Статья Михаила Козлова «Глаза Акилины Векшиной»
Опубликовано: газета «Удмуртская правда», 12 апреля 2006 года
В конце 1997 г. – начале 1998 г., собравшись написать книгу о граховском периоде жизни Акилины Григорьевны Векшиной (Ашальчи Оки) к ее 100-летнему юбилею, перелистал немало литературы. Должен признаться: удмуртского языка я не знаю – не сказать, что вообще, но, понимая что-то, общаться на этом языке не умею, хотя во время работы в типографии районной газеты в конце 50-х перебрал тысячи слов и даже научился находить грамматические ошибки – по интуиции, конечно. Потому, наверное, когда, будучи депутатом Госсовета Удмуртской Республики, принес в издательство свой проект, меня приняли без особого энтузиазма и серьезно предупредили чуть ли не о судебной ответственности в случае, если выявится факт заимствования каких-либо текстов, документов и фотографий из существующей литературы.
Книжка «Ашальчи Оки. Из Граховских дневников» вышла, притом с благословения самого А.А. Ермолаева, и никто в суд на меня не подал. Видимо, не было на это оснований. Хотя портрет Ашальчи Оки на обложке издания не мог быть свежим, так как был исполнен еще в начале тридцатых годов прошлого столетия.
Вот с этого места и хочу начать разговор о глазах Акилины Григорьевны Векшиной, которые я мог видеть и, скорее всего, даже видел, потому что в 1971, 1972 годах, затем и в начале 1973-го я приезжал в Алнаши на встречу с редактором газеты «Алнашский колхозник» М.П. Кузнецовым, а однажды вместе с ним присутствовал на совещании в зале заседаний райкома партии и именно тогда обратил внимание на фамилию Векшина. Но тогда не было разговора об Ашальчи Оки – о ней громко заговорили после ее смерти и в полную силу на торжествах по случаю 90-летия со дня рождения поэтессы, которые проходили в Ижевске на ул. Советской, 1, в Удмуртском драматическом театре.
О физической красоте человека принято судить прежде всего по глазам, и это представление, пожалуй, у каждого со школьной скамьи: с уроков об искусстве Микеланджело, Леонардо да Винчи, великих русских художников Тропинина, Крамского, Кипренского, Репина, Сурикова, Глазунова… Точно могу сказать, что глаза Акилины Векшиной не вписываются в рамки того шаблона о красоте.
Начиная работу об упомянутой книге «Ашальчи Оки. Из Граховских дневников», не раз побывал в селе Алнаши, встречался со старшим научным сотрудником Дома-музея Ашальчи Оки Л.И. Посадовой, с медсестрой Н.М. Фадеевой, вместе с Л.Г. Векшиной участвовавшей в ликвидации трахомы, – в ее ветхой квартире изучал фотографии из семейного альбома в течение нескольких часов. В Доме-музее просмотрел все документы и фотографии, связанные с жизнью Акилины Григорьевны. И, наконец, когда внимательно всмотрелся в фотографию Акилины Григорьевны в исполнении Алексея Афанасьевича Ермолаева, удмуртского критика и литературоведа, пожалуй, самого главного человека среди всех удмуртских литературных деятелей – после Кузебая Герда, рассказавшего правду об Ашальчи Оки как о дочери удмуртского народа, вобравшей в себя все лучшие качества женщины-удмуртки, сделал для себя открытие: лучшей фотографии нет и быть не может. Такую скромную, одаренную, мудрую женщину с озабоченными глазами великой труженицы Алексей Афанасьевич запечатлел в своей уникальной фотоработе в начале шестидесятых годов, как мне сказали, самым дешевым фотоаппаратом «Смена». Тогда Алексей Афанасьевич был главным редактором Удмуртского книжного издательства – после окончания факультета журналистики МГУ.
Сейчас также точно могу сказать, что в архивах всех уровней невозможно найти фотографии Акилины Григорьевны смеющейся, веселой и тем более очень веселой, потому что такой ее в общении не видели. Но и злой она никогда не была, ее помнят только доброжелательной и задумчивой.
Кого в Векшиной было больше – поэта или врача? Ее поэтическое творчество заглушили репрессиями в начале тридцатых. Как врач она раскрылась полностью. Профессия ее была самой сложной, самой впечатляющей – Акилина Григорьевна значительную часть жизни имела дело с глазами больных людей. В Алнашской больнице она возглавляла работу трахоматозного диспансера. Кроме того, по воспоминаниям племянницы К.Н. Стрижовой (Векшиной), Акилина Григорьевна постоянно ездила по деревням и проводила подворные обходы.
По воспоминаниям современников и соратников, Акилина Григорьевна работала на износ. Вот что говорит по этому поводу героиня очерка Светланы Калашник фронтовая подруга Векшиной Нина Григорьевна Шаланина: «Работая с тяжелобольными, которых нельзя было перевозить, Лине Григорьевне приходилось делать сложнейшие операции с осложнениями газовой инфекции. После сильных взрывов осколки снарядов вместе с пылью, землей, пропитывая одежду, обувь, врезались в тела бойцов. Из-за этого рана мгновенно росла, ноги или руки как бы вздувались, становились серого цвета, лица раненых на глазах бледнели. Считанные минуты решали все. Гангреновый газ быстро распространялся по телу. Выход оставался один: ампутация. И так за сутки несколько сложнейших неотложных операций. Вот один из многих случаев, когда она сделала все возможное, но смерть в этом поединке оказалась сильнее. Она вдруг села на груду ваты, закрыла лицо руками и сквозь слезы шептала: «Господи, господи…» («Осто, осто…»). Мы плакали вместе с ней. Никто ее не решался успокаивать…
В памяти моей она осталась человеком высокой культуры».
Но она никогда не пыталась подчеркнуть своего интеллектуального превосходства над другими. Так рассказывала об Акилине Григорьевне ее фронтовая подруга, так говорят и ее гражданские сотрудники и сотрудницы, близкие родственники, друзья.
Глаза Акилины Григорьевны видели много чужого горя, чужих страданий – и эти страдания она всю свою жизнь пропускала через себя. Она плакала, иногда даже смеясь. Потому ни один фотообъектив и даже взгляд талантливого удмуртского художника С.Н. Виноградова, повторившего, по существу, позу Ашальчи Оки, пойманную не менее талантливым А.А. Ермолаевым, не сумели зафиксировать Акилину Григорьевну в другом образе, потому что в другом образе она быть не могла – в силу своего характера, высоких человеческих достоинств.
