Творческий диалог Аспазии и ее супруга Яниса Райниса.
Мир не привязан к людям
Стихи. С латышского. Перевод Ольги Петерсон
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 6, 2016
Жена Я. Райниса.
В Латвии 2015 год был объявлен годом 150-летия двух классиков латышской поэзии — Яниса Райниса и Аспазии. Впервые издан латышско-русский двухтомник стихов Райниса «Время других» и Аспазии «Крылья будней».
Стихи Яниса Райниса переводили В.Брюсов, А.Ахматова, А.Тарковский, Д.Самойлов, В.Рождественский. К стихам Аспазии переводчики обращались реже, и русскому читателю они практически не известны. Обе книги — это первые сборники стихов Райниса и Аспазии на русском языке, над которыми работал один переводчик.
Книги привлекли внимание не только коллег по литературному цеху и латвийских любителей поэзии. Режиссер Кирилл Серебренников так отзывается о работе переводчика: «Это была трудная задача: донести до русского уха, чуткого к поэзии, стихи, написанные на языке, который в начале XX века был создан вручную поэтом и народным духовным лидером Янисом Райнисом. Его поэтический “первоязык” состоит из обыденных и архаичных латышских слов, из сконструированных им самим слов, из заимствований… В прежних переводах этот язык не был передан в полной мере, потому что большие русские поэты, переводя стихи Райниса по подстрочнику, зачастую создавали собственные произведения, как это случается в поэзии. Но Ольга Петерсон — переводчик, владеющий двумя языками, принадлежащий в равной степени к двум культурам, поэтому чувство языка и точность передачи ей нигде не изменили. Более того, поэзия Райниса, сложная, изысканная, философская, парящая над прозой жизни и не сегодняшняя, с помощью переводчика шагнула в XXI век и воспринимается русским читателем как свежий, новый язык, не утративший характерные свойства “первоязыка”».
Театральный критик Нина Агишева-Николаевич делится впечатлениями о книге Аспазии: «…Всю свою жизнь эта великая женщина и гениальный писатель-романтик сознательно уходила в тень своего мужа — Райниса. А между тем они на равных создавали современный литературный латышский язык. Передать его особую образность, выразить мятущуюся душу Аспазии, ее поиски свободы и красоты, отмеченные цветаевской мощью и ахматовской простотой, — эту сложную задачу блистательно решила переводчик Ольга Петерсон. Расположенные рядом оригиналы и переводы обнаруживают глубинную общность двух культур и привлекают современной поэтической интонацией».
Янис Райнис
Восходящий на гору
…И станет одиночество всё глуше,
Друзья устанут за тобой идти,
Всё реже встретишь ты родную душу
Или простой цветок на полпути.
И их не будет — горы тишиною
Охватят с е р д ц е и сожмут в горсти;
Ты на вершинах не найдёшь покоя:
Вокруг тебя ледовый вечный щит,
А вся тоска земли в груди горит.
(Из сборника «Далёкие отзвуки в синем вечере», 1903)
Королевна
В грозный день однажды
Кровь хлестала ливнем,
Скрылся в бездне замок с королевной…
Дева-королевна
В замке под землёю
Ровно шесть веков сидит за прялкой.
В том янтарном замке
Пол зелёно-медный,
Свод жемчужный и стальные балки.
Королевна крутит
Громовую прялку:
Нити — молнии, катушка — яхонт.
С золотого трона
Смотрит вдаль угрюмо.
Чёрный пёс у ног её на страже.
Пёс поводит мордой,
Раздувает ноздри,
На земле почуяв запах крови…
Грозный день наступит,
Кровь прольётся ливнем,
И восстанет замок с королевной.
Королевна выткет
Полотно из света,
В радугу вплетая стрелы молний.
Полотном из света,
Солнечною тканью
Всех согреет, всех, кто обездолен.
(Из сборника «Далёкие отзвуки
в синем вечере», 1903)
Голос и отголосок
Где любовь, что во мне жила?
Предала.
Где то, что свято и дорого мне?
Упало в цене.
Где мои сады в цветущей красе?
Голые все.
Где мои сыны из огня и стали?
Убиты и тенью стали.
Время проехало колесом по судьбе —
Но я не изменил себе.
Под колесом всё сделалось пылью-трухою —
Снова построю.
(Из сборника «Конец и начало», 1912)
Моя радость
— Где радость, покажи! — Она не близко.
— Легко найти? — Глаза не прогляди.
— Пойдёшь с утра, покуда солнце низко?
— В ночь, на костёр, горящий впереди.
— Путь долог? — От рассветов до рассветов.
— Что по дороге? — Пекло да стерня.
— Где встретишь ты её? — У края света.
— Узнаешь как? — Ждёт пастырь у огня,
Обняв ягнят. — Он ждет других! — Меня.
(Из сборника «Конец и начало», 1912)
Утешение
А если труд я не закончу свой,
И ночь меня накроет с головой?
А если те, что завершат мой труд,
Его нескоро миру отдадут?
– Ступай спокойно! Так устроен свет:
Есть лучшие, незаменимых нет.
Мир не привязан к людям, потому
Себе ты нужен, больше — никому.
