках и письмах появляются стихотворения на иврите (“спотыкающиеся”, по ее собственному мнению, из-за плохого знания языка).

Подростком 13-14 лет, она была погружена в чтение, читала на русском, иврите и немецком, главным образом, русскую и немецкую классику и современную ивритскую литературу, в частности писателей «бяликовской плеяды», а также Танах, который, как она признавалась подруге, «доставляет мне такое наслаждение, какого не может доставить ни одна другая книга». Ее письма и дневники содержат множество отзывов о прочитанном. С ранней юности она чувствовала себя причастной к литературному процессу на иврите и мечтала опубликовать собственные произведения.

Учась в последнем классе гимназии, Леа Гольдберг одновременно слушала лекции по русской литературе в университете Каунаса (так стала называться Ковна с 1920 года), где затем проучилась студенткой филологического отделения еще два года (1928 – 1930), а следом поехала продолжать учебу в Германию. В Боннском университете Леа блестяще училась на отделении семитских языков, а в Берлинском университете в 1933 г. получила степень доктора философии, защитив диссертацию по теме «Самаритянский таргум [перевод Библии] – источниковедческое исследование». Все эти годы она писала стихи на иврите и публиковала их в еврейских периодических изданиях Литвы и Палестины.

Сионистскими убеждениями Леа Гольдберг прониклась еще в старших классах гимназии, где многие учителя были сионистами. Тому способствовал круг общения юной поэтессы, так как будущее ивритской литературы в конце 20-х – начале 30-х годов 20 века связывалось, в первую очередь, с Землей Израиля. В сионизме Леа и ее знакомые видели реальный жизненный выход еще и в связи с ухудшением положения литовского еврейства: в 1926 г. в республике произошел государственный переворот и к власти пришли националисты, которые выдвинули лозунг: “Литва – литовцам”. С этого момента началось вытеснение евреев из экономики, политики, культурной жизни страны.

Однако Леа Гольдберг приехала в Палестину лишь в 1935 году, предварительно проработав несколько лет учительницей в еврейских школах Литвы. Правда, в Литве она участвовала в деятельности молодежной сионистской организации “Хе-халуц”, читала лекции об истории сионизма и о творчестве еврейских писателей, начала печататься в издаваемых в Тель-Авиве газете “Давар” и журналах “Ктувим” и “Турим” (соредактором первого и редактором второго был Авраам Шлионский). Когда в январе 1935 года она прибыла в Тель-Авив, ее ждала только что отпечатанная, еще пахнущая типографской краской первая книга ее ивритских стихов “Кольца дыма” (“Таб’от ашан”) – подарок от Авраама Шлионского и сплотившейся вокруг него молодежной литературной группы «יחדיו», т.е. «Вместе».

Написанные в Литве семьдесят стихотворений книги «Кольца дыма» – это единое поэтическое повествование от лица лирической героини, наделенной чертами и переживаниями автора, кстати, страстной курильщицы, что отражено в названии сборника. Забегая вперед, скажу, что Леа Гольдберг всегда считала себя некрасивой и из-за неброской внешности и интенсивной духовно-интеллектуальной жизни обреченной на неуспех у мужчин и на одиночество. Она и в самом деле никогда не была замужем, хотя не раз испытывала глубокое чувство к мужчине, и жила то одна, то с мамой. Фотографии сохранили образ хрупкой большеглазой еврейской девушки в обрамлении светлых волнистых волос, с дымящейся сигаретой в тонких пальцах, а несколько позже – умное, вдумчивое лицо с высоким чистым лбом, нитку бус в треугольном вырезе платья и опущенный в книгу взгляд. Видимо, она не любила сниматься, потому что на большинстве фотографий мы видим ее за чтением.

Основные ситуации ее ранней любовной лирики – это ожидание встречи, которое никогда не оправдывается, и – отчаяние, тоска после разрыва. Читатель никогда не посвящается в предысторию расставания – мы застаем героиню всегда одну, и если даже она обращается к мужскому персонажу, это диалог с воображаемым собеседником, с тем, кто ее уже не слышит.

Меланхолия и фаталистическая покорность одиночеству – главное настроение стихотворений сборника «Кольца дыма», в частности такого:

БЕЛЫЕ  ДНИ

Эти белые дни так длинны – будто солнца лучи.

Велико одиночество, будто большой водоем.

В небо смотрит окно, и широкое небо молчит.

И мосты перекинуты между вчерашним и завтрашним днем.

Мое сердце привыкло ко мне и умерило пыл,

примирилось и стало удары спокойней считать,

как младенец, что песню мурлычет и глазки закрыл,

потому что уснула и петь перестала усталая мать.

Как легко мне идти, мои белые дни, на неслышный ваш зов!

Научились смеяться глаза, не прося ни о чем,

И давно торопить перестали тягучие стрелки часов.

