Подборка стихотворений Марии Визи

Печатается по антологии Вадима Крейда: Русские поэты Америки. Первая волна эмиграции. (2014)

НАЛЕТ

Три самолета помчались в бой
(Будь осторожен! Господь с тобой!)

Вражеский город заснул давно.
В городе всюду темным-темно.

«Что же погибло в темноте?»
«Тридцать пять человек детей…»

Рядом с верфями был приют –
Верфи всегда при налетах бьют.

Два самолета вернулись домой.
Только один не вернулся – мой.

ГОД 1937-й

Душной ночью, погодой майской,
под огромной луной шанхайской,
где блестела речная гладь,

мы гуляли, ты помнишь, вместе, –
это было назад лет двести,
или день один? Не понять.

К терпкой радости, к сладкой боли
расцветали купы магнолий
в дальнем набережном саду;

у причала спали шаланды,
и никто не слышал команды,
предвестившей злую беду.

А потом посыпались бомбы,
люди прятались в катакомбы,
напоилась кровью земля…

И нельзя мне простить сегодня,
что вошла без тебя на сходни
отходившего корабля.

ЭТЮД
Ю. Крузенштерн

С океана
надвигался туман, заволакивал небо, белесый,
лишь по дальнему краю блестел горизонта карниз.
Серебрились у взморья песчаные узкие косы,
И навстречу прибою насупленный горбился мыс.

Пеликаны,
поднимая крыло, точно острые топсели шхуны,
пролетали в кильватер, четыре, беззвучно, легко,
и почти задевая курчавые гребни бурунов,
как кочующий парус, скрывались за мыс, далеко.

А у камня,
на песке, где волна вырезает узоры по краю,
где богатства глубин оставляет небрежно вода,
розовея во мгле и бессильно лучи простирая,
потерявшая блеск, умирала морская звезда.

ТУМАН

Сегодня город мой покрыт туманом.
Играют в прятки люди и дома,
и в парке по деревьям и полянам
голубоватая стремится тьма.

Какой-то отблеск серебристый реет
Над очертаньем крыши и стены
и лица встречных делает добрее,
и улицы – похожими на сны,

ведущие в неявленные дали,
в ненайденный, давно искомый сад,
который мы когда-то загадали
так много городов тому назад.

И в сутолоке синей предвечья
вдруг чудится, что близко за углом
торжественно откроется преддверье,
обещанное каждому в былом;

и можно так легко простить обиды,
и грязь, и камень, и цемент, и дым
скрываются дорогой Атлантиды
под этим сном туманно-голубым.

12 января 1961

* * *
Белая апрельская луна,
и, остановившись в этом миге,
кружевом курчавилась волна,
точно на пейзаже Хирошигэ.

Там, где горизонта полоса,
лунный луч своей рапирой тонкой
осторожно тронул паруса
уходящей на ночь в море джонки.
Мы следили, стоя там, одни,
как в воде у самого причала
инфузорий вспыхнули огни;
слушали, как тишина молчала,

и за то, что мы стояли там,
нам присуждено хранить навеки
в памяти, как нерушимый храм,
эту ночь в порту Шимоносэки.

9 мая 1962

В ЗАПАДНЫХ ГОРАХ (WESTERN HILLS)

Гроздья красных предосенних ягод,
сосен серебристые стволы,
золотые крыши дальних пагод,
пряный запах хвои и смолы.

Вьется тропка под гору крутая,
а внизу, в ложбине, монастырь.
Жарко солнце моего Китая,
ярко небо, – синева и ширь.

Тан-чже-сы… Приветливые ламы
путнику выносят свежий чай.
Ностальгия – расставанья драмы –
разве сердцу скажешь – «Не скучай»?

30 января 1985

БИОГРАФИЯ

В Финляндии шумели сосны.
Неслись куда-то поезда,
летели мимо зимы, весны
и не вернутся никогда,
как те, давнишние года.

Потом – снега Сибири дальней,
где реже встретишь города,
где небо шире и хрустальней.
И снова мчатся поезда,
и нам неведомо куда.

Минуя поле гаоляна
из давних лет, издалека
другой приносит поезд рьяно
в края, где Желтая река
так неприветно широка.

Что после? Горы. Сант Невада.
в долине редкий огонек.
Стучат колеса, значит, надо
в далекий путь, на долгий срок…

Но вдруг… к какому-то вокзалу
замедлил поезд. Вот перрон.
И багажа как будто мало!
Да, впрочем нужен уж не он…

У ОЗЕРА

Светилось озеро тихим светом
Послезакатного торжества
С низким поклоном и приветом
К самой воде сошла трава.

Еще по воде ходили блики,
Еще розовела поверхность вод,
Еще последние птичьи клики
Сзывали к вечерне свой приход.

Но кто-то песню запел людскую
На дальнем краю лесной глуши,
Как будто хотел передать, тоскуя,
Великую скорбь земной души.

И птичьи клекоты замолчали,
И стало тихо по всей земле,
И только эхо людской печали
Дрожа, катилось в озерной мгле.

ВЕТЕР, ВЕТЕР ПЕЧАЛЬ РАЗВЕЙ…

В городе Козельске было срок церквей,
А теперь, все, что есть –
Шесть.

В одной еще можно молиться, стоять;
Забиты, забыты другие пять,
Давно в дверях не стоит толпа,
Давно к дверям заросла тропа.

А в Оптиной Пустыни кирпичи
Разбросанные лежат,
Нигде не горит ни одной свечи,
И колокола молчат –

Молчат, потому что разнесены
По дальним краям большой страны,
И древних икон потерялся след,
Там, где были, их больше нет.

Только один в лесу стоит
Брошенный, старый, намоленный скит.
И расцветают, как прежде, весной
Цветы за разбитой церковной стеной.

НОЧНОЕ

Ночь бесконечная тащится.
Ах, далеко до восхода…
Звездное небо таращится,
бликами падает в воду.

Гаснут костры у становища,
пахнет полынью и мятой.
Из лесу вышли чудовища
тенью ночною, косматой.

ПОМИНКИ

На равнине черной печали,
что крылом задела война,
полевые цветы молчали,
и на них глядела луна.

Где вчера корежились танки,
там сегодня из-под земли
красно-огненные саранки,
будто капли крови взошли.

А под ними – белые кости,
где разгар атаки утих.
Прилетайте, вороны, в гости –
Громким граем плачьте о них!

* * *
Был океан суровый цвета стали
и низко чайки над водой летали,
когда входили в бухту корабли.

Лохматая вилась бурунов пена,
гудела над фарватером сирена
и серого тумана клочья шли.

На кораблях веселые матросы
последние сворачивали тросы –
довольны, что закончился аврал.

Был океан вечерний цвета стали
и гавани огни уже блистали…
А что сулила ночь, – никто не знал.

НА ЗАРЕ

Шли тропой лесных извилин при луне.
Грозно гукал черный филин на сосне.
Только нас ничто не смело испугать –
На опушку вышли смело через гать.
А потом восход встречали у реки;
Пели песни на причале рыбаки.
Розовел и золотился тихий плес…
Нам тогда еще не снился омут слез.