(Из сборника «Конец и начало», 1912)
Старая домовина
Я поднял крышку старой домовины,
Встал спёртый дух — он странен и знаком:
Мне жизнь, истлевшую наполовину,
Из мрачных недр являет вечный дом.
Там прель моих страданий, гниль болезни,
Там грязь души, замытая с трудом,
Останки мыслей с именем «Исчезни!»,
Там и один росток надежд моих
Совсем истлел… Так много было их.
(Из романа в стихах «Пять эскизных
тетрадей Дагды», 1920—1925)
Блудный сын
Тьма, дождь, и ветер воет за окном.
Босой, в отрепьях, еле он влачится.
Вам кажется, что это в отчий дом
Раскаявшийся блудный сын стучится?
Но гляньте, он не сломлен, и огнём
Карающим сверкает багряница
Сквозь дыры ветхого рванья на нём.
Нет, не служить вам он идёт упрямо,
А вас судить и вас изгнать из храма.
(Из сборника «Далёкие отзвуки
в синем вечере», 1903)
Аспазия
Жизнь — не Бетховена соната
Жизнь — не Бетховена соната, нет,
Не прогремит, как гром, в горах играя,
Она мелка, ничтожна и узка.
Найдётся ль в ней трагедия такая,
Чтоб вознесла или повергла в прах?
Нет, жизнь всего лишь улица кривая,
Которая нас в сторону ведёт
Другой дорогой от великой цели,
А дальше мы плутаем в темноте.
Вдали, как миражи, мерцают еле
Наш прежний пыл, стремленье и порыв —
Их спрячет время под слоями прели;
Тогда забудем в бестолковой гонке,
Зачем, откуда и куда несёмся,
Пока сухим листком от ветки тонкой
От жизни наконец не оторвёмся.
(Из сборника «Сумерки души», 1904)
Ветер родины
Вниз в тесноту, крыло в крыло вжимая,
Бросаюсь я нырять между углами,
Играть на крышах, с дымом дым сплетая,
Трепать солому, вверх её швыряя,
Ах, кабы видеть то, что за домами!
Туда хочу я, где мой род и раса
Не знают сна и отдыху не рады,
Где сонмы злых сестёр, летящих разом, —
Обильных капель в ледяных кирасах —
Секут и хлещут землю острым градом.
Но я от них любви не ожидаю,
Я полечу обняться крепче с братом —
Ударом молнии, что страх рождая
И плащ светлее утра раскрывая,
Мир заливает блеском синеватым.
Хочу я дальше, дальше — к солнцу в гости,
Где вьёт гнездо орёл на скальной круче,
Где по степям белеют волчьи кости, —
Куда бы ни было меня забросьте,
Я буду продолжать свой путь летучий!
Я убегу от принужденья, чтобы
Всё дальше, только дальше мне стремиться
Туда, где не держал, не ждал никто бы
И где, свободен от любви и злобы,
Я мог бы вихрем бесконечно виться.
Но если бы я наконец остался
С великою свободой, только с нею,
Я всё, я всё стряхнул бы и помчался,
Чтобы мой след в пустыне затерялся,
Саму бы жизнь я сбросил не жалея!
(Из сборника «Ворох цветов», 1911)
Крылья будней
И в буднях есть золото —
Только отрой!
Лицо у будней закрыто
Серой фатой.
Будни только и ждут:
«Попробуй-ка нас открыть!»
Есть и у будней загадки,
Отчего не решить?
Будни, думаешь, мелочь —
Не праздник, не именины.
Зато из будничной мелочи
Сложены величины.
Смотришь на будни, они тебе
Кажутся дрянью да пылью.
Глубже копай, ищи,
И вырастут крылья.
(Из сборника «Простёртые крылья», 1920)
Двоесущее
Полузвезда иль получеловек,
Сквозь жизнь мою ты шёл, не открываясь,
И дальше всё уходишь, обращаясь
То белым ослепительным свеченьем,
То чёрным ужасающим виденьем,
По-прежнему все тайны хороня.
*
Меж осенью и позднею весной
Ты радужными яркими лучами
И блещущими пёстрыми цветами
До самых слёз распахивал мне зренье,
Мне сыпал драгоценные каменья
В подол, играя ими и звеня.
*
Меж настоящим и минувшим бытиём,
В том, что зовётся смертью остальными,
Живой ты предо мной стоишь поныне.
Едва ли только слышишь ты — не знаю, —
Как, словно Богородицу, пронзая,
Все семь мечей проходят сквозь меня.
(Из сборника «Путешествие души», 1933)
Золотая роса
Мы не начало и не окончанье,
И все несёмся с бурей бытия.
К чему тревога, суета, печали,
Когда бессильно собственное «я»,
Когда живем мы ни себе, ни людям —
Мы только капля во вселенском море,
Луч света в звёздном мировом соборе.
Мы связаны великою войною,
Где бьются свет и тьма на пораженье,
И среди звёзд крутящейся толпою
Мы в такт звучим и как по мановенью
Из стройного космического хора
Выскакиваем, словно метеоры.
Нет нас? Есть мы? Нас кто-нибудь желает?
Ныряем вглубь, летим ли над верхами,
Кричим от боли иль поём стихами,
Нас и не слушают, и не читают!
Мы золотой росою выпадаем,
И всех нас утром солнце собирает.
(Из стихов, не опубликованных в сборниках)