Велики и прекрасны мосты меж вчерашним и завтрашним днем.

                                   (Пер.? Антология Ивритской Поэзии, Ташкент, 2003, с. 237)

  В ишуве Лея Гольдерг сразу заняла видное место среди поэтов-модернистов круга Шлионского, хотя поэтика ее первой книги была совсем иной. В дальнейшем она стала писать в эстетике символизма и выпустила еще несколько поэтических сборников: “Зеленоглазый колосок” (1938), “Из моего старого дома” (1944), “О цветении” (1948), “Молния на заре” (1956), “Эта ночь” (1964) – и именно стихи составляют основную часть ее литературного наследия. В отличие от большинства современников, Лея Гольдберг не писала публицистические стихи на злобу дня и редко затрагивала специфически еврейские темы, хотя есть у нее сильные стихи о Катастрофе. Вее лирике звучат по большей части вечные, общечеловеческие темы, такие как природа, настроение, размышление, любовь. Вот отдельные строфы стихов из цикла «Зеленоглазый колосок» («שבולת ירוקת-העין»):

                       Повисла под радугой капля лазури

                       И – как колокольчик – звенит.

Впрягли небеса в набежавшую бурю

порыв потревоженных нив.

(«Радуга над полем»)

                       Есть зеленые братья у каждого стебля травы,

                       есть отец у деревьев, в глубоких садах запрятан,

                       лишь у белого гуся, как у синей дали, увы –

                       ни родни, ни отца, ни брата.

                                              («Гусь»)

Или такое характерное для нее стихотворение из книги «О цветении» (« על הפריחה»):

                       Прекрасна дальняя звезда –

                       как колокольчик на небесной шее.

                       Прекрасна дальняя звезда –

                       в ночи, печалью переполненной моею.

                                                         («Звезда»)

Лея Гольдберг виртуозно владела мастерством стихосложения, а потому активно пользовалась и такими классическими европейскими формами, как терцина и сонет, имеющими в ивритской поэзии свою историю. Более того, наряду с обычными 14-ти строчными сонетами, называемыми на иврите “золотая песнь” (“шир захав”), так как сумма численных значений букв – гематрия – слова “захав” (золото) равна 14, она писала также 13-строчные сонеты, названные ею “песнь любви” (“шир ахава ”), поскольку гематрия слова “ахава “ (любовь) составляет 13.

Помимо стихов, перу Леи Гольдберг принадлежат несколько книг прозы – повести “Письма из мнимого путешествия” (“מכתבים מנסיעה מדומה”, 1937) и “И он – тот светоч” (“והוא האור”, 1946), а также пьеса, которую, кстати, изучают в большинстве израильских школ – «Хозяйка замка» («בעלת הארמון», 1956). Героиня повести “И он тот светоч” – девушка-студентка, живущая в Литве. Она вынуждена бороться с постоянным чувством неуверенности в себе, которое внушает ей  психическая неполноценность родных. Эта история напрямую  связана с  личными биографическими обстоятельствами Леи Гольдберг, а именно – с тяжелым заболеванием ее отца, который не перенес тягот и унижений в годы вынужденных скитаний и кончил дни в лечебнице для душевно больных, когда его дочь была еще школьницей.

В пьесе «Хозяйка замка» рассказывается о немце, который спас еврейскую девушку и прячет ее в своем особняке, не позволяя – ради ее же блага – внешнему миру проникнуть внутрь. Однако спаситель влюбляется в девушку и, боясь ее потерять, не сообщает ей об окончании войны, отчего сознательно превращает убежище в роскошную тюрьму, а себя – в тюремщика. Эта психологическая этическая драма была поставлена в Тель-Авиве Камерным театром и имела большой успех.

Вообще связь Леи Гольдберг с израильским театром возникла почти сразу после ее приезда в страну. Широкая образованность, знание мировой литературы и драматургии позволили Лее Гольдберг в течение почти двадцати лет выступать в  качестве постоянного театрального критика в газетах “Давар” и “Аль ха-мишмар” (в последней редактором был Шлионский), а с 1949 г. она стала литературным консультантом театра “Габима”.

Лея Гольдберг привезла с собой европейскую образованность, глубокое знание русской, немецкой, французской литератур. Она испытывала неодолимую потребность поделиться этим богатством с молодым поколением израильтян, расширить их представления о мировой культуре. Это побудило ее заняться переводами произведений русских, немецких, французских, английских, итальянских классиков. Свободно владея несколькими европейскими языками и будучи талантливым прозаиком и поэтом, Лея Гольдберг одинаково успешно переводила на иврит как прозу, так и стихи. Со многими шедеврами европейской классики израильская публика познакомилась именно благодаря Лее Гольдберг, среди них произведения Шекспира, Бодлера, Верлена, Рильке, Ибсена, Генриха Манна, Чехова, М. Горького, Ахматовой и др. Обращаясь к переводческой деятельности, она, как и Шлионский, прежде всего тщательно изучала биографию автора, его время, круг его идей. Так, несколько лет она проработала в библиотеке и архиве Флоренции, изучая жизнь и творчество Франческо Петрарки, а потом выпустила книгу с рассказом о нем и переводом большинства его сонетов. А сделанный ею перевод «Войны и мира», который знатоки считают едва ли не лучшим из всех переводов этого романа на иностранный язык, завершился выходом в 1959 году ее исследовательской монографии “Единство человека и мироздания в творчестве Толстого”.

Леа Гольдберг была любимой писательницей многих поколений израильских детей и их родителей. Она не просто замечательно писала для малышей, она стала основоположницей ивритской детской поэзии, развивая на иврите художественные принципы Корнея Ивановича Чуковского – этому аспекту ее творчества посвящена специальная книга Леи Ховав². Одинокая женщина , не создавшая семейного очага , не испытавшая счастья материнства , Лея Гольдберг называла себя “тетушкой всех детей”. Ее стихи и рассказы для малышей сердечны и забавны, она переложила для них веселые истории, которые сама знала и любила с детства , например, “Человек рассеянный” С.Я. Маршака («המפוזר מכפר אז”ר») и русскую народную сказку “Теремок” («דירה להשכיר»), перевела для ребят постарше повесть В.П. Катаева “Белеет парус одинокий”. Ее книги для детей все время переиздаются и составляют золотой фонд ивритской детской литературы. Вот, например, начало детского стихотворения «Я дома один» в переводе Бориса Камянова :

Машина стоит у дома,

Дремлет под нею кошка,

Один я остался дома,

Мух погонял немножко.

Один я остался дома –

Стою и смотрю в окошко.

Мама пошла к бабе Дине,

А мне сказала с утра:

Ты только что после ангины,

Тебе под дождик нельзя.

Не возьму я тебя к бабе Дине,

Сознательным быть пора!..

И дальше Леа Гольдберг описывает, как мальчик томится и тоскует в одиночестве, как ему ничего не хочется делать, потому что он ждет – не дождется маму.

В отличие от окружавших ее собратьев по перу, Лея Гольдберг была не только писателем, но и крупным ученым – исследователем мировой литературы. Почти 20 лет, начиная с 1952 года и до самой смерти в 1970-м, она возглавляла созданную ею в Еврейском университете в Иерусалиме кафедру сравнительного  литературоведения, от которой с годами отпочковалась кафедра славистики.

Собственные наблюдения в области поэтики Лея Гольдберг обобщила  в книге “Пять глав об основах стихосложения” (1957), которая, несмотря на ее явную педагогическую направленность, не является руководством для пишущих стихи. Задачей автора была  популяризация знаний об основных законах стихосложения. Желание приблизить к поэзии далеких от нее людей, научить их понимать стихи и чувствовать стиль родилось у писательницы после многих лет преподавательской работы. Появлению этой книги предшествовали пять радиопередач для широкой публики, материал которых лег в ее основу. И сегодня меня радует, что я продолжаю ее просветительскую традицию.

Особая роль принадлежит Лее Гольдберг и в пропаганде русской литературы. Она много лет читала на иврите курс лекций по русской литературе для студентов Еврейского университета в Иерусалиме. Материал этих лекций частично опубликован в вышедшей в 1968 году (за два года до ее смерти) книге под названием “Русская литература 19 века” – это статьи о Пушкине, Лермонтове, Гоголе, Тургеневе, Герцене и Чехове. Поэтические переводы Леи Гольдберг с русского языка вошли в знаменитую антологию “Русская поэзия” («שירת רוסיה») под редакцией ее и Шлионского, изданную в 1942 году как акт солидарности с борьбой Советского Союза против нацизма и как дань поэзии, которая сформировала творческую личность обоих составителей книги.

К сожалению, лишь ничтожная часть литературного наследия Леи Гольдберг переведена на русский язык – отдельные стихи разных лет (ни один поэтический  сборник не переведен целиком), и переводы по большей части оставляют желать лучшего³. Мне хотелось бы закончить эту беседу известным сонетом Леи Гольдберг, который, как мне кажется, прямо отвечает теме нашего цикла:

СОСНЫ

Здесь не услышу голоса кукушки,

И дерево не спрячется в снегу,

Но среди этих сосен, на опушке,

Я снова с детством встретиться могу.

Звенят иголки сосен: жили-были…

А я сугробы родиной зову,

И этих льдов густую синеву,

И сосен тех слова, слова чужие.

Известно только перелетным птицам,

Которых держит в небе взмах крыла,

Как с болью двух отчизн смириться.

О сосны! Родилась я вместе с вами,

Два раза вместе с вами я росла –

И в тот, и в этот край вросла корнями.

                                      1954

(Перевел Владимир Глозман)

